Симон. Новая глава (СИ) - "Noel Bartoli" - Страница 25

— Почему ты не позвонил? — спросил наконец Симон, трогая его лицо и заглядывая в глаза.

— Мы закончили уже вечером. Я не был уверен, что не опоздаю на последний рейс.

— И ты решил сразу ко мне?

— В такси назвал твой адрес вместо своего.

— Ущипни меня.

— Не хочу тебя щипать, хочу по-другому, — он поцеловал его в шею, медленно коснулся языком, а потом прихватил зубами, заставляя Симона прикрывать глаза и выдохнуть шумно. — Это не сон. Хотя бы по тому, что твоя собака тянет меня за штанину.

Симон засмеялся, вновь чувствуя пальцами ног прохладный пол.

— У нас редко бывают гости.

— Отличная новость.

— Прекрати, Один. Мне стыдно за тебя.

— Так ты с ним разговариваешь? Ни команд, ни… словечек: «фу», «место»?

— Он и так все понимает, — Симон отмахнулся. — Видишь — отошел. Хороший, — похвалил пса, который присел в углу, но глаза с них не спускал.

Симон не мог найти место рукам, гладил плечи и лицо, пока Алекс слишком серьезно смотрел на него. Они не виделись с Берлина, который, казалось, был в прошлой жизни. Алекс никогда раньше не считал дни до встречи.

— Я почему-то знал, что всё так будет, — произнес он в тишине прихожей.

— Как?

— Ты будешь дома, в окне будет гореть свет, будто ты ждешь меня. Почему ты не спишь?

— Наверное, потому, что я действительно жду, — Симон промолчал о своей страшной бессоннице.

— Я соскучился, — признался Алекс, снова напирая и целуя, тут же слыша очередной звонкий «гав» за спиной.

— И вот это исчадие ада — твой «Один»? Ты нам дашь поговорить? — Алекс посмотрел на притаившуюся за его спиной собаку.

— Он тебя не знает.

Ночной гость наклонился. Услышав рычание, присел на корточки.

— Дашь посмотреть на себя? Какой красавец. Ты в курсе, что у него один глаз?

Симон шлепнул несильно по плечу.

— Ладно, ладно.

Один смотрел подозрительно на улыбающегося большого человека, от которого исходила смесь самых разных, незнакомых запахов; перевел свой взгляд на Симона, упирающегося ладонями в чужие плечи.

— Это — Алекс, он друг, — сказал Симон. — Понятие не имею, как знакомить кого-то с собакой.

Протянув руку, Алекс дал понюхать свою ладонь. Влажный нос коснулся пальцев, пёс снова посмотрел в лицо незнакомца и, увернувшись от пытающейся потрепать по голове руки, пошёл в комнату.

Симон засмеялся.

— С характером, — хмыкнул Алекс.

— Похоже, он только со мной себя нормально ведет. Может, ревнует?

— Его сложно за это винить, — он встал в полный рост.

Они снова целовались в коридоре. Симону не хотелось знать, надолго ли он приехал и другие подробности: он отложил все эти вопросы на потом, чтобы сейчас быть просто вместе.

— Есть хочешь?

— Тебя хочу.

— Пошли, — Симон потянул его в спальню.

— Мне в душ нужно.

Вода струилась по широким мышцам, Симон размыливал пену по плечам, обводя плотные рубцы, тут же целуя изгиб шеи и позвонки на ней. Гладил ладонями живот, спускаясь ниже и обратно, к груди, проезжаясь пальцами по соскам, зажимая их между средним и указательным. Он прижался щекой к плечу, обнимая и замирая, прикрыл глаза, радуясь, что больше не один, по-настоящему не один — Алекс примчался, даже домой не заехал. Это согревало. А Алекс, смыв с волос персиковый шампунь без парабенов и силикона, повернулся к борцу за экологию. Накрыв рукой затылок, притянул к себе:

— Мне так много хотелось тебе сказать, — прошептал на ухо. — Столько мыслей было, а теперь ни одной.

Симон прикрыл глаза, чувствуя, как крепко сжимаются на спине руки, а тягучие струи укрывают их от всего мира:

— Знаешь, о чем я думал последние два часа, пока добирался сюда?

Симон покрутил головой, улыбаясь и проводя языком по его ключице.

— У тебя родинка под ягодицей. Маленькая, — Алекс сжал в руке круглую половинку, проводя безымянным пальцем рядом с анусом. — Вот здесь.

— И ты об этом думал?

— Она мне напоминает… — он понизил голос, ища подходящее сравнение. — Точку расплывшейся акварели на мокром листе бумаги. Будто быстро коснулись и убрали кисть.

— Как-нибудь проверю у зеркала, — млея под его губами, соглашался Симон.

— Проверь, а я понаблюдаю со стороны, — было трудно разговаривать с перманентной жесткой эрекцией, но Алексу нравилось та острота, до которой они доводили желание. Симон был таким близким, улыбчивым и ласковым, что хотелось бесконечно долго его целовать и трогать. Алекс не мог до конца принять, что за такое короткое время смог настолько сильно к кому-то привязаться.

Кое-как промокнув друг друга полотенцами, они вышли из ванной.

В спальне Симон распахнул створки шкафа, поглядывая на полностью голого Алекса, разлегшегося на его постели во весь рост:

— Я тут купил для тебя кое-что… на днях. Подумал, что мои вещи тебе не подойдут, а ты не можешь каждый раз после душа ходить голый, как бы мне этого ни хотелось. Холод ведь никто не отменял. — Он покрутил в руках, а потом бросил на кровать вешалку с мужской пижамой — черная ткань с орнаментом из маленьких сцепленных колечек. — Еще несколько футболок, надеюсь, твоего размера, — указал на полку в шкафу.

Даже голым Симон мог выглядеть раскрепощенно и по-деловому. «Наверное, это что-то профессиональное», — подумал про себя Алекс, садясь и притягивая его к себе за запястье.

— Иди сюда, — другой рукой цепляясь за бедро, заставил сесть сверху на свои колени. — Мне приятно, что ты заморочился, но можно я примерю позже… — он протиснул руку между их бедрами и пробрался пальцами к той родинке, а потом и к тому горячему, рядом с чем она находилась. Пока только поглаживал, чувствуя, как Симон заводится: поцелуи его теперь причиняют боль, становясь жалящими и требовательным. Эта черта в нём — разгонятся в два счета, стоит правильно потрогать и погладить, где нужно — не осталась не замеченной с самого первого их свидания. За три дня и три ночи в Берлине Алекс только подтвердил свои догадки, изучив и новые особенности. Вот и сейчас видел, как теряют фокус светлые глаза, как Симон прикрывает ресницы и крепче держится за плечи, когда он трогает его, пройдясь языком по кончикам своих пальцев. Сначала сзади, а после, медленно переходя на член, приоткрывает головку и обводит большим по окружности, слегка надавливая. Слышит шумный выдох в шею и усаживает Симона ближе — так, чтобы ствол проехался по промежности, давая почувствовать весь потенциал и объем. Симон видел, как Алекс передергивает себе, и опустил руку, чтобы тоже его потрогать, сжать пальцами, вспомнить, каково это, снова быть так близко, так слабо соображать, но обостренно чувствовать и думать только о том, чтобы он уже оказался внутри. Позвоночник прошило легкими разрядами, когда его пальцы замирают, надавливая. Поглаживая его кисть, Симон принимает насколько может. Уже через мгновение он осознаёт себя придавленным к постели. Соображает все же, что нужно нащупать ручку у прикроватной тумбочки и достать черный флакон со смазкой такой же новенький, как пижама, что так и осталась лежать на одеяле.

Пережав его горло, едва касаясь губами губ, Алекс входит осторожно, наблюдая за незначительными изменениями в выражении лица. Это необъяснимо добавляет огня. Ему не хватает слов описать свои чувства, поэтому он выражает их на деле. Симон и представить не мог, что сегодня они буду встречать рассвет в одной постели. Он видит, как потолок озаряется бледным светом, но мысль ускользает — с задранными на чужие плечи ногами трудно думать о чем-то, кроме своего положения. В этот раз он стонет в голос. Они только входят во вкус, когда слышат Одина за дверью: пёс лает, а когда дверь не поддается под напором лап, начинает выть.

— Нужно впустить ег… — окончание звука ударяется о ладонь.

Зажав рукой рот, Алекс освобождает одну его ногу, чтобы подобраться к члену и загнать глубже. Меняет угол и сразу чувствует, насколько легче набирается темп. Он делает это с ним именно так, как мечтал сделать долгие дни разлуки. Никакие собаки и их сердобольные хозяева не могли помешать ему в этот момент. Он ничего не слышал за чередой своих ощущений и образов, в фокусе только выгибающийся и прикрывающий глаза Симон. Ладонь на его лице глушит ритмичные стоны, парень помогает себе рукой, пока Алекс, удобнее вцепившись в тонкое бедро, выходит почти полностью и вталкивается обратно. А потом амплитуда становится меньше, толчки — короче и чаще, Алекс ложится сверху и чувствует, как на ягодицы симметрично надавливают две ладони. Лишь сильнее зажимая ему рот, он прячет лицо в подушку за худым плечом, чувствуя, как накатывает разрядка. Симон вслушивается в размеренные, грудные выдохи у самого уха, доводимый медленной стимуляцией в верном направлении до вполне закономерного предела. Тем не менее, всё происходит внезапно: Симон вскрикивает во влажную ладонь, не сразу осознавая, что кончает, не притронувшись к себе. Он всё ещё продолжает рвано вздрагивать, подаваясь вперед, чтобы насадиться плотнее. И наступает тишина, многозначительная, связывающая.