Игрушка для хищника (СИ) - Шарм Кира - Страница 13
- Предыдущая
- 13/58
- Следующая
Дергается еще, орет, сознание теряет, — но только обливают ледяной водой из ведра и продолжают.
Блядь! Много смертей я на своем веку видел, да и сам не ласково заставляю уходить противников, это факт.
Но это, блядь, уже совсем за всеми гранями!
От дурочки, сбежавшей, остался, по сути, только кусок мяса.
Окровавленного, разодранного в хлам, — и ничего больше.
Ей прокалывали соски, забивая туда со шприца коньяк, а после высасывали, прокусывая насквозь.
Извивалась, кричала, умоляла, давилась. В судорогах билась, — а их, кажется, только это все и распаляет.
Суки!
Пелена своим ослепляющим маревом уже накрыла меня, выбивая весь рассудок.
Хлопнув кулаком по столу так, что он затрещал, судорожно рванулся с кресла.
Вот теперь, на этот раз, я шел убивать.
Теперь уже рассудка и жалости не осталось.
Ничего перед собой не видел, кроме полыхающего красного марева.
Ничего, — только пелена перед глазами, и ярость — дикая, нечеловеческая, будто сам в зверя, все и всех крушить вокруг себя готового превратился, — орать от злобы и ломать, давить все подряд.
Плечом толкнул дверь в спальню, схватил за волосы, дернул на себя.
Ярость и злоба в чистом, оголенном, неприкрытом ничем виде, — ненависть, по венам растекающаяся, заставляющая их кипеть и превращаться в жуткий, всепоглощающий, все на своем пути уничтожающий огонь.
— Хотела знать, что с тобой будет? — рявкаю, хватая за волосы.
— Покажу сейчас, — дергаю за руку и волочу за собой по полу, не давая возможности подняться, животом, коленями по дереву.
— Смотри, сука, — швыряю на пол, пристегивая наручниками за руку и за ногу.
Ее дергает, когда я включаю запись. Особенно, когда она видит, как рот ее подруги разрывают сразу три члена, пока еще два под дикий вопль девчонки вторгаются в ее тело. Закатывает глаза и прислоняется головой к ножке стола.
— Ээй, не спать, — бью по щекам, заставляя очнуться и, дернув за волосы, фиксирую голову так, чтобы на экран смотрела. — Ты посмотришь это, блядь, реалити-шоу до конца! А потом и сама проживешь точно такое же!
— Галя… Боже… Это же Галя, — бормочет она. — Вы… Вы нас похитили для… Этого? Вы со всеми это сделали, да? — ее голос срывается на истерику.
— Мы? — я расхохотался, — она что, — серьезно вот сейчас? Думает, я на такую дешевую актерскую игру куплюсь? — Нет, Света. Это вы именно за этим сюда их привезли. Ты со своим папочкой и кто там еще с вами вместе.
Она вздрагивает, когда действие на экране получает новый виток ужаса и снова закрывает глаза.
— Нет, блядь, ты досмотришь! — дергаю за скулы, разворачивая лицо к экрану. — Мне что тебе, веки пальцами держать? Будешь смотреть и впитывать каждый жест, каждое движение! Чтобы это все вместе с ее воплями тебе по ночам снилось и днем перед глазами стояло, всю твою хреновую и недолгую дальнейшую жизнь! Или, может, ты не понимала, КАК все это с ними будет, когда сюда везла? Ну, — так вот понимай! Смотри, бля, — и понимай, как это!
— Вы… Вы со всеми нами вот так, да? — снова, блядь, бледнеет, хотя уже, кажется, дальше некуда. И пытается глаза отвести, но я сжимаю скулы сильнее.
— Я смотрю, ты меня вообще слышать не хочешь, — еще сдерживаюсь, чтобы не ударить кулаком по лицу сучке и не разворотить на хрен ее кукольный вид. — ЭТО. ТВОЯ РАБОТА. Твоя и твоего отца. Вот ЗА ЭТО ты здесь. А остальных мы просто вытащили.
Но она, похоже, совсем не соображает, что я говорю. Глаза стеклянные и сжалась вся, — как будто от этих воплей можно спрятаться вот так вот просто.
— Будешь смотреть. Я на повтор поставлю. До посинения, — шиплю, приковывая вторую ногу и руку к балке. — Изучай материал, Света — невинная девочка. Мы все с тобой посмотрим, когда я вернусь. Плюс еще фантазии добавим.
И, матерясь сквозь зубы, накатив по дороге пару глотков прямо из бутылки, иду прочь из кабинета и из дома. У меня уже слетели тормоза, — и, блядь, эта девка — далеко не тот, в кого меня сейчас внесет с самого размаху, на всей скорости. И по хер уже на все. И на Маниза с его территорией.
конечно я не думаю, что девчонка, находясь у меня, каким-то чудом умудрилась добраться до телефона и сделать этот звонок, выманив ту дурочку прямо в лапы тем, кто купил и, скорее всего, уже оплатил Альбиносу этих гимнасток. Естественно, это невозможно, — в том доме охрана, конечно, дала ляп, но в моем доме и вот так, открыто и нагло — это уже невозможно. Или означало бы, что у меня работает его человек, — но тогда и девчонки бы уже в подвале к тому времени не было, — смысл оставлять ее мне, тем более, что она важна для Альбиноса? Нет, — да и голос в телефоне был неразборчивым, приглушенным, со сбитым дыханием, а та, которой звонили, — на стрессе, тут уж не до того, чтобы особо вслушиваться, ну, а номера узнать — вообще не вопрос.
Но то, что звонили именно от ее имени, — прямо указывает на то, что девчонка в деле.
Но при всем этом, как бы не застилала меня пелена ярости, как бы судорожно не сжимала и не выворачивала меня сейчас, — а все равно сквозь нее вижу отчаянные, полные шока глаза девчонки, и вот теперь, наверное, впервые за все время, пока она у меня, понимаю, — не сходится.
Нет, конечно, — она боится за свою жизнь, за то, что с ней теперь будет, — отсюда и ужас и шок и все остальное, — все это не сыграешь, не подделаешь, все это слишком настоящее, а эмоции я привык чуять, считывать, глотать, даже когда от них еле заметный проблеск. Как зверь чует запах, так и я — каждый, едва заметный поворот внутри собеседника. Не ошибаюсь, даже когда слова и выражение лица говорят другое. Только глаза и мимолетные, еле заметные обычно жесты и движения.
Она реально было в шоке именно от того, что происходило по ту сторону экрана. В ужасе, — неподдельном, настоящем, до костей пробирающем.
Понятно, что участвовала, — тут, бля, вообще без вариантов. Но, кажется, даже не представляла, что именно происходит с этим их эксклюзивным товаром. А ведь живыми оттуда не возвращаются…
Нет, похоже, все-таки не знала, — со злостью прикуриваю очередную сигарету, очень рассчитывая на то, что действительно чутье мое сейчас работает, а не какое-то странное, дикое желание выгородить и оправдать эту сучку. Почему? С чего вдруг мне так хочется верить, что это поганое отродье не до конца замешано в этой отвратной мерзости?
От того, что не хочется то же самое делать с девкой, — и неважно, чья она дочь, а только по факту того, что баба?
Или, блядь, — потому, что все-таки понравилась? Дернулось что-то внутри сегодня, пока я раны ей протирал, таки дернулось, — там, где давно уже, по идее, ничего нет, не осталось, не могло остаться, кроме злобы и ненависти лютой?
Правда чую, что не на полную она виновна, — или просто сам себя обманываю?
Это, бля, — последнее дело, — начнешь себе врать, желаемое выдавать за настоящее, — и все, считай, — пропал.
Именно так и подставляют. Так получают пули в спину. Именно вот тогда, когда хотят кому-то верить, — очень хотят, несмотря на все факты, пусть даже обрывочные. Логика, — она штука такая. Ее развернуть, как хочешь, при желании, получится. И до какого угодно вывода цепочку из нее проложить.
Ладно, бля. Не время сейчас.
Отбрасываю окурок и впиваюсь руками в руль.
— Змей? — связываюсь по рации, валяющейся на сидении. — Ты мне нужен. Серого вместо себя оставь и выезжай за моей тачкой.
Глава 6
Было уже темно, когда вернулся в особняк.
Ну, как, хммммм, темно… Где-то там, в небе.
А остров очень даже ярко освещался горящими кабаками, мотелями и блядскими клубо-барами, — всем тем, что принадлежало на этой земле Альбиносу. Во всяком случае, о чем я знаю. Кроме, разве что, одной дачи, — не добрался, ехать слишком далеко.
Пошатывало на адреналине, когда, резко, на скорости, остановив тачку, вышел у собственного дома.
Гарью пропитался намертво, — месяц, наверное, разить от меня будет.
- Предыдущая
- 13/58
- Следующая