С ключом на шее (СИ) - Шаинян Карина Сергеевна - Страница 1

Той ночью ей снова приснился город О., пустой и мертвый под маленьким бледным солнцем. Колючий от соли ветер царапал перекресток рядом с седьмой школой, и нарисованные на торце соседней пятиэтажки гигантские нефтяник и нефтяница, когда-то казавшиеся такими красивыми, истерлись, превратившись в тусклые пятна. Время их съело. Так говорил Голодный Мальчик: «Время съело» — и ухмылялся дыркой на месте позднего молочного зуба.

Она перешла безлюдную улицу, стараясь не наступать на трещины в заметенном песком асфальте, и через пыльные заросли пижмы и полыни начала пробираться к развалинам взрослой больницы. Сухие прошлогодние стебли чиркали по голым рукам. Царапины тут же вспухали красными валиками и страшно зудели; она бессознательно драла их ногтями, слишком сосредоточенная на скрытых травой колдобинах под ногами, чтобы заметить, чем заняты ее руки.

Крыша больницы давно рухнула; из обломков стен торчала ржавая арматура. Она перебралась через бетонные плиты, наваленные у входа, как кости великанского домино, побелевшего от морских ветров, и оказалась внутри. Под ногами заскрипел песок. Из разбитого окошка регистратуры пробивался чахлый куст ольхи; его скрюченные, полуголые ветви тянулись через коридор, как пальцы скелета. Она протиснулась мимо, прикрывая растопыренной ладонью лицо и вжимаясь в ненадежную стену. Ей нужно было дальше, в глубину здания. Обдирая ладони об шершавые обломки, она перелезла через внутреннюю перегородку и наконец оказалась в центре развалин.

От перекрытий остались только горы строительного мусора, и вся срединная часть больницы превратилась в одну гигантскую палату. Здесь всё заросло бурьяном; запах раздавленной ботинками пижмы почти не отличался от застарелого запаха лекарств, въевшегося в штукатурку. Ряд кроватей тянулся так далеко, что последние койки терялись в дымке. Люди на них, опутанные мутными трубками, едва угадывались под серыми одеялами. Все эти годы они так и лежали здесь, среди развалин главной больницы города О., абсолютно неподвижные, лишенные воли и чувств, но все-таки живые. Все еще живые.

Она увидела Фильку — он застыл на третьей или четвертой от нее койке. Ему по-прежнему было десять, и его брюхо вздымалось, как дряблый дирижабль. Она хотела окликнуть его, но голос ничего не значил в этом пронизанном холодным светом пространстве. Она шагнула вперед; под ногами захрустел битый кирпич. Лежавший на ближайшей койке взрослый открыл глаза. Мутные белки с тихим шелестом провернулись в глазницах, и она замерла в тщетной надежде, что этот человек не заметит ее.

Затянутые плесенью зрачки уставились прямо на нее. Она хотела позвать на помощь Голодного Мальчика, но ветер забил в горло холодный сухой кляп. Голодный Мальчик не придет. Теперь она вспомнила: она победила его, как победила этого человека с сосредоточенным взглядом убийцы. Сделала так, чтобы время их съело.

Лицо мужчины исказилось. Обрывая трубки капельниц, он поджал колени, загородился ладонями и закричал.

Яна Нигдеева шумно влетела на кафедру: короткие рыжие волосы — дыбом, бледное мальчишеское лицо пошло бурыми пятнами, воротник рубашки съехал набок. Хотела что-то сказать — и замерла посреди кабинета с воздетой к потолку ведомостью. Ярость в карих глазах сменилась оторопью.

И без того мрачноватое помещение теперь выглядело почти жутко. Между висящими на стене отвратительно-манерными театральными масками, притащенными из Индонезии завкафедрой Клочковым, кто-то прилепил несколько детских рисунков. Твари, изображенные на них, отдаленно походили на гномов, — но порожденных не фантазией сказочника, а ночными кошмарами. Написанные разной рукой и с разной степенью мастерства, все они выглядели гипнотически убедительно.

Боевой запал Яны иссяк, рассеянный парализующими эманациями этих существ. Она с трудом отвернулась от рисунков, скользнула взглядом по подоконнику, где поверх курсовых рыхлой грудой валялась тусклая тряпка — то ли старая сеть, то ли часть одежды, срезаная с мумифицированного трупа, — и хлопнула ведомость на кучу бумаг. Рухнула на стул, вытянув ноги на середину кабинета.

— Надо кофе, — пробормотала она, обращаясь к своим ботинкам. — Или пулемет. Кофе и пулемет. И розги.

Завкафедрой, нелепо-огромный для такого маленького кабинета, переминался рядом со своим столом, как боксер на ринге, поглаживая покрасневший шрам на лбу. В противоположном углу раздраженно листала курсовые Ирина. Обычно безупречная до незаметности, сейчас она выглядела чуть встрепанной.

— Так плохо? — краем рта улыбнулась она.

— Чистых кружек не осталось, — рассеянно отмахнулся Клочков. — Лучше скажите… Вы наверняка специалист в таких делах! Так скажите мне, Яна Александровна, как вызвать гномика?

— Намазать зубной пастой дверную ручку в туалете, — машинально ответила она.

— Видите! — торжествующе повернулся Клочков к Ирине. — Куда лезете со своими нитками? Выключить свет, намазать…

— Но вы не можете с этим работать, — перебила Яна.

— Начинается… — Клочков возмущенно покрутил толстой шеей.

— Вы заранее знаете правильный способ, — упрямо договорила Яна. — Вы — носитель. — Она прищурилась на сероватую ксерокопию статьи на столе Клочкова. — Ракарский? Вы бы еще Кастанеду в источниках указали!

— И укажу, если надо будет. Ты маньяк, Нигдеева! Я носитель фольклора, а не чумы!

— Это один черт… Жрать охота, — вздохнула она.

— Тебе вечно жрать охота…

— И кофе.

Не вставая, она дотянулась до кружки, поморщилась, глядя на размазанную по стенкам кофейную гущу. «Да тихо ты!» — громко сказал кто-то в коридоре. Из-за двери донеслись нервные смешки. «Давай, не бойся», — послышался отчетливый шепот. Дверь кафедры со скрипом приоткрылась, и в щель просунулась голова. Яна скользнула взглядом по полузнакомому лицу, гладким каштановым волосам.

— Это вроде твоя, — подсказала Ирина. Яна уныло кивнула.

— Зачет… — проговорила студентка. — Я опоздала… по уважительной… Можно?

— Очнулись! — фыркнула Яна. — На пересдачу.

Студентка упрямо протиснулась в кабинет, сжимая зачетку обеими руками.

— Но, Вендига Александровна… — решительно заговорила она — и оборвала сама себя, в ужасе прижав пальцы к губам.

«Ой, мама», — трагически выговорил кто-то за дверью. Клочков радостно подобрался.

«Сейчас закопает», — убежденно прогудел юношеский бас.

Студентка всхлипнула и бросилась вон.

— Чего это она? — удивилась Яна.

Клочков, корчась, замотал головой.

— Ну, хотя бы ныть не стала, — пожала плечами Яна. — И почему все считают, что если поныть, я передумаю?

— Ты еще спроси, почему тебя прозвали Вендигой…

Взгляд Яны расфокусировался; несколько секунд она беззвучно шевелила губами, потом пожала плечами.

— Анаграмма?

Клочков прыснул.

— Да! — почти выкрикнула Ирина с непонятным облегчением. — Да, конечно!

— И давно?

— Лет пять уже.

— Остроумцы чертовы…

— Мы думали, ты знаешь, — виновато сказала Ирина.

— Да откуда?!

— Обычно люди такое знают, — встрял Клочков. — А что твой кулончик — из человеческой кости, ты тоже не знала? Откуда он, кстати?

— В детстве подарили, — быстро ответила Яна и поправила воротник. Желтоватый резной цилиндрик скрылся под тканью.

— А если ты в него свистнешь, вся группа завалит сессию, никто не спасется, — добавила Ирина.

Яна оживилась:

— А ведь это фольклор! Надо в следующем году подкинуть в темы для курсовых, неплохая работа может выйти, если с умом… Надо кофе.