Мятежная любовь (СИ) - Телицына Евгения - Страница 16

— Ага. Как и пентаграмма, блокирующая наруч и печать.

Я стал расхаживать по кабинету.

— В пентаграмму я в состоянии поверить. Это сложная магия. И вспомни, сколько потребовалось нанести узоров, чтобы держать Нику в плену… Но амулет…

— Подождите, — встрял Иер, — правильно ли я понимаю. Эвон не сводил твою печать. Он просто носит безделушку, способную как бы стереть ее? Поэтому его нельзя через нее отследить?

— Да, — подтвердил Асмодей.

— Значит, нужно всего-то понять, как нейтрализовать этот амулет. И я найду предателя!

— «Всего-то понять», — передразнил Асмодей. — Чернокнижник пока даже с пентаграммой не разобрался. А ты про это…

— Ас… — угрожающе начал я.

— Эй, я не дурак. Я уже попросил их бросить все силы на амулет.

— Прости. Я просто злюсь.

— Сатана, — голос Иера прозвучал как-то странно.

— Что?

— Откуда такой сильный личный интерес? — Глава Второго круга прищурился.

— Это был мой лучший ученик! И я видел его смерть собственными глазами. Хочу убедиться, что на этот раз он точно умрет, — без запинки ответил я. Незачем Иерону знать о моем истинном личном интересе.

— Хм…

Кажется, он мне не поверил.

Демоны, у меня что на лбу написано, что в моей жизни появилась женщина? Веду себя как обычно. Вроде бы. Работу выполняю. Точно. Что тогда не так?

Словно прочитав мои мысли, Асмодей едва заметно покачал головой. А вслух сказал:

— Продолжай поиски. А я сообщу, если от Тиль будут новости.

— Я могу чем-то помочь?

— Сомневаюсь, Иер. Теперь это работа Верховных.

— Как скажете, о мудрейшие, — черт театрально поклонился и попрощался с нами.

— Нас выдают глаза, брат, — тихо сообщил Асмодей и исчез.

А я остался переваривать услышанное.

Пытка пятая: заклейменная

Гнев — самый женственный и ребяческий из пороков.

— «Однако он встречается и у мужей».

— «Конечно, потому что и у мужей бывает

женский или детский характер».[1].

Когда бес пришел и сообщил, что «Верховный приказал вам оставаться в этой комнате до дальнейших его распоряжений», мне захотелось что-нибудь разбить. Желательно об голову этого самого Верховного. Я-то думала, что мы уже прошли этап заключенная — палач. А оказывается, я все еще пленница. Просто с небольшими привилегиями.

Обидно было почти до слез.

— Что, Инга, поверила в чувства повелителя гнева? Три «ха-ха» два раза!

А мне казалось…

Я тяжело вздохнула и рухнула на кровать.

По щеке скатилась одинокая слезинка…

Более разумная часть моего мозга попыталась вякнуть, что-то в духе «но он же берет тебя с собой, он же пустил тебя в свою спальню, он же ничего не делает просто так». Но истеричная половина не хотела ее слушать. Она хотела рвать и метать.

Не удивительно, что к возвращению Сатаны я накрутила себя так, что встретила его злая и зареванная.

— Что случилось?! — ошарашено разглядывая меня, спросил Верховный.

— Ничего… — буркнула я, отвернувшись к окну.

Сат что-то пробурчал себе под нос, подошел ко мне и поймал за подбородок:

— Инга. В чем дело?

Я высказалась.

Сатана ржал добрых пять минут. Не смеялся. Не хохотал. Откровенно ржал. Да так, что у самого выступили слезы.

— Демоны, женщина, только ваш вид может из ничего придумать повод для истерики, — между смешками выдавил он. — Со мной был Иерон. А ему пока не следует знать о нашей связи. Поэтому я приказал слуге попросить тебя посидеть в комнате…

— Интересную же ты выбрал формулировку, — проворчала я, не желая признавать его правоту.

— Формулировку выбрал бес. И я обязательно объясню ему, что разговаривать с моей женщиной следует другим тоном.

От банальной «моей женщины» на душе вдруг стало так тепло, что я даже немного смутилась. И совсем перестала злиться.

— Прости, — прошептала, чувствуя себя на редкость глупо.

— О, милая, одним прости тут не обойтись, — хитро улыбаясь, Сатана заглянул мне в глаза.

— Да?

— О, да!.. — протянул он, дергая за шнуровку моей блузки.

Я ничего не имела против примирения таким образом.

Когда Сатана, наконец, удостоверился в моем раскаянии, за окном стемнело.

Я звездочкой раскинулась на шелковых простынях, не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Конечности казались ватными.

Сатана лежал где-то рядом. Но у меня не было сил, чтобы повернуться к нему. Приятная усталость не давала ни действовать, ни думать. Одурманенная ощущениями, я прикрыла глаза и наслаждалась воспоминаниями о недавней близости. Сильные, но нежные руки, вытворявшие что-то невероятное с моим телом. Мягкие губы, познавшие каждый сантиметр моей кожи. Прикосновения, ощущения, ласка и грубость в равных долях. И очередная кульминация на грани потери сознания.

Кто бы мог подумать, что с ним все будет так…

— Я хочу, чтобы ты носила мою печать.

Заявление прозвучало, как гром среди ясного неба. Сладкий дурман как ветром сдуло. А я так резко села, что закружилась голова.

— Что?!

— Я хочу, чтобы твою кожу украшала моя печать, — терпеливо повторил Сатана, наблюдая за мной слегка потемневшими глазами.

В ту пору, когда отец надеялся подстелить меня под какого-нибудь Верховного (есть некая ирония в том, что я успешно воплотила его мечту после его смерти), печать казалась мне мифом. О, мой папаша любил о ней говорить. Разглагольствовать на тему того, что татуировка — это величайший дар высших чертей нам, сирым и убогим.

Он часто повторял, что печать — это метка принадлежности в узкий круг приближенных к Верховному. Это гарантия защиты. Знак отличия.

И чем больше я слушала, тем меньше хотела иметь клеймо на себе. Но сейчас все изменилось…

— Инга? — голос Сатаны звучал напряженно.

Я тут же вынырнула из воспоминаний и спросила:

— Зачем?

— Чтобы тебя никто не смел обидеть. И чтобы я всегда мог тебя найти.

Вот как. О поиске отец никогда не говорил. Скорее всего, не знал. Вряд ли Маммон делился с ним тайнами Верховных. Скупость скуп даже на слова.

— Ты считаешь, что мне угрожает опасность.

— Я не услышал вопроса.

— Потому что это был не вопрос. Ты считаешь, что мне что-то или кто-то угрожает. Почему?

Сат тяжело вздохнул и притянул меня в свои объятья.

— Прежде всего Эвон. А уже после все остальные. Быть спутницей Верховного непросто, дорогая.

Я позволила себе подумать над его словами еще пару минут. А потом озвучила решение, принятое в самом начале беседы:

— Хорошо. Я согласна на печать.

— Выбери место, — поцеловав меня в висок, предложил Верховный.

Ох, демоны. Нужно так, чтобы ее не было видно даже в самых откровенных нарядах. Думаю, Сатана согласиться со мной, что чем меньше чертей знают о нашей столь тесной связи, тем лучше.

Лопатка? Нет, не подойдет.

Внутренняя сторона бедра? Это как-то пошло.

Под сердцем? Неплохой вариант…

Его я и озвучила.

— Хороший выбор, — откликнулся Сат. — А теперь расслабься.

Его руки накрыли выбранный мною участок кожи.

— Я готова.

— Хорошо… Носи мою печать с гордостью, Инга Агилон Грефалус, — шепнул Верховный и начал творить.

Кожу то покалывало, то жгло. Довольно ощутимо. Временами так, что мне приходилось сдерживать крик. А когда сил терпеть не осталось, все закончилось.

— Готово, — поцелуй в шею. Потом в плечо.

— Подожди, я хочу посмотреть.

Я высвободилась из объятий Сатаны и убежала в гардеробную. Чтобы в большом зеркале рассмотреть первую в моей жизни татуировку.

Под грудью аккуратно расположилась пятиконечная звезда, вписанная в два толстых круга, между которыми начерчены буквы «S A T A N A»[2]. Между лучами звезды были какие-то символы, значение которых я не знала. И что-то мне подсказывало, что спрашивать у Верховного их расшифровку смысла не имело.

— Нравится? — снова притягивая меня в свои объятия, спросил Сатана. И как сумел снова незаметно подкрасться?