Агенство БАМС (СИ) - Рей Полина - Страница 6

— Я… новая артистка! — выпалила Настасья Павловна первое, что только сумела придумать, в надежде, что подобное объяснение полностью удовлетворит грозную даму. Но последовавшая реакция была прямо противоположной Настасьиным ожиданиям.

— Ты опоздала! — пробасила женщина, уперев руки в бока. — Немедленно ступай в свою гримерную! Твой выход уже скоро!

— Какая же из них моя? — поинтересовалась Оболенская, судорожно соображая, как же ей ускользнуть от этой страшной женщины.

— Я покажу, — кивнула та столь решительно, что завитые в кудри короткие волосы ее резво подскочили и затряслись перед Настасьей Павловной, едва не вызвав у последней головокружение своим диким хороводом. — Иди вперед, — скомандовала женщина таким тоном, что Оболенская сразу поняла — придется ее послушаться.

Таким образом она оказалась препровождена в тесную комнату, слабо освещаемую керосиновой лампой, вся нехитрая обстановка которой состояла из стула, туалетного столика с зеркалом, ширмы, да шкапа в углу.

— Твой наряд там, — деловито указала Настасьина мучительница на шкап, — одевайся поживее. Я обожду за дверью, дабы проводить тебя к остальным, покуда ты еще где не заплутала, — сказала она с какой-то странной улыбкой и вышла, оставив Настасью Павловну мучиться догадками, что же это за остальные и во что она столь нелепым образом оказалась вмешана?

В шкапу было одно-единственное платье, немало озадачившее Оболенскую. Яркого лилового оттенка, украшенное рядами белых пышных оборок, оно было сшито так, что полностью оголяло плечи, а вырез на груди был таким огромным, что Настасья Павловна сильно засомневалась, что платье вообще способно прикрыть оную. Но самым пугающим в наряде была юбка с огромным разрезом, доходившим, судя по всему, до самого бедра, да еще и более короткая спереди, нежели сзади. При одной только мысли о том, чтобы облачиться в подобный верх неприличия, Оболенская почувствовала, как щеки заливает румянец. А если ее в этом наряде увидит Петр Иванович?.. Господи, да сможет ли она после такого стыда ему хоть раз в глаза взглянуть?

Настасья Павловна встревоженно огляделась по сторонам, словно надеялась, что где-то в комнатушке спряталась от нее потайная дверь, окошко или люк, но все было напрасно. Голые каменные стены оставались холодны к молящему о помощи взгляду девушки. Громкий стук в дверь заставил вздрогнуть, а голос из-за двери прозвучал как приговор:

— Ну, скоро ты там?

— Сейчас, — отозвалась Настасья Павловна, смиряясь с неизбежностью и стараясь не думать о том, какое лицо будет у господина лейб-квора, когда он увидит, что на ней надето. Но, в конце концов, они ведь оба находятся на задании. И случившийся с ней казус нужно рассматривать не как величайшую неприятность, а как настоящий подарок судьбы. Костюм танцовщицы — это ведь просто блестящая маскировка!

Приободрившись подобными мыслями, Настасья Павловна как могла быстро сняла свое собственное платье и натянула на себя неприличное одеяние. Почти тотчас же она поняла, что если станет самостоятельно застегивать все крючки на спине, то будет делать это до самого утра. Неужели же другие артисты справляются с этим самостоятельно?

— Долго еще? — прогремел из коридора требовательный бас.

— Не могу управиться с застежками на спине! — напряженным от попытки выгнуться так, чтобы что-то рассмотреть в зеркале, голосом, ответила Настасья Павловна.

— Отворяй! — донеслось до нее повелительным тоном из-за двери.

Когда Настасья Павловна впустила громкую женщину в гримерную, та придирчиво оглядела ее и кивнула:

— Фигура у тебя, что надо! Будешь пользоваться успехом, — и женщина вдруг довольно хохотнула, словно знала нечто очень забавное, но Оболенской неведомое. — Ладно, поворачивайся, — тон ее сменился на ворчливый, — так и быть, помогу тебе разок. Но только один! В следующий раз не опаздывай и одевайся сама, у нас тут не приют благородных девиц, никто тебя одевать, будто барышню какую, не станет! — и женщина снова издала неприятный смешок, от которого по спине Настасьи Павловны — тоже до неприличия обнаженной — прошел холодок.

— Ну все, пошла! — подтолкнула ее женщина к двери, — публика заждалась!

За кулисами Настасья Павловна обнаружила еще с десяток точно также, как она, одетых девиц, принявшихся при ее появлении о чем-то шептаться и хихикать, прикрывая густо накрашенные губы ладонями. Оболенская гордо выпрямилась, сосредоточившись на мыслях о том, как же ей быть далее, ведь она понятия не имела, что будут показывать на сцене эти девушки.

Из зала раздались аккорды веселой мелодии и артистки, как по команде, яркой стайкой выпорхнули на сцену, увлекая за собою и Настасью Павловну. Ей не оставалось теперь ничего иного, кроме как следить за тем, что они будут делать и пытаться это повторить.

Конечно, Настасья Павловна Оболенская танцевать умела в совершенстве и ни один кавалер, удостоенный быть ее партнером в этом деле, не мог бы пожаловаться на то, что Настасья Павловна танцует дурно хоть вальс, хоть кадриль. Но к подобным па, какие выделывали ее товарки по сцене, Оболенская была не готова совершенно.

А посему первые движения ее были несколько невпопад, пока она не усвоила — по счастью, довольно быстро — что в данном танце главное — как можно выше задирать юбку и ноги. Настасья Павловна непременно сгорела бы от стыда при мысли о том, насколько сие действо неприлично, но думать ей было в тот момент решительно некогда. Охваченная всеобщим неистовством, она кружилась по сцене, вздергивая вверх пышную юбку и активно трясла ногами, облаченными в туфли на невиданно высоком каблуке, грациозно выбрасывая вперед то одну ногу в черном чулке, то вторую. И до того увлеклась сим действом, что едва не забыла о том, что ей нужно разыскать среди присутствующих господина лейб-квора. Продолжая демонстрировать алчущей публике свои стройные ноги, Настасья Павловна еще раз оглядела зал в поисках Шульца и вдруг краем глаза уловила подозрительное движение у кулис. Кинув в ту сторону взгляд искоса, Оболенская в ужасе замерла.

Из-за бархатного полога в зал выглядывала крайне любопытствующая физиономия… пианино.

От увиденного Настя застыла на мгновение с вздернутой вверх правой ногой, и, не удержавшись долго на левой, покачнулась, механически поменяла ноги местами, опустив на пол правую и подняв левую, и наступив при этом на подол собственного платья. Не замечая столь досадной детали, Настасья Павловна дернула подол… и полетела прямо в оркестровую яму.

Тут-то она и нашла Петра Ивановича.

Несколько секунд лейб-квор смотрел на свалившуюся на него Настасью Павловну до того ошарашенно, что даже забыл дунуть в поднесенный к губам мундштук, так и застыв с раздутыми щеками. Вид при этом у Шульца был до того забавный, что Настасья непременно расхохоталась бы, если только была бы сейчас на это способна. Но сидя у Петра Ивановича на коленях с задранной до бедер юбкой и чувствуя, как он прижимает к себе одной рукой ее, а другой — трубу, она могла думать в сей момент лишь о том, как выйти из неловкого положения, в котором они оказались. По счастью, довольно быстро стало ясно, что публика ее падение приняла, как часть задуманной программы, и принялась громко аплодировать. Оболенская, не растерявшись, тут же улыбнулась своей неотразимой улыбкой и принялась посылать в зал воздушные поцелуи.

Петр Иванович, тем временем, пришел в себя и громко выдохнул. Продолжавший играть даже без трубача оркестр начисто заглушил этот звук, но Настасья Павловна в полной мере ощутила, как теплый воздух, сорвавшийся с губ Шульца, коснулся ее кожи, от чего по телу вдруг пробежали мурашки.

— Кажется, у вас входит в привычку падать на меня, Настасья Павловна! — прошипел лейб-квор ей на ухо, ближе притиснув к себе, отчего дыхание у Настасьи на мгновение сбилось. — И что вы вообще здесь делаете, позвольте узнать?

— Ах, улыбайтесь же! — избегая прямого ответа, пробормотала Оболенская сквозь сведенные в улыбке зубы, — на нас смотрят.