Костер на снегу (СИ) - Горенко Галина - Страница 44

Он отказался, неопределенно мотнув головой, а через мгновение, один из охранников внес ему примитивный, грубо сколоченный табурет. Сидеть на посту охране не полагалось, от того во всей тюрьме стулья я видела лишь в допросной. Презрительно сморщившись, он уселся так сразу, как захлопнулась дверь.

Выглядел отец как всегда великолепно. Сшитый на заказ костюм из темно-серой шерсти, белоснежная, упирающаяся уголками воротника в подбородок, сорочка, шёлковый, на пол тона светлее пиджака, завязанный сложным узлом платок, начищенные до зеркально блеска броги, с серебряными пряжками, что лишь подчеркивали его статус, богатство и внутреннюю силу, которые он даже не пытался скрывать.

Да и зачем?

Он в десятки, в сотни раз преумножил состояние, оставшееся ему от деда, стал вторым после Императора на Вариусе, и по слухам наконец-то обзавелся наследником. Чего стоит обет безбрачия, когда некому передать торговую империю? Надеюсь бедняжке, послужившей инкубатором, хорошо заплатили.

отцовского лица на меня сейчас смотрели льдисто-голубые глаза сестры, его полные губы были привычно поджаты, словно ему не нравилось то, что он видел, хотя вероятнее всего так и было.

— Итак, Эва, — нехотя начал он, поскольку я, в отличие от сестры никогда не тяготилась его многозначительным молчанием, стараясь скрасить затянувшуюся тишину бестолковой болтовней. Вот и сейчас, выжидательно смотрела на него исподлобья, не произнося ни слова, — почему я ни капли не удивлен?

— Думаю ты всегда ждал от меня чего-то подобного. Застенки имперской безопасности, обезображенный труп в канаве, а может…как ты тогда сказал…бордель в Нижнем? Впрочем, какая разница, для тебя это равные величины. — Я демонстративно зевнула, и повторила вновь подвисший под потолком колючий вопрос: — Чем обязана, отец?

Хрумкнувшая под каблуком стильного ботинка ампула с чем-то приторно сладким должна была сделать меня более сговорчивой. Я бы даже сказала податливо-внушаемой. Да вот только мой драгоценный родитель знал обо мне столь мало, что даже моя невосприимчивость к ментальному воздействию (которое он сейчас однозначно попытается применить, запустив химический катализатор) была для него тайной за семью печатями.

Я осоловело захлопала глазами и потупела лицом, изображая сосредоточенное внимание ментального раба. Плечи опустила, руки и ноги расслабила, надо бы изобразить частую побочку пентотала[45] — недержание, но мне на этих простынях еще три дня спать, пока не сменят, так что перебьется без уринотерапии, и без того хватит доказательств моей мнимой покорности.

Тем временем папуля придвинулся поближе и затараторил, чуть не брызжа слюной в нетерпении. Он так силился вложить в мой податливый мозг информацию, что глотал слова и путался в командах. Кто бы сомневался, что сподвигла его на сие сестричка.

Точнее грустный исход её злоключений.

Ребекка, как и я, коротала свои дни в застенках ИСБа. Вина её была неоспорима. Семейный легат вяло трепыхался, пытаясь отработать баснословный гонорар, но пока безрезультатно. Сентиментальная идиотка не выбросила подарок любовника даже после того, как он оказался настроенным на Альем маяком. Да, да, та изящная подвеска, которая то и дело показывалась из неглубокого выреза Бекс оказалась с секретом.

Выяснить кем является даритель не представлялось возможным. Кроме того, что в мозгу сестры был установлен мощнейший блок (сломать который означало лишить её разума как такового, отбросив сознание в период первых слов и осознанных действий) она еще и перетрахала половину Академии и треть преподавательского состава, что в значительной степени осложняло поиски того «единственного».

Моя непорочная сестричка, кичившаяся чистотой крови, воспитанием и стержнем присущем лишь истиной мирне оказалась безотказной давалкой. Когда с ней произошли столь разительные перемены я не знала. Но от чего-то мне вдруг вспомнился эпизод когда я стала невольным свидетелем её соития с кем-то на столько сильным, что тот без труда сломил ментальные щиты и покопавшись в моей голове, вытащил на свет глубоко запрятанный страх и смог спроецировать соответствующую картинку.

В то, что любовником Бекс был Тео я больше не верила. Не теперь. Не после того, что было меж нами.

— Ты должна спасти её, — шептал мне родитель, склонившись к самому уху, — это твой сестринский долг. Ты должна… — на мгновение мне стало жаль его. Именно его, а не подвергшую опасности меня и моих друзей сестру.

Самонадеянная идиотка.

Она знала, что за начинка у кулона, знала и молчала.

— Нет, — твердо ответила я, фокусируя взгляд на отце. — Ни тебе, ни ей. Ничего и никогда более. Я раздала свои долги, когда вместо празднования дня рождения посещала пышные поминальные службы, когда раскрывала подарок, обвязанный траурной лентой, когда прилюдно скорбела, желая уединения, когда произнося имя матери, получала пощечину, как недостойная произносить его убийца, когда перестала надеяться на то, что, посмотрев на меня ты увидишь еще одну дочь, а не призрак почившей жены, когда поняла, что кровь и плоть — лишь тлен. Охранаааааа! — Крикнула я. — Я отрекаюсь от вас. Отныне я Вареус. Незаконнорожденная дочь планеты, одна из нижних. Прощай.

Не оглядываясь, он вышел.

И из моей камеры.

И, уверена, из моей жизни.

Я наконец-то уснула, свернувшись в три погибели под тонкой, прохудившейся простыней.

Привычный сон без сновидений сменился бьющимися в припадке толчками пульса. С сумасшедшей скоростью они разгоняли аккумулирующийся в надпочечниках адреналин, и я проснулась от толчка такой силы, что первые пару мгновений мне казалось — кто-то ударил меня под дых.

Виски заломило, во рту пересохло, а кислород рваными вдохами проникал в застывшие в спазме легкие…

Я бесшумно спустила ноги с койки и осторожно подошла к двери, прислонилась щекой и сосредоточилась на происходящем. Непривычная тишина за дверью просто вопила об опасности. Не было слышно ни шагов, ни вздохов, ни редких шепотков.

Ничего.

А затем слабое, едва слышимое «буф», словно полуденный выстрел дворцовой пушки, заставил меня буквально подпрыгнуть на месте. Казалось, что-то тяжелое осторожно опустили на пол. Затем перерыв и вновь.

И еще раз.

И еще.

Не теряя больше времени, но не спеша, стараясь не совершить ошибку в сложном плетении, я начала скручивать из прохудившегося белья кистень[46]. Петли ложились одна на другую легко, трамбуясь в подобие единственного доступного мне сейчас оружия. Пусть не нападения, но хотя бы защиты.

Сначала была смята и порвана на тонкие лоскуты наволочка, затем часть простыни…

Каждое «буф» звучало всё ближе…

Пульс заходится в предвкушении. Дрожащие, непослушные пальцы помнили порядок наложения петель, и, хотя шар получался недостаточно жёстким, уж лучше такой, чем никакого.

Я соскучилась по хорошей драке, а вынужденное бездействие затянулось. Кто бы не пришёл убить меня — я задорого продам свою жизнь.

Едва различимый шорох сменил грохот срываемой с петель двери. В густых дымных клубах появляется затянутая в темное высокая фигура. Я поудобнее перехватываю оружие и принимаю подходящую стойку…

Тук. Тук. Тук. Сердце заходится радостью узнавания.

— Тео, — хриплю я, срываясь стрелой. Он подхватывает меня под попку, притягивая ближе и шепчет на ухо, касаясь теплыми губами ушной раковины:

— Конфеееееетка, моя. Молодец, приготовилась… — имея в виду брошенное за ненадобностью оружие. — Уходим. — А это уже кому-то, кто стоял сзади.

Я так и болтаюсь на нем, как обезьянка, пока мы идем на выход извилистыми коридорами, его крепкие руки сомкнуты и удерживают моё тело, словно я вешу всего ничего. Испытывать угрызения совести не получается, в конце концов не такая уж я и тяжелая, к тому же босая.

С дюжину крепких и почти таких же высоких, как мой верс, одетых в одинаковые, сливающиеся со стенами сьюты, мужчин ловят каждый его жест и беспрекословно выполняют молчаливые команды. Лица их скрыты масками, хотя вон тот, с катаной за спиной кажется странно знакомым.