Мятежная любовь (СИ) - Телицына Евгения - Страница 5

Поспать что ли…

— Зачем я к ней иду? — пробормотал я, останавливаясь на очередном витке лестнице.

Ну, зачем? Зачем я переселил ее из камеры в подземелье в удобную комнату в башне? Зачем велел обеспечить всем необходимым? Зачем сейчас тащусь к ней?

Ты знаешь ответ, Верховный.

Я почти дошел до последнего пролета. Почти.

— Нет!

На пол посыпалась каменная крошка. Ничего, эти стены в свое время и не такое выдержали.

— А вот я уже на грани!

Я все же развернулся и вернулся к себе в кабинет.

Нужно отвлечься. Нужно. Но как?

Думай, Сатана, думай. Поискать мятежников? Так себе способ не думать об одной из них. Прошвырнуться в бар? А где гарантия, что после я смогу себя контролировать?

Взгляд случайно упал на стопку пергаментов.

— …!…!…!!! — громко выругался я. — Совсем забыл о лекции для дъяликов.

В конце учебного года молодых недочертей — будущих студентов — приглашают на ознакомительную лекцию, где рассказывают об учебных предметах и о том, что будет необходимо для первого года.

И как назло заболел профессор, читающий курс о пытках. И ректорат попросил меня провести ознакомительную. «Как лучшего из лучших в вопросах пыточных дел и наказаний за грехи смертных».

Тьфу…

Хотя бы отвлекусь… Надеюсь, что отвлекусь…

«Люди трактуют пытку как целенаправленное причинение мучений как физического, так и психологического характера с целью получения информации, наказания либо получения патологического удовлетворения.

Вы на курсе «Пытка для грешника обыкновенная» будете отталкиваться от другого определения.

Так, для вас, понятие пытки сводится к следующей трактовке: «причинение мучений как физического, так и психологического характера за доминирующий смертный грех, совершенный при жизни человека».

Почему доминирующий смертный грех? Логично, что наказать человека после смерти за все его мелкие прегрешения мы не можем. Вечности не хватит. Поэтому принято при вынесении приговора выделять самый тяжелый грех. И в зависимости от него выбирать подходящую пытку.

Пытки при этом могут быть самыми разнообразными. От классической варки грешника в котле (кстати, тот случай, когда доминирующий грех выделить нельзя) до специфических нюансов типа крестообразной плетки за преступление, имевшее слишком большое влияние не выбор дороги на перекрестке жизни.

Взаимосвязь преступления и наказания давно изучена и представлена в массе подробных трактатов. Ваш учебник содержит ключевые выдержки из лучших из них.

Кроме того, вы получите список основных грехов и соответствующих им пыток для заучивания. А так же — в качестве ознакомительного материала — краткую методичку по определению персонального пыточного наказания за специфические прегрешения. Она включает в себя…»

В дверь кабинета постучали, и мне пришлось отложить перо. Жаль, так хорошо шло. А сейчас собьюсь, и настрой пропадет…

Я тяжело вздохнул и скомандовал:

— Войдите.

На пороге нарисовался Вельзевул. Вот уж кого я совсем не ожидал увидеть в своем доме.

— Здравствуй, брат, — кивнул он, усаживаясь в кресле.

— Здравствуй. Чем обязан?

Я настороженно изучал Вела. Младший брат — редкий гость в наших домах. Он предпочитает приглашать всех к себе. Что не удивительно. Нужно же кому-то съедать то, что ежедневно наготавливает целая рота первоклассных поваров.

— Я к тебе с просьбой, — он поправил запонку на манжете светло-фиалковой сорочки. — Не могу вычислить, какая из моих поварешек ворует еду.

— Поварешек? — не понял я.

— Кто-то из поваров ворует, — перевел он на нормальный язык. — Не могу вычислить кто. А ты ложь за версту чуешь.

— И ты поэтому явился лично?

Уловив недоверие в моем голосе, Вельзевул погрустнел.

— А если и так?

— Кажется, ты только что сам сказал, что я ложь за версту чую, — хмыкнул я.

Брат замолчал. Уставившись вдаль, о чем-то напряженно размышлял, медленно постукивая указательным пальцем по тонким губам.

До сих пор не понимаю, как наш столь изящный братец умудрился выбрать своим грехом чревоугодие. У него же ни грамма лишнего веса. Подтянутый и стройный. Утонченный и изысканный. Совсем не такой, каким его представляют люди.

— Ладно, — решился он несколько минут спустя. — Одна из поварешек мне нравится. Я не прочь перевести ее из кухонных работников в постельные…

— Фу, Вел, как грубо, — перебил я.

— Зато честно. Так вот. Она мне нравится. Но я не намерен терпеть в доме воровку. Поэтому хочу найти вредителя без лишнего шума.

— Прямо сейчас?

— Если ты можешь.

— Могу, — легко согласился я, вспомнив, что всеми силами пытаюсь отвлечься от Инги. — Идем.

Не знаю, зачем Вельзевул устроил тайну из столь банального происшествия. И чего он там не мог сам найти. Воришка обнаружился за пару часов. Симпатичная девчонка, которую Верховный недавно взял на работу, таскала понемногу домой для своих братьев и сестер. Ничего критичного. Ничего сверхсекретного.

Но, кажется, это именно та чертовка, что привлекла Вела. Так что теперь он будет долго думать, как поступить. Потому что у брата какая-то не поддающаяся объяснению непереносимость воров.

Его бурчание на тему очередного облома напомнили мне об Инге.

Я вернулся в кабинет, и какое-то время мужественно боролся сам с собой. А потом не заметил, как оказался на пути к ее комнате…

— Сатана, у тебя есть еще несколько ступеней, чтобы одуматься! — проворчал я.

Не помогло.

Я дополз до последнего пролета и велел охране исчезнуть. Бесов как ветром сдуло.

Это ошибка, Сатана. Большая ошибка.

Я толкнул дверь и вошел.

Инга даже не шелохнулась. Даже не оторвала взгляд от книги, которую листала.

Я запер дверь изнутри. Но приближаться к чертовке не торопился.

Слуги постарались. Просторная комната с огромной кроватью под балдахином и всей прочей необходимой мебелью. Одежда, книги, фрукты и графин с водой… Вот только разве я велел выдать пленнице короткий шелковый халат, едва прикрывающий соблазнительные бедра?!

Как назло, водопад пшеничных волос чертовки лег так, что подчеркивал все, что открывал кусок ткани, по недоразумению названный «халатик».

Я мысленно застонал…

— Мне стоит поблагодарить за щедрость? Или наоборот приготовиться к чему-то ужасному? — нарушила тишину Инга, продолжая листать книгу.

Поразительно, она словно совершенно меня не боится…

— Сама как думаешь?

— Думаю, что если это очередная попытка что-то выяснить, то она напрасна. Ты узнал все, что я знала и даже больше.

Чертовка подняла ярко-голубые глаза, в которых светилось лукавство. Внимательно изучила мое лицо. А потом ее взгляд начал лениво спускаться ниже.

Инга медленно рассматривала меня, уделив особое внимание ширинке брюк. Скользила взглядом по моему телу так откровенно, что я почувствовал себя голым. И, насмотревшись, снова заглянула в глаза.

— Устроил вид? — ехидно поинтересовался я.

Она пожала плечами. Из-за чего халатик соскользнул и приоткрыл ключицу и часть груди.

В штанах стало тесно. А Инга и не подумала поправить одежду.

— Почему я еще жива, Верховный? — спросила она, продолжая смотреть мне в глаза.

— Потому что я так хочу.

— Но мы же оба понимаем, что суд признает меня виновной. И все. Так почему я еще жива? И не сижу в темнице?

Хотел бы я сам знать ответы на эти вопросы…

Я приблизился к кровати и наклонился к девушке:

— А ты бы хотела остаться в темнице?

— Я бы хотела понять, что тобой движет, — спокойно ответила она, подавшись ко мне.

Мы были настолько близко, что наше дыхание смешалось. Один глубокий вдох до поцелуя.

— Не испугаешься? — мой голос прозвучал неожиданно хрипло.

— А должна?

— Судя по твоему поведению в купальне, нет.

Ее зрачки расширились. Дыхание участилось. Она вспомнила. И я прав — ей понравилось.

— Ты поступил подло, — прошептала она.