Не гореть! (СИ) - Светлая et Jk - Страница 11

— То-то и настораживает, что предлагаешь. Неожиданная забота.

— Вот это ты меня типа обидеть пытаешься?

— А ты обидчивый?

— Не дождешься!

Оля вдруг рассмеялась. Громко, заливисто, немного по-мальчишечьи. И спрятала лицо в ладонях, понимая, что смех грозит перейти в слезы. Слишком сложный день. Слишком дурной после череды проблем день. Басаргин на ее пороге — как будто его венчает. И смешно было правда до слез.

Ее плечи резко дернулись, и она посмотрела на Дениса. Смеха как не бывало.

— Ты на машине? Давай съездим куда-нибудь. До заката немного времени есть, я хоть воздуха глотну.

— Через магазин! — выставил условие Басаргин и протянул ей пакет.

Оля грустно улыбнулась и забрала «гостинец». Она странно выглядела сейчас. Высокая, худая, что особенно было заметно в огромном старом пальто, в которое она куталась, волосы от ветра слегка развевались и падали на глаза. И Оля откидывала их тонкой, чуть костлявой ладошкой с синими жилками, заметными на белой коже, почти прозрачной. Ну точно инопланетянка, ни дать, ни взять.

— А у меня термос есть. Давай на речку? Я тут место знаю, красивое.

— Поехали на речку. Я тоже одно красивое место знаю, и самый большой его плюс — что туда вход только по приглашению. Поэтому тишина и покой гарантированы, если, конечно, нужны тишина и покой. Так что могу в следующий раз показать.

«В следующий раз?» — дернулась ее темная бровь, но вместо этого она негромко спросила:

— Далеко?

— Три локтя по карте, — рассмеялся Басаргин.

— Поехали. Я переоденусь, и поехали. Заходи пока, можешь и правда сделать чаю.

— Без чая обойдусь, — проговорил Денис, проходя в дом.

Оля скрылась в одной из комнат, а он медленно двинулся через прихожую в большое и неожиданно светлое помещение — что-то среднее между столовой и кухней. И не сдержавшись, удивленно присвистнул. Увиденное напоминало музей посреди антикварной лавки. Или наоборот.

Музей был в «столовой», в центре которой стоял круглый стол, наверняка дубовый и наверняка неподъемный, решил Басаргин. За ширмой, расписанной яркими диковинными цветами и птицами, обнаружился древний диван с высокой спинкой, вышитыми подушками, ажурными подголовниками и вязаным пледом, небрежно брошенным на подлокотник. По соседству с ним вытянулся торшер с потемневшим не иначе как от его почтенного возраста шелковым расписным абажуром.

Кухня же представляла собой антикварную лавку, в которую старьевщик свез наверняка еще дореволюционную утварь. Огромный оловянный чайник соседствовал с глиняными чашками и кувшинами. На всевозможных полках стояли бесчисленные подсвечники, вазоны и статуэтки. И еще целая куча предметов, о назначении которых Басаргин даже не догадывался.

Сам Денис был ярым приверженцем минимализма, рассматривая предметы быта лишь с точки зрения их практического использования, и теперь взирал на скопище разрозненных по виду, характеру и предназначению вещей с чувством удивления и озадаченности. Это ж сколькими поколениями собиралась эта… он запнулся в собственных мыслях и подобрал подходящее слово: коллекция.

Оля отсутствовала недолго. Явилась пред ясны очи Дениса Викторовича спустя пятнадцать минут, одетая, кажется, даже нарядно — в свободные брюки, не сковывавшие ее больную ногу, и в клетчатом пончо из плотной коричнево-синей шерсти. По лицу ее трудно было что-то прочитать, кроме, пожалуй, легкого недоумения, будто бы она саму себя удивляла. А в руках несла корзинку, в которую по дороге деловито укладывала плед.

— У меня в шкафчике за твоей спиной металлические кружки. Возьми, пожалуйста, — попросила она и немного неловко добавила: — Вино из чего-то хлебать надо.

— Не любишь вино? — спросил Дэн, оборачиваясь к шкафу.

— Почему? Люблю. Себя не люблю, когда пьяная. Я тогда неуправляемая.

Фантазии Басаргина — не самой скудной — не хватило представить себе неуправляемую Надёжкину. Усмехнувшись, он молча вручил ей кружки.

Словно наговорившись авансом, в машине они тоже больше помалкивали. Оля довольно лаконично сообщала направления тоном, напоминающим голос в передатчике. Денис кивал и иногда взглядывал на ее сосредоточенное лицо. На выезде из города попался небольшой магазин с гордой вывеской: «Продукты из Европы». Оттуда Басаргин приволок пакет пирожков и связку бананов.

— Но на обратном пути заедем в какой-нибудь нормальный супермаркет, тебя затарим. У вас здесь есть что-то нормальное? А то судя по местной продавщице, — он кивнул в сторону магазинчика, от которого отъезжали, — у вас с нормальным напряженка.

Еще минут через двадцать были у реки. Они оказались единственными страждущими устроить пикник посреди рабочей недели… ну или романтическое свидание. Место было подходящим: довольно уединенным, отгороженным от дороги небольшой лесопосадкой и действительно красивым.

Припарковав машину, Денис помог выбраться Оле, расстелил плед и водрузил на него корзинку и пакет с пирожками.

— Типа готово, — подвел он итог своим действиям, чем вывел Надёжкину из состояния глубокой задумчивости, в которую она впала от осознания, что оказалась в одной лодке с Басаргиным. Мать на нее странно влияла. Всякое «никогда» внезапно становилось зыбким. Таким зыбким — трясина. Засасывало.

Чтобы не засосало совсем, Олька не без труда проковыляла к речке. Воздух ей казался сейчас розоватым — просто солнце так отражалось на облаках, а те развеивали свет по земле, бликовали на воде, и проносящиеся мимо облетающие листья рассекали кварцевый цвет. Странно, как это так выходит, что с чужим человеком, о котором она знает мало хорошего, которого по здравом размышлении даже рада бы никогда в жизни не видеть, вопреки периодически вздрагивающему в его присутствии сердцу, это все разделить можно, а с близкими — нельзя.

Оля втянула носом воздух — неожиданно теплый для глубокой осени. Достала телефон. Сделала несколько снимков реки. И обернулась к Денису. Это все одиночество. Которого она не ощущала, когда работала, но которое навалилось сейчас, когда она вынуждена просиживать дома.

Сфотографировала и его.

— Как там Пирогов? — спросила она, нарушив молчание.

— По-прежнему истерит хуже бабы, — проворчал Дэн и плюхнулся на плед. Достал из пакета пирожок и принялся сосредоточенно жевать.

— Тебя трогает?

— Да он только меня и трогает! Вчера журналы мои изучал. Он там половину слов вряд ли знает, а туда же!

Оля нахмурилась. Вернулась к пледу и устроилась рядом. Вытянула вперед больную ногу и перевела дыхание. Горизонтальное, мать его, положение.

— Изучил? Понравилось?

— А черт его знает, — рассмеялся Басаргин. — Если выговор вляпает — значит, понравилось… Вино открывать?

— Ага… ему до пенсии сколько? Года три? Может, свалит…

— Черт, меня не хватит на три года, — Денис потянулся, достал кружку и, плеснув в нее напиток, протянул Оле. — Красное вино полезно для здоровья.

— Угу, от него ноги заплетаются, а они у меня и так… будешь сам тащить потом, если что, — она рассмеялась и отпила немного. Приятное. Терпкое. Разливающее тепло по жилам, кажется, изнутри промерзшим вконец, несмотря на совсем не холодный вечер.

— Дыши воздухом и не старайся меня напугать, — он лег на спину и закинул руки за голову, глядя в небо. — Там Жора по тебе скучает, пытается выяснить твои явки и пароли.

— Успешно? — ее голова оказалась рядом с его. Кружку она отставила в жухлую траву возле пледа. И теперь тоже смотрела вверх, туда, где небо напоминало кадры из фантастического фильма.

— Тебе виднее…

— Телефон обрывает. Если узнает адрес, придется из-за него дом менять, — пожаловалась Олька со смешком. — Хотя и так придется.

— Если заявится — скажи, — Денис повернул к ней голову. — Проведу разъяснительную беседу.

— Первый раз не получается отшить парня, который не нравится… ну, в том смысле, в каком он хочет нравиться. Беда. А прямо сказать — как-то жалко.

— Ну я скажу, — негромко проговорил Басаргин, и неожиданно его лицо оказалось очень близко от лица Оли. Мгновение он видел ее огромные, неземные глаза, а уже в следующее настойчиво и жадно прижимался ртом к ее терпким от вина губам. Те чуть шевельнулись в ответ, и она негромко выдохнула от неожиданности и от накатившего волной тепла, которое было сильнее того, что текло по венам после алкоголя. Сердце ее заколотилось под горлом. Громко-громко. Он должен слышать. Конечно, слышит.