Любовь по завещанию (СИ) - Шайлина Ирина - Страница 12

— Никак жениться собрался? — спросила я отведя взгляд.

— Ха-ха, — коротко он бросил мне из-за газеты.

Этот невозможный человек и правда читал газету. Свежую. Где он её вообще достал? Я привыкла, что все новости мира мне несёт смартфон и теперь немало удивлена. И я снова не знаю, как поступиться к этому человеку, право слово, лучше бы трусами бросался.

— Что-то случилось? — осторожно поинтересовалась я.

— Ничего. Просто ты мне надоела.

Тоже мне — новость. Я всегда это знала. Что я досадная мозоль на его любимой пятке. Но верите, нет — чертовски обидно. И хочется тоже уколоть, сказать что-то обидное, я всегда была остра на язык, за словом в карман не лезла, а тут… молчу. Сказать нечего. И сама себя за это ненавижу.

— Тебе терпеть меня ещё как минимум одиннадцать месяцев и три недели, — мило улыбнувшись напомнила я. — И мне тебя терпеть тоже. Поэтому заявляю, если я вернусь, а здесь будет эта чёртова пыль, я пойду к соседу. Уверена, в нашем многостраничном соглашении найдётся что-то по этому поводу.

И позорно сбежала из дома. Хорошо, что есть работа, поверить не могу, что ещё неделю назад терпеть её не могла. Точнее, терпеть не могла вставать рано, а работа у меня пусть и не идеальная, но любимая. Вечером я поняла, что мне срочно нужен антистресс. Пересчитала деньги, вспомнила, про тысячу с барского плеча и пошла в бар. Мне страшно, что я вернусь в квартиру, а там ничего не изменилось, и мне, хочу я этого или нет, снова придётся воевать. Вошла в бар, а там за стойкой совсем другой человек.

— А где такой хорошенький? — спросила я. — Светленький, с причёской?

— Сашка? Он на учёбе, но сейчас уже должен подъехать.

— Я подожду.

Я и в самом деле села ждать. В конце концов поход в бар всяко дешевле приёма у психоаналитика. То и дело ловила на себе испытующие взгляды персонала — все наверняка считали, что я на их бармена запала. Нет, он конечно милаха, но я рядом с ним чувствую себя старухой. Мне просто нужны уши.

— О, — воскликнул он, словно ладе обрадовался. — Текилу?

Я поморщилась, хотя соблазн был велик. Покачала головой.

— Нет, кофе… но знаешь, можно в него плеснуть коньяку. Сааамую капельку.

Я просидела в баре полтора часа, до массового нашествия посетителей. Сашка был чудесен, право слово, вот было бы мне лет на семь поменьше, я бы его точно к рукам прибрала.

— Поговори с ним, — посоветовал он мне, наполняя пивом бокал для гостя.

— В самом деле, — обдал меня запахом перегара тот, кто пиво ждал. — Уж не совсем наверное, отморозок. А если что, ты только скажи, живо ему рожу начистим.

Я вздохнула — чистили уже. Двенадцать лет назад, не помогло. Хотя вид его разбитого носа ещё дней десять радовал мой взор, и ещё пару лет радовали воспоминания о нем.

— Я взрослая умная женщина, — сказала я, а мои слушатели кивнули. — У меня приличная работа, своя квартира, пусть и в заднице мира, я даже развестись успела. Но… когда он на меня смотрит, мне снова кажется, что мне пятнадцать. И я чувствую себя жутко уязвимой.

Сашка похлопал меня по плечу, я допила остывший кофе, про который уже забыла и пошла домой. Машину бросила у бара — завтра заберу. У подъезда стоит любезный сосед, с ним мы вместе и поднялись.

— У вас все хорошо?

— Пока да, — осторожно ответила я.

А что там дальше — черт его знает. Заглянула в квартиру… а там чисто. Правда заслуги Захара в этом нет, ванну как раз в четыре руки домывают две сотрудницы клининговой компании. Я вздохнула — сегодня можно не сражаться, и отправилась готовить ужин.

— Это не ради тебя, — сразу заявил Захар. — И ни в коем случае не из-за твоих глупых ультиматумов. Просто жить мне здесь ещё год, если конечно раньше с ума не сойду, или в петлю не полезу. Ферштейн?

— Я, я, — откликнулась я, ковыряя своё ризотто. — Зер гуд.

Но кое в чем Захар не изменился. Расслабил галстук, запонки бросил на столешницу, а потом достал ложку и полез в мою кастрюльку, словно его весь день не кормили.

— Выглядит красиво, — с сомнением протянул он.

А затем отправил ложку в рот. Я смотрю внимательно, даже настроение поднялось впервые за день. Сначала он замер. Потом сморщил лоб. А потом понесся выплевывать в унитаз. То-то же!

— Вкусно ли тебе девица, вкусно ли тебе красная? — ласково пропела я.

— Гадость, — простонал он. — Господи, как это возможно есть?

Я пожала плечами и слопала дольку острого перца — вкусно. И одной проблемой меньше. Правда, черт его знает, как поступать с десертами, не посыпать же сладкое перцем? Захар чистил зубы, я убирала со стола. Красота — почти тихо мирно. Может и правда, проживем год, тем более уже почти на неделю меньше. Собрала крошки, открыла дверцу под раковиной, отправить их в мусорку и замерла.

— Захар! — крикнула я. — Твои китаянки едва не утилизировали регулировочный винт!

Пакет для мусора совершенно пуст, а на самом его дне — винтик. И как он свой раритет восстанавливать собрался? Захар вошёл на кухню. В руках полотенце, моё, розовое. В глазах — непонимание.

— Что? — переспросил он.

— Регулировочный винт, — повторила я, и полезла за ним в мусорку. — Пятый. В карбюратор.

И протянула его на ладони. Захар так растерялся, что его взял, чуть коснувшись моей кожи пальцами — щекотно. Тут до меня дошло, что я ляпнула лишнего, удивлять и шокировать людей конечно приятно, но не рано ли? Так его кондрашка хватит, овдовею раньше срока… Обошла его, окаменевшего, прошла в гостиную. Мотоцикл китаянки тоже отчистили до блеска, теперь хотя бы цвет видно — красный. Открученное колесо тоже сверкает.

А у меня настроение — хоть посвистывай. Правда длилось оно недолго. Я слишком привыкла жить одна, поэтому закинув вчера в машинку свое нижнее белье просто забыла про него. Сейчас вот вспомнила, открыла, а там… Я даже успела забыть о том, что я взрослая умная женщина, весь тренинг насмарку.

— Захар! — завизжала я. — Что это?

— Где? — спросил он. — Мышь увидела?

Заглянул через моё плечо, хмыкнул. Потом достал из машинки кроссовки, мать вашу. На носке одного из них повисли печально мои кружевные трусики.

— Это кроссовки, — весело ответил он. Полез внутрь кроссовки, достал оттуда ещё одни мои трусики, бросил мне, я на автомате поймала. — А это трусы.

Она купила ёлку. Елка была здоровой, гораздо выше Барби, я даже засомневался, хватило ли у неё денег, может стоило больше дать. Елка торчала из окна автомобиля — мы приехали вместе. Барби кинула на меня не очень добрый взгляд и ёлку вытащила, затем поволокла к подъезду. Я задумался — интересно, хоть половина до квартиры доберётся, учитывая, как попрыгает несчастное дерево по мерзлому асфальту? А в подъезде я её разглядел.

— Она голубая, — сказал я.

— Сам ты голубой. Мужчины склонны к дальтонизму. А ещё к мудачеству.

Я пожал плечами — мне на ёлку насрать. Иду себе тихонько сзади, наблюдаю за мучениями Барби и самую малость за её задницей, отсюда она очень хороша. Барби кряхтит и пыхтит так старательно, что у меня даже эрекция появилась. Спишем это на задницу… Иду и думаю, когда же попросит помочь? Не просит. Между вторым и третьим этажами у меня лопнуло терпение и ёлку я отобрал.

— Чугунная она что ли? — удивился я.

Донёс до квартиры, поставил возле мотоцикла, все, дальше пусть сама. Пошёл на кухню искать еду. Тут следовало сказать, что готовила Барби отлично, и её еда была гораздо вкуснее пиццы, а ресторанная, оказывается, приелась. Но… все это было до того, как она освоила чили. Теперь я пробовать боюсь. Барби возилась с елью, я принял душ. Отсиживаться в кабинете было глупо — там из-за старых деревянных рам ужасно дуло и было холодно, Барби даже под дверью туда подтыкнула. На кухне мне надоело. Я смирился — мне придётся находиться в одной комнате с Барби добровольно.

Я сел на диван, уткнулся в телефон. Одним глазком смотрю на неё. У неё елка отказывается стоять, падает. Барби матерится, как сапожник, и ёлку ставит обратно, та снова падает. Я даже заинтересовался, телефон в сторону отложил. Дальше Барби ушла в свою комнату и вернулась… с ящиком инструментов.