Верити значит истина (ЛП) - Гувер Колин - Страница 48

Я крепко обхватываю его ногами и прижимаю его рот к своему. Он стонет, погружаясь в меня ещё глубже. Он целует меня, когда кончает, его губы напряжены, дыхание поверхностное, он не пытается вырваться. Он падает на меня сверху.

Мы молчим, потому что оба знаем, что только что сделали, но мы это не обсуждаем.

Когда Джереми переводит дыхание, он выскальзывает из меня и опускает руку, скользя пальцами между моих ног. Он наблюдает за мной, когда касается меня, ожидая, когда я достигну кульминации. Когда я это делаю, я не беспокоюсь о том, насколько громко я кричу, потому что мы единственные здесь, и это блаженство.

Когда всё кончается, и я расслабляюсь на кровати, он целует меня в последний раз.

— Мне нужно уйти сейчас, пока все не вернулись домой.

Я улыбаюсь ему, наблюдая, как он одевается. Он целует меня в лоб, прежде чем пересечь комнату и вылезти обратно в окно.

Я не знаю, почему он не воспользовался дверью, но это заставляет меня смеяться.

Я натягиваю подушку на лицо и улыбаюсь. Что на меня нашло? Может быть, этот дом треснул меня по башке, потому что половину времени я готова была свалить отсюда к чёртовой матери, а половину — вообще не хочу уезжать.

Эта рукопись определённо долбит мне голову. Я чувствую, что влюбляюсь в этого человека, а я знаю его всего несколько недель, но я влюбляюсь в него не только в реальной жизни. Я влюбилась в него из-за слов Верити. Всё, что она рассказала о нём, дало мне представление о том, какой он человек, и он заслуживает лучшего, чем то, что она дала ему. Я хочу дать ему то, чего она никогда не делала.

Джереми заслуживает того, чтобы быть с кем-то, кто поставит его любовь к его детям превыше всего.

Я убираю подушку с лица и кладу её под бёдра, приподнимая их так, чтобы всё, что он только что оставил внутри меня, не просочилось наружу.

XXI

ГЛАВА

Когда я снова уснула, мне приснился Крю. Он был старше, лет шестнадцати. В моём сне не произошло ничего особенного, или, по крайней мере, если и произошло, я не могла вспомнить этого. Я помню только то чувство, которое испытала, когда посмотрела ему в глаза, как будто он был злом. Казалось, всё, через что его заставила пройти Верити, всё, что он видел, было вложено в его душу, и он пронёс это с собой через детство.

С тех пор прошло уже несколько часов, и я не могу не задаться вопросом, винтересах ли хранить молчание о рукописи. Крю видел, как тонет его сестра. Он видел, что мать очень мало помогает ей, и пока он очень маленький, есть вероятность того, что память останется с ним, что он всегда будет знать, как она велела ему задержать дыхание, прежде чем нарочно опрокинуть каноэ.

Я с ним на кухне, только Крю и я. Эйприл ушла около часа назад, а Джереми наверху укладывает Верити спать. Я сижу за кухонным столом, ем крекеры «Ritz» с арахисовым маслом и смотрю, как Крю играет на своём айпаде.

— Во что ты играешь? — спрашиваю его я.

— Игрушечный Взрыв.

По крайней мере, это не Fallout или Grand Theft Auto. Для него ещё есть надежда.

Крю смотрит на меня, видя, как я откусываю кусочек крекера. Он кладёт свой айпад и говорит:

— Я тоже хочу.

Я смеюсь, глядя, как он ползёт через стол, чтобы достать арахисовое масло.

Я протягиваю ему нож для масла. Он намазывает огромный шарик на крекер и откусывает кусочек, откидываясь назад. Его глаза наполняются радостью.

— Как вкусно.

Крю слизывает арахисовое масло с ножа, и я морщу нос.

— Ты не должен лизать нож.

Он хихикает, как будто ему стало смешно.

Я откидываюсь на спинку кресла, любуясь им. Несмотря на всё, через что он прошёл, Крю хороший ребёнок. Он не жалуется, спокоен, всё ещё как-то находит юмор в мелочах. Я больше не считаю его засранцем. Не так, как в первый день нашей встречи.

Я улыбаюсь Крю из-за его невинности, и снова начинаю сомневаться, помнит ли он тот день. Интересно, определит ли память Крю, какая терапевтическая программа лучше для него? Поскольку его собственный отец не знает, черезчто ему пришлось пройти из-за Верити, и только я знаю это, так как у меня есть рукопись. На мне лежит ответственность сказать Джереми, если я думаю, что его сын пострадал больше, чем он думает.

— Крю, — говорю я, протягивая руку к банке с арахисовым маслом и вращая её пальцами. — Могу я задать тебе один вопрос?

Он кивает мне.

Я улыбаюсь, желая, чтобы он чувствовал себя комфортно из-за моих вопросов.

— Ты плавал в каноэ?

На мгновение он останавливается, облизывая нож для масла. Затемговорит:

— Да.

Я наблюдаю за его выражением лица, в поиске подсказки, что я должна остановиться, но этого не происходит.

— Ты когда-нибудь играл в нём? На воде?

— Да.

Крю снова слизывает масло, и я чувствую облегчение от того, что его не слишком сильно беспокоит наш разговор. Может быть он ничего не помнит. Ему всего лишь пять. Его восприятие реальности отличается от взрослой.

— Ты помнишь, как ты был в каноэ? С твоей мамой? И Харпер?

Крю не говорит да или нет. Он смотрит на меня, и я не могу сказать боится ли он ответить на мой вопрос или просто не помнит. Крю опускает взгляд на стол, теряя зрительный контакт со мной, снова засовывая нож в банку и потом кладя себе его в рот.

— Крю? — говорю я, продвигаясь ближе к нему и нежно кладя руку ему на колени. — Почему лодка перевернулась?

Взгляд Крю снова возвращается ко мне, и он вытаскивает нож из своего рта для того, чтобы сказать:

— Мама сказала, что я не должен тебе говорить, если ты задашь мне этот вопрос.

Я чувствую, как кровь отливает от моего лица, когда он небрежно облизывает нож для масла. Я хватаюсь за край стола так сильно, что побелели костяшки пальцев.

— Она… Твоя мама разговаривает с тобой?

Крю снова смотрит на меня несколько секунд, не давая мне ответа, а затем качает головой с таким выражением в глазах, как будто он собирается молчать после этого.

— Крю? Твоя мама притворяется, что не может говорить?

Крю стискивает зубы, пока нож находится в его рту. Я вижу, как нож скользит между ними.

Кровь начинает стекать по его передним зубам на губы. Я толкаю свой стул назад так сильно, что он падает на пол, когда я хватаю ручку ножа для масла и вытаскиваю его изо рта Крю.

— Джереми!

Я прикрываю рот Крю рукой, оглядываясь в поисках полотенца, которое могло бы быть в пределах досягаемости, но ничего нет. Крю не плачет, но его глаза полны страха.

— Джереми! — Я кричу сейчас, отчасти потому, что мне нужно, чтобы он помог мне с Крю, а отчасти потому, что то, что только что произошло, напугало меня.

Джереми сейчас здесь, перед Крю, запрокинув голову и заглядывая в рот.

— Что случилось?

— Он… — я даже не могу это сказать. Я хватаю ртом воздух. — Он положил нож в рот.

— Ему нужно наложить швы. — Джереми подхватывает его на руки. — Возьми мои ключи. Они в гостиной.

Я бегу в гостиную и хватаю со стола ключи Джереми. Я иду за ними в гараж, к джипу Джереми. У Крю слёзы на глазах, как будто начинается боль. Джереми открывает заднюю дверцу и сажает его на заднее сиденье. Я открываю переднюю пассажирскую дверь, чтобы забраться в джип.

— Лоуэн, — говорит Джереми. Я оборачиваюсь как раз в тот момент, когда он закрывает дверь. — Я не могу оставить Верити здесь одну. Мне нужно, чтобы ты осталась. Моё сердце падает глубоко в желудок. Джереми помогает мне выбраться из джипа,

прежде чем я успеваю возразить. — Я позвоню тебе, когда врач осмотрит его. — Он выхватывает ключи из моей руки, и я застываю на месте, наблюдая, как машина выезжает из гаража. Он разворачивает джип и уезжает с подъездной дорожки.

Я смотрю вниз на свои руки, которые покрыты кровью Крю.

Я больше не хочу здесь находиться, ненавижу эту работу.

После нескольких секунд, прежде чем я понимаю, что не важно, чего хочу. Я здесь, и Верити тоже, и мне нужно убедиться, что её дверь заперта. Я бросаюсь обратно в дом, вверх по лестнице в её комнату. Её дверьраспахнута настежь, вероятно, потому, что Джереми в спешке бросился вниз. Она в своей постели. Одеяло наполовину снято с её тела, и одна из её ног болтается, как будто Джереми услышал мой крик, прежде чем он успел уложить её в постель.