Первый Император. Дебют (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич - Страница 6

«Московскiя вѣдомости». 02.01.1901 г

«Германия. Спущенный на днях на воду в Штетине броненосный крейсер «Богатырь», как сообщают газеты, по своим размерам является одним из самых больших судов нашего военного флота… Водоизмещение крейсера 6 300 тонн, машины — в 19.500 индикаторных сил должны давать ход судну 23 узла в час… Все орудия скорострельные…»

«Петербургскiя вѣдомости» 23.01.1901 г.[10]

[1] «Авиационный марш», слова П. Германа

[2] Подлинные записи из дневника Николая II за 26 октября и 6 декабря1900 г. Предложение действительно оборвано на предлоге «до»

[3] Сумасшедший дом

[4] Подлинная запись Николая Второго

[5] Екатерина Первая, вторая и любимая жена Петра Первого

[6] Евдокия — первая жена Петра. Софья — сестра Петра Первого и регентша над ним и его братом Иваном. Свергнута Петром и отправлена в монастырь

[7] «Посмертные записки Пиквикского клуба» — книга, довольно резко высмеивающая английские порядки. Напомню, что Александра воспитывалась в Англии и обожала эту страну. Реальный Николай Второй тоже был англофилом, поэтому выбор этой книги для окружающих должен выглядеть странным

[8] Мадлен (Магдалина) Занотти — старшая камер-юнгфера императрицы Александры Федоровны, приехавшая с ней из Дармштадта

[9] Название Транссибирской железной дороги в то время

[10]Даты в публикациях российских газет даны по старому стилю, в иностранных — по новому. Реальные заметки из газет того времени адаптированы к условиям альтернативного мира

Наш лозунг должен быть один —

учиться военному делу настоящим образом… [1]

Дневник императора Николая II

1 января 1901 г. Понедельник. Дай Бог, чтобы новый, нарождающегося столетия, год принес России и нам счастье, мир, тишину и преуспеяние.

Верю твердо, что Господь подкрепит меня и наставит вести нашу горячо любимую родину по правому пути — самоулучшения и самоукрепления.[2]

Российская Империя, Крым, Севастополь, начало января 1901 г.

Севастополь зимой беспечен, весел и несколько ленив. Уехали летние курортники, зато на улицах не протолкнуться от морских офицеров и матросов. На зиму все корабли, включая плавающую Практическую эскадру, становились на прикол, находясь в вооруженном резерве. Экипажи переселялись в казармы, а офицеры жили на квартирах. Традиция, оставшаяся со времен парусников, для которых рискованно было ходить по штормовому морю, а сейчас оправдываемая «экономией денежных средств» и «сбережением машин и механизмов». То, что от этого перерыва страдает боевая подготовка, никого особо не волновало, ибо — «так было принято». Но надо признать, что боеготовность Черноморского флота в целом все равно оставалась выше, чем Балтийского. Так было и во время недавнего Рождества и Нового года. Но буквально пару дней назад все внезапно переменилось.

В гавань Севастополя, в которой отстаивались переведенные на зиму в вооруженный резерв броненосцы, вошла личная яхта императора «Штандарт». Так как по флагам было ясно, что самого царя на корабле нет, особого интереса ее прибытие не вызвало ни среди припортовой публики, ни среди зевак. Обычное любопытство, как к любому появившемуся зимой в порту пароходу. Даже когда с борта сошли великий князь Александр Михайлович и какой-то придворный чин, наблюдатели нисколько не взволновались. Ну, приплыли и приплыли, мало ли какие дела могут быть у командира броненосца «Ростислав» и его сопровождающего в Севастополе. Поэтому никто и не заметил, что великий князь и придворный чин сразу посетили дворец на Городском холме, в котором после их визита отчего-то поднялся переполох. И такое начиналось в тот день во всех местах, удостоенных посещением высоких особ.

Сам Александр Михайлович, посетив резиденцию главного командира Черноморского флота и начальствующего над портами, сразу же отправился в казармы своего тридцать пятого экипажа. А его сопровождающий, флигель-адъютант Его Императорского Величества Александр Мосолов, повстречался еще и с градоначальником контр-адмиралом Федосьевым, а также с местным главным жандармом. После чего убыл на яхту, немедленно поднявшую якоря и покинувшую без всяких дополнительных происшествий гостеприимную бухту. Зато великий князь остался в городе. В котором и началось неожиданная для всех и непонятная бурная деятельность.

Сначала по улицам, словно принесенные ветром, забегали озабоченные матросики, вызывая офицеров, оставшихся на зиму в Севастополе, в экипажи. Первоначально только в тридцать пятый, а потом и в большинство остальных.

Наконец обыватели получили новую животрепещущую тему для обсуждения. На стоящих в гавани броненосцах «Синоп» и «Ростислав», входивших в Практическую эскадру, а также на «Двенадцати апостолах» неожиданно появились команды и начались работы по расконсервации. Причем велись они авральными темпами, словно перед войной, к работам привлекли даже рабочих с заводов.

В городе сразу же поползли самые разнообразные слухи и среди жителей постепенно образовались три группы. Первая, самая малочисленная, утверждала, что это действительно подготовка к Высочайшему смотру и учениям с выходом в море. На это две другие отвечали с усмешкой, что такого просто не может быть, потому что такого никогда не было. А вот при угрозе войны, как в 1897–1898 годах, во время армянских волнений, Практическая эскадра была в кампании даже до мая. На резонные же замечания, что к походу готовятся только три броненосца и несколько малых судов, а не все, эти собеседники отвечали, что, скорее всего, просто не хватает возможности готовить сразу весь флот. При этом все сторонники угрожающего войной положения тоже разделились на две неравные группировки. Меньшая утверждала, что намечаются какие-то очень нехорошие события в Турции и флот готовят к ним. При этом самые отчаянные делали намеки на возможность решения проблемы Проливов. Но самая многочисленная связывала эти приготовления с событиями в Китае, где еще продолжались отдельные вспышки боксерского восстания, а заодно и переговоры о будущей судьбе этой страны. Эти с таинственным видом намекали, что «англичанка гадит» в Китае и Европе, а поэтому срочно готовят флот к возможной «демонстрации» у Босфора.

В салоне жены градоначальника, который часто посещали не только местные гражданские чины, но и офицеры флота, был намечен званый ужин, переходящий в прием «для своих». И сегодня его как раз посетили двое из них — командир «Двенадцати Апостолов» капитан первого ранга Вишневецкий и старший офицер «Ростислава» лейтенант князь Путятин. Поздоровавшись и оставив с разрешения хозяйки кортики на столике перед зеркалом в передней, они практически одновременно вошли в гостиную. Где их встретило приветственным гулом собравшееся общество.

— Федор Федорович, Николай Сергеевич! Ну наконец-то. Проходите, проходите, присаживайтесь господин капитан первого ранга, господин лейтенант, князь!

— Познакомьтесь — чиновник по податному ведомству господин Игнатьев.

— Очень приятно, очень!

— Господа, господа. Я думаю, мы наконец-то сможем внести ясность в наш безрезультатный спор!

— А о чем спор, господа? — удивился Федор Вишневецкий.

— О ваших же кораблях, господа офицеры.

— О наших броненосцах? И спорить не о чем, — удивился уже Николай Путятин, одновременно ловко заправляя предложенную ему салфетку. — Готовимся к практическим стрельбам и Высочайшему смотру.

— Зимой? Из каких соображений? Беспрецедентно! — удивилось сразу несколько гостей.

— Его Императорскому Величеству виднее, — ответил, как старший по званию, Вишневецкий. — Государь, как мне кажется, решил проверить нашу готовность к возможным внезапным изменениям обстановки на море.