Мост (ЛП) - Андрижески Дж. С. - Страница 4

Однако и это ещё не всё значение; ulintek также было выражением видящих, которое переводилось примерно как «ни рыба, ни мясо», то есть нечто, что не было ни тем, ни другим, и относилось к нескольким категориям одновременно.

Касс до сих пор упускала много отсылок видящих.

Ей придётся выучить их, если она собиралась передать эти культурные отсылки своей дочери. Тень и Фигран могли восполнить любые пробелы, конечно же, но это не ослабляло её решительности самой знать такие вещи. Она определённо не намеревалась сидеть в стороне, пока все, кроме неё самой, вносят вклад в образование её ребёнка в отношении её собственной расы.

Вновь отбросив с лица волосы, сдутые ветром, Касс всем весом навалилась на металлический поручень, положила подбородок на ладони и посмотрела на серо-синие волны.

Она всё ещё стояла там примерно двадцать минут спустя, когда к ней сзади подошла женщина-видящая.

Касс повернулась, почувствовав видящую ещё до того, как услышала или увидела её.

На ней было одеяние плотного, беззвёздного чёрного цвета, и её фигура, казалось, исчезала там, где ткань как жидкость окутывала её ноги и туловище на ветру, оставляя на виду её босые ноги. Ещё до того, как она заговорила, Касс знала, зачем пришла видящая.

Касс чувствовала, как это дрожит прямо за сознательными зонами её света.

Она чувствовала её.

Видящая осторожно, благоговейно прикоснулась к руке Касс.

«Пришло время вернуться к твоим обязанностям, наидрагоценнейшая и Грозная Война, — деликатно послала она. — Твоего присутствия очень не хватало».

Касс ощутила в её свете теперь уже знакомый разряд нежности и изумления.

По ней скучали. Её не хватало.

Понимание этого всё ещё заставало её врасплох каждый раз.

Она до сих пор ощущала тот же прилив трепета, ту же взрывающуюся волну любви, счастья и замешательства. Её свет полыхнул, на губах невольно заиграла улыбка. Это смятение чувств и восторга делало всё остальное в её жизни незначительным. Это делало все остальные её чувства и мысли не имеющими значения. Чувства были столь мощными, что какая-то её часть до сих пор поражалась их правдивости, хоть они и посылали проблески жара и искры по её свету.

Затем она увидит это.

Она увидит любовь, отражавшуюся перед ней в этих бледных, молчаливых глазах.

В те моменты она неоспоримо понимала, насколько это реально.

В те моменты это была самая реальная вещь в её жизни — самая реальная из всего, что она когда-либо знала и ещё узнает. Эта любовь делала всё остальное в мире неважным, и всё же, возможно, впервые, это делало всё значимым в той манере, которую она никогда не считала возможной.

Касс раньше презрительно фыркала на людей, которые болтали про то, как появление ребёнка изменило их жизнь, как это стало поразительным духовным опытом и так далее, всё то дерьмо, которым они поздравляли себя и трещали, качая на коленях своего пухлощёкого, странно выглядящего отпрыска. Но больше всего она ненавидела то, что с каким бы соответствующим энтузиазмом она ни отвечала на их дерьмо культа материнства, они награждали её сочувствующими взглядами, потому что она «не понимает».

Касс раньше смеялась над такими людьми.

Она всегда считала их самодовольными дурами, превозносящими материнство — одну из самых примитивных и грубо биологических из всех человеческих функций — в нечто квази-мистическое просто для того, чтобы подпитать своё раздутое и заблуждающееся эго.

Теперь она уже так не считала.

Конечно, она понимала, что большая часть её прежнего презрения наверняка вызывалась завистью.

Ещё до отъезда из Сан-Франциско она перестала верить, что сможет стать матерью. Она больше всего хотела ребёнка ещё тогда, когда сама была ребёнком; но чем старше она становилась, тем сильнее сомневалась, что это когда-нибудь случится. Она пыталась забеременеть от Джека (как будто в мире не существовало худшего кандидата для произведения на свет потомства), но им ничего не удалось.

Она пробовала с другим бойфрендом, Кристианом.

Она даже пыталась во время одноразовых перепихов, нарочно забывая про противозачаточные таблетки и убеждая их забыть про презервативы — так отчаянно она хотела забеременеть.

Но этого так и не случилось.

По правде говоря, она уже считала себя бесплодной.

Ей никогда не приходило в голову, что она видящая.

Теперь уже улыбаясь от этого воспоминания, она адресовала улыбку видящей в чёрном одеянии.

Восторг смешивался с теплом, когда она последовала за ней через дверь-люк, которая вела на нижнюю палубу. Эта отчётливая, мощная комбинация эмоций по-прежнему была для неё такой новой, что Касс дрожала всякий раз, когда её охватывали эти чувства.

Там жила любовь.

Любовь, благодарность, привязанность, трепет, изумление… да, даже благоговение.

Эти чувства смешивались с жарким собственничеством, которое было сильнее всего, что она когда-либо ощущала в жизни. Временами это желание защитить, уберечь её, сохранить невредимой и нетронутой, закутать в кокон от всех ужасов мира и от любого, кто мог ей навредить, превосходило всё остальное, делало её свет и разум свирепыми, резкими, холодными, откровенно животными… смертоносными.

Она была матерью.

Она убьёт всех и вся, что будет угрожать её ребёнку.

Спустившись по узкой винтовой лестнице на нижние уровни морской птицы, она прикусила губу, чтобы сдержать ту свою часть, которой хотелось пробежать всё это расстояние, перескакивать через две ступеньки, чтобы вновь воссоединиться со своей милой девочкой.

Когда она проскользнула через невысокую дверь в комнату, выкрашенную розовым и зелёным, её улыбка сделалась ещё шире. Она уже видела глазки, выглядывавшие из-за края кроватки.

Она росла так быстро.

Они назвали её Кумари.

Это означало «дочь» на тайском, и хоть Касс знала, что старшие видящие уже приписали её дочке какое-то длинное, сложнопроизносимое имя посредницы, соответствующее её рангу и возрасту её души, Касс и Териан оба называли её Кумари или «Ками», когда ворковали с ней наедине.

Учёные Тени ускорили рост малышки Ками, конечно же.

Они сделали это в первый раз, когда поместили её крошечный эмбрион в камеру инкубатора, достав её из Элли в Сан-Франциско

Они ускорили рост Ками во второй раз после того, как она наконец-то «родилась» в самых аккуратных условиях в высокотехнологичной лаборатории, находившейся по соседству с комнатой, где малышка жила теперь, в своей уютной детской, стены которой Териан расписал собственноручно и с любовью.

Он неделями работал над этими фресками, окружая малышку Ками экзотическими джунглями, горами со снежными шапками, существами-посредниками и нарисованным солнечным светом, а также более крупными животными, которые улыбались ей, пока она лежала в кроватке.

Касс рассмеялась, увидев, как эти глазки серьёзно смотрят на неё поверх стенки кроватки.

Губы девочки осторожно приподнялись, зеркально повторяя её выражение.

Тонкие губы, как у её отца. Лёгкий пушок почти чёрных волос. Высокие скулы, как у Элли, хотя точные черты её лица, конечно же, не проявятся ещё некоторое время, пока она не вырастет и не избавится от детской пухлости, которая сейчас делала её такой очаровательно округлой, мягкой и вызывала желание потискать.

Её глаза светились как бледные прожекторы, почти бесцветные, как у Ревика. И всё же вокруг светлого центра и чёрного зрачка имелся ослепительно-зелёный ободок, как будто в её радужках содержались равные доли цвета глаз её родителей.

Она уже была высокой для своего возраста и любопытной.

Касс посмотрела на неё, просияв, когда одна маленькая ручка аккуратно отпустила край кроватки и настойчиво стала хватать воздух пухлым кулачком.

Её прозрачные глаза с зелёным ободком ни на секунду не отрывались от лица Касс.

Пристальность её взгляда вызвала у Касс ком в горле.

Она была такой красивой, такой умной. Малышка Ками уже выучила универсальный жест, которым просилась на ручки. Она всё ещё не могла стоять в кроватке, не держась за деревянный край одной рукой, но она знала, как попросить, чтобы её взяли на руки.