Последний рубеж (СИ) - Шерола Дикон - Страница 5

Чувствуя, что Лесков наблюдает за ней, Эрика старалась одеваться нарочито спокойно, чтобы он не решил, что она сбегает. Наконец, застегнув блузку, девушка вновь обернулась на него и произнесла:

— Надеюсь, мы оба понимаем, что эта ночь ничего не значит.

Лесков вопросительно вскинул бровь, теперь уже с долей иронии глядя на свою собеседницу.

— Впервые женщина сама просит меня оставить ее в качестве моего одноразового развлечения, — нарочито задумчиво ответил он.

— А, может, это ты — мое одноразовое развлечение! Ты не подумал? — немедленно парировала девушка. — Не льсти себе, Лесков! Если собирался добавить меня в список своих влюбленных дур, то можешь отдыхать. Да, мы немного развлеклись, но факт остается фактом: ты мне интересен только в качестве подопытного. Как к мужчине, я к тебе абсолютно равнодушна.

«Я помню, какой ты была равнодушной», — подумал Дима, наблюдая за тем, как Эрика закалывает волосы. Он не стал озвучивать эту ехидную мысль, но все же не удержался, чтобы не задать следующий вопрос:

— Тогда напомни, пожалуйста, зачем ты все-таки приходила?

— Затем, что ты — сукин сын, который забрал мой проект, — ровным тоном ответила девушка. — Я хочу, чтобы ты вернул его мне. Сегодня же соберешь совет и восстановишь меня в должности.

— Ты переспала со мной ради того, чтобы получить обратно свое исследование? — деланно удивился Дмитрий. — Как цинично… Впрочем, что еще можно ожидать от такой карьеристки, как ты? Хотя, признаюсь, я несколько…

— Я никогда не спала с мужчинами ради карьеры, — перебила его Воронцова, чувствуя, что снова начинает злиться. Почему он постоянно провоцирует ее, а она знает это и все равно ведется, словно маленькая девочка? Девушка отчетливо видела иронию в глазах Дмитрия, но не могла заставить себя улыбнуться в ответ и сказать что-то вроде: «Я сплю только с теми, кто мне нравится».

Вместо этого она поспешно схватила с пола халат, перепачканный кофе, и направилась к выходу. Но у двери девушка обернулась и хмуро спросила:

— Так ты назовешь мне пароль, чертова ящерица?

Дмитрий усмехнулся на это ругательство:

— Стерва…

— Код, я спрашиваю!

— Я уже назвал его. Мне показалось, что человеку сложнее заподозрить именно то слово, которое у него постоянно на слуху.

— Пошел к черту! — Эрика хотела произнести это сердито, но вдруг ей сделалось смешно, и она не сдержала улыбки. Впервые ей было так сложно на него злиться, и Дима явно это почувствовал. Он улыбнулся в ответ, непривычно ласково и тепло.

Позже, направляясь в свою комнату, Эрика думала о том, насколько сильно она увязла в своих непонятных чувствах. Девушка надеялась, что, быть может, хотя бы после сегодняшней ночи ее проклятое влечение к Лескову пройдет. Но, как бы она ни уговаривала себя, что равнодушна к нему, как бы не проклинала себя за свое безрассудство, Эрика все отчетливее понимала, что Дима нравится ей все больше. Он не был похож ни на одного из ее бывших парней — те, другие, были отличниками из хороших семей, с кучей дипломов и большим будущим. Все были одобрены ее отцом и братом. И все они были настолько скучными, что надоедали быстрее, чем однообразные мексиканские сериалы.

Следующие несколько дней Лесков и Воронцова виделись лишь мельком. Он все же восстановил ее в должности руководителя проекта, а она, в свою очередь, согласилась предоставить ему «эпинефрин». Это решение далось девушке крайне тяжело — одно дело отпускать на поверхность какого-то постороннего человека, и совсем другое — его, Дмитрия. За эти пару дней Эрика успела еще больше убедиться в том, что он ей не безразличен. Она старательно делала вид, что не замечает его, когда он появлялся в лаборатории, чтобы поговорить с Вайнштейном. Она отводила взгляд, встречая Дмитрия в коридорах, и Лесков, словно чувствуя ее замешательство, не пытался заговорить с ней лишний раз.

Их первая встреча наедине состоялась лишь тогда, когда Дима пришел за обещанным препаратом. Он застал Эрику за бережным укладыванием ампул в футляр. Погруженная в свои мысли, девушка не сразу заметила, как он приблизился к ней. Чуть помедлив, она защелкнула пластмассовую емкость и, не глядя на Дмитрия, молча положила ее на стол.

— Спасибо, — тихо произнес он, не сводя внимательного взгляда с Эрики. Она показалась ему чужой и холодной, но, как и в прошлый раз, ему снова захотелось ее обнять. Пусть злится, вырывается, царапается, пусть прячется за свои маски, если ей так удобнее. Ему же надоела эта непонятная игра.

Дима обнял девушку со спины и коснулся губами ее плеча. Возможно, это было какой-то мимолетной слабостью, возможно, попыткой сказать то, в чем он был еще не уверен, но сейчас ему безумно хотелось ощутить ее тепло. С того момента, как они провели ночь вместе, что-то изменилось. Дима понял это еще тогда, когда Эрика засыпала в его объятиях. Женщины, которые планируют развлечься, редко остаются на ночь и уж тем более не целуют своих любовников, прежде чем уснуть. Все эти метания Воронцовой говорили лишь о том, что она запуталась, и ей всего навсего требуется немного времени, чтобы разобраться.

Почувствовав прикосновения Лескова, Эрика не шелохнулась. Со стороны выглядело так, словно он обнимает греческую статую, вроде той, которыми украшают парковые ансамбли. Но Дмитрий чувствовал, как сначала девушка напряглась, а затем расслабилась, успокоенная его теплом. С минуту они так и стояли, не двигаясь и не прерываясь на разговоры, но в этом бездействии было гораздо больше эмоций, чем в каких-нибудь словах.

А затем Дмитрий отстранился, взял со стола футляр и молча покинул комнату. Когда он вышел, Эрика, точно сбросив свое оцепенение, резко повернула голову и посмотрела на дверь. Ее губы предательски дрогнули, и девушка нервно провела рукой по волосам, отбрасывая с лица выбившуюся прядь. Дышать стало трудно. В

груди разливалась знакомая тяжесть, как бывало всегда, когда брат уходил на задания, и она ненавидела это чувство. Она ненавидела всё, что было связано с проклятой войной, которая постоянно пыталась отнять у нее близких. Сначала чуть не убила ее отца, потом отгрызла руку брату, изорвала тело ее друга и коллеги, а теперь охотилась на… любимого человека?

Когда Дмитрий приблизился ко входу к лифтовым шахтам, вся его немногочисленная группа была уже в сборе. Первым делом в глаза бросилась рослая фигура Георгия Лосенко, который, подобно исполину, возвышался над худенькой фигуркой Рудольфа Зильбермана. Рядом с отцом стоял Марк, бледный настолько, что, казалось, вот-вот упадет в обморок. Чуть поодаль стояли еще двое — Ким Чернышев и Юргис Жукаускас. Кима Дмитрий знал еще со времен своих первых тренировок, проводимых Кириллом Матвеевичем, и, наверное, этот молодой мужчина был единственным, кто не упрекал Лескова в том, что тот защищал Фостера. В чем-то Ким и Эрик были даже похожи — оба темноволосые и кареглазые, оба обладали привлекательной внешностью, и оба крайне цинично относились к жизни.

Если Ким был коренным петербуржцем, то Юргис являлся гражданином Литвы, который в момент отравления воды случайно оказался в России. Его эвакуировали из отеля с остальными редкими выжившими, вручили винтовку и бесцеремонно нарекли Жуком, не в силах выговорить фамилию этого парня целиком. Спустя несколько месяцев Юргис с грустной иронией вспоминал слова своих литовских друзей, мол, не надо тебе ехать в эту ненормальную Россию. А теперь ему некуда было возвращаться. Ни в Вильнюсе, ни в других столицах прибалтийских стран не было даже метро, чтобы укрыться, не говоря уже о подземных городах. Выжило всего несколько сотен человек, которые либо по иронии судьбы оказались за границей, либо пополнили ряды «процветающих».

— Явился, не запылился, — проворчал Рудольф, заметив приближающегося Дмитрия. — Я не так молод, чтобы ждать, пока вы тут все нагуляетесь.

— Вы уверены, что сможете удержать «костяных» на расстоянии? — усомнился Ким, первым подойдя к Лескову. — Потому что войско из нас, мягко говоря, дерьмовое. Если бы я знал, кто еще будет в составе, я бы отказался идти. Причем в невежливой форме.