Агуглу (Тайна африканского леса)
(Затерянные миры, т. XXVII) - Мариваль Ремон - Страница 9

Это были, большей частью, тщедушные кривоногие существа с выдающимися челюстями, наподобие звериных морд. Ни одного крика не вырвалось из их раскрытых ртов.

Пораженный Абу-Гурун подумал с минуту, теребя свою бородку. Без сомнения, он решил, что в критические моменты дерзость является лучшим средством и, внезапно выпрямившись, с пустыми руками направился к группе карликов. Его бурнус развевался по ветру и хлопал, как парус, а огромная тень отражалась на земле в виде большой птицы с машущими крыльями.

Во время своих многократных странствований нубиец научился нескольким словам на всех африканских наречиях.

Подойдя к карликам, он обвел глазами все сборище и начал говорить; речь его была ловко составлена, потому что лица карликов сейчас же прояснились. Сложив кулаки на животе, карлики хохотали во все горло, широко раскрыв рот.

— Ну вот, — сказал нубиец, снова подойдя ко мне, — союз и заключен, но в ответ полагается раздать кое-какие подарки.

С детской радостью карлики разделили между собой пять или шесть дюжин ножей, пятнадцать метров латунной проволоки и не имеющие никакой цены стеклянные безделушки.

Женщины, ожидавшие наверху в листве исхода переговоров, спустились вниз, прыгая с ветки на ветку в сопровождении вереницы крошек цвета ревеня, горланивших на все голоса.

Я скоро был окружен этой неблаговонной толпой.

Особенно нескромными оказались женщины: они тщательным образом ощупывали мою одежду, запускали руки в мои волосы и проводили грязными пальцами по моему лицу.

Я раздал им кое-какие лакомства.

Подняв одной рукой верхнюю губу, эти дамы хватали сласти кончиками пальцев, поднимая их до уровня рта, и затем бросали в горло.

Солнце стояло высоко, когда я смог наконец отделаться от приставаний. Несколько карликов предложили себя в проводники и пошли вперед в качестве разведчиков. Остальные следовали за нами, перепрыгивая по обыкновению с ветки на ветку над нашими головами или скользя с ловкостью ужей по верхним сплетеньям. Иногда деревянная стрела с едва уловимым шумом пролетала по воздуху, и к нашим ногам падала бьющаяся крыльями птица.

Еще в течение шести дней странствовали мы с карликами по лабиринту девственного леса.

По мере того, как мы подвигались, ручьи, протекавшие в зеленых туннелях, становились все глубже, все многочисленнее. Для перехода через них нам приходилось пользоваться упавшими деревьями, преграждавшими их течение. Нередко воздушные лианы перебрасывали с одного берега на другой подвижные мостики, и мы вверялись этим шатким гамакам, которым малейшее движение сообщало резкое колебание. Никакого шума, кроме треска клювов белогрудых ворон, сдиравших кору с деревьев, или хриплого голоса шимпанзе, сон которого мы потревожили! Мало-помалу вялые воды распределили свои переплетавшиеся струи по застоявшимся лужам. Черная вода доходила нам до бедер, и, чтобы не быть затянутыми в бездонную грязь, мы вынуждены были цепляться за бесчисленные азалии, благоденствовавшие в грязи.

Внезапно дохнул нам в лицо свежий ветерок. Показались широкие просветы, и мы, наконец, увидели голубое небо. Теперь перед нами тянулись песчаные пространства, где взад и вперед ходили серые колпицы, хохлатые цапли и пурпурные фламинго.

Лесные пигмеи остановились: здесь оканчивались их владения; мы вступили на территорию болотных карликов.

Последних не было видно. Пока наши проводники отправились их искать, мы расположились на песке для ночлега, но бесчисленные жужжавшие вокруг нас москиты не оставляли нас в покое.

Вдруг у наших ушей разразился сигнал, возвещавший атаку, и скоро мы почувствовали острую боль от вонзавшихся в наше тело острых жал…

Мы с радостью приветствовали солнце, поднимавшееся из-за тростников. …Вот показались плывшие к нам пироги. Это были так нетерпеливо ожидаемые карлики, которых наши проводники привели с собой. Карлики направились к нам прыгая, как кузнечики в высокой траве.

Усевшись в пироги из древесной коры, мы поплыли с карликами по озеру, заросшему папирусом и тростником. Пироги то и дело превращались в санки и скользили по водяным растениям; густая сеть, образованная их корнями, предохраняла нас от опасности завязнуть в иле. Нам понадобилось два дня, чтобы добраться до твердой земли. Когда наконец горизонт, закрытый до сих пор тростником, развернулся перед нашими глазами, Абу-Гурун указал мне на видневшиеся вдали высокие горы с как бы разорванными вершинами.

— Посмотри туда, — сказал он, — вот перед тобой страна Агуглу.

В эту минуту пирога причалила, и я выпрыгнул на гладкий песок, но далекие горы уже скрылись за каким-то выступом. Передо мной был только песок, усеянный розовыми фламинго; они выстроились в пять или шесть рядов, повернув клювы на север, откуда дул легкий ветерок.

Редко путешественник не обманывается в своих ожиданиях, увидев впервые места, которые он рисовал себе в воображении. Но на этот раз действительность превзошла все, что я мог себе представить.

Проснувшись, я захотел познакомиться с горным кряжем, закрывшим горизонт, и сейчас же вскарабкался в сопровождении Абу-Гуруна на нижние уступы горы, состоявшей из наслоений красноватого песчаника. Перед нами, как на ладони, открывалась прерывающаяся горная цепь с ущельями и скалами. Пейзаж был весьма красноречив; местность, очевидно, была совершенно дикая.

Вершины гор имели цвет пережженного кирпича; можно было подумать, что подземный огонь, которому они были обязаны своим происхождением, продолжал их накаливать. Но склоны были испещрены серыми пятнами с вкрапленной в них желтой охрой или перемешаны с красной глиной.

Картина свидетельствовала о величии явлений, совершившихся некогда в этой уединенной местности.

Я был очарован до глубины души. Абу-Гурун, внезапно прервавший мои размышления, заставил меня вздрогнуть.

— За этими горами, — сказал он, устремив на меня свои пронизывающие глаза, — находятся великие озера и бассейн Нила. Золото и слоновая кость чрезвычайно дороги в этих странах, из которых уже с давних пор вывозили ценную добычу. Но склоны гор, на которых мы сейчас стоим, еще не исследованы. Ты первый после меня пройдешь по ним.

Но я одним словом вернул Абу-Гуруна к интересующему меня вопросу:

— Все это для меня совершенно не важно! — сказал я ему. — Я пришел сюда ради Агуглу. Где они?

— Ты их увидишь, — ответил нубиец. — Да поможет нам Бог, когда этот час наступит!..

Его взгляд встретился с моим, и в глазах нубийца я прочел отблеск беспокойства.

Каково было прошлое этого человека? Что делал он в этих горах? Каких опасностей избегнул? Сколько я ни расспрашивал его об этом таинственном периоде его жизни, он не раскрывал рта; если я продолжал настаивать, он переводил разговор на другое и я видел, как кровь начинала у него сильнее биться в жилах на висках. Кому известна его смелость и количество приключений, тот поймет, что, вероятно, он пережил исключительные опасности, если сохранил о них такое яркое воспоминание.

Мы молча присоединились к остальным товарищам. Абу-Гурун с озабоченным видом свертывал пальцами свою вечную папиросу.

Он созвал рассыпавшихся по кустарникам носильщиков, и мы гуськом двинулись вперед.

Наш отряд поднимался медленно; напрягая руки и тонкие ноги, негры карабкались по неровному песчанику, как черные муравьи, нагруженные слишком тяжелой ношей.

По мере того, как мы подвигались, безжалостные горы нагромождали перед нами все новые и новые преграды. Наконец, совершенно измучившись, мы выбрались из ущелья и очутились перед плоскогорьем, покрытым рахитичным кустарником; его оживляли только немногочисленные пучки болотника. Редкие птицы, перелетавшие с камня на камень, имели такой же печальный и несчастный вид, как и сама природа.

Прошло много часов, пока мы добрались до конца плоскогорья. Чернокожие пели хором, чтобы забыть свою усталость. Порой кто-нибудь из них останавливался, срывал сочное растение и покусывал его, чтобы освежить рот.