По образу и подобию (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна - Страница 3

Профессор Ольмезовский говорил увлечённо. Алёна оценила горящий взгляд и тот особенный огонь, что горит в глазах у любого, фанатично преданного своему делу, человека. Человека, дорвавшегося до возможности объяснить и рассказать суть собственной работы благодарным слушателям.

Проект улучшения и развития человеческого генома… Телепаты, ясновидящие, целители… В перспективе — соединение всех паранормальных способностей в одном геномном ядре. Человек навсегда расстанется с машинами, уродующими планету и тело, он превратится в качественно новое существо. Ното зар/епз поуа зирепог Венец эволюции, владеющий полным и безоговорочным контролем над материей…

Ныне живущим выпала редкостная удача: они могут своими собственными глазами наблюдать, как абстрактная мечта ученых, всего лишь каких-нибудь сто пятьдесят лет назад казавшаяся несбыточной, начинает превращаться в реальность.

Уже сейчас значительная часть человеческого общества составляют телепаты, имеющие тот или иной паранормальный ранг. А ведь есть и другие. Целители, пирокинетики, ясновидящие…

После лекции народ потянулся кто куда, а самые упорные остались задавать вопросы. Главным был — почему пока не удаётся совместить в одном геномном ядре психокинетическую паранорму и телепатическую. Все попытки проваливаются с завидным постоянством. И почему телепатический домен пристёгивается к двадцать первой хромосоме, а не, скажем, вообще не кодируется отдельной, добавочной парой хромосом, как у психокинетиков. Ведь риск ошибиться и провести корректировку зародыша намного выше, а порченая двадцать первая хромосома приводит к печальным последствиям: синдрому Дауна. Алёна тихо зверела от обилия незнакомых терминов, но уйти не могла, слушала.

— Хотите что-то спросить? — внезапно обратился к ней профессор Ольмезовский.

Алёна стушевалась от прямого, внимательного взгляда его серых глаз. Он не был стариком, в этом всё дело, наверное. Молодой мужчина, бородка клинышком, добрая, мальчишеская какая-то улыбка. Сколько ему лет, интересно. Не двадцать, конечно же, но ведь и не восемьдесят… А о чём у него спрашивать-то, если из всей его речи восприняла нормально только предлоги?

— Нет, простите, — тихо ответила девочка. — Я просто… я слушаю… интересно, вот.

— Можно я спрошу? — вклинился пацан, который, оказывается, не ушёл со всеми, и теперь тянул руку, как прилежный первоклассник на уроке.

Профессор едва заметно поморщился, будто ему предложили под дулом пистолета ведро лимонов съесть, но кивнул:

— Спрашивай, Тим.

— А почему вы свернули все работы над линией неограниченного психокинеза? Исследования не ведутся, насколько мне известно, уже лет двадцать.

— Хороший вопрос, — кивнул Ольмезовский. — Не мог ты подойти с ним ко мне в лабораторию? Скажем, завтра.

— Не-а, — беспечно ответил Тим. — Завтра вас в лаборатории не будет.

— Интересно, — сказал профессор после паузы. — А где же я буду, по-твоему?

— Завтра узнаете, — отказался от объяснений Тим. — Так как насчёт ответа?

Ольмезовский чуть развёл ладонями, мол, изволь, если не терпится.

— Психокинез предъявляет своему носителю энергетические затраты, весьма существенные. Это касается продолжительности жизни прежде всего, она, как известно, меньше средней, иногда значительно. Кроме того, у этой паранормы наблюдается широкий разброс побочных эффектов, не всегда положительных; пока мы не научились с ними справляться. Существующие модели пока не позволяют перейти к практике, использовать же предыдущие, условно-негативные схемы — запрещено Учёным Советом Института по вполне понятной причине.

— Иными словами, вы испугались, — безжалостно подытожил мальчик. — Правильно сделали: человечество ещё не доросло до таких возможностей.

— Может, и не доросло, — скупо ответил Ольмезовский, разговор ему не нравился.

Ему задали новый вопрос, он взялся отвечать. Алёна вздохнула, и пошла на выход. Тим увязался за ней. Странный парень. Выглядит охламоном, руки в брюках, лохмы во все стороны, чистенькое личико, лихая улыбочка. Но глаза жёсткие, и манера держаться — совсем не юношеская. Вдобавок, уважаемый человек, — профессор Института, чёрт возьми! — разговаривает с ним на равных. Как это прикажете понимать?

— На, — сказал вдруг Тим, отправляя ей файл со своего терминала. — Список литературы. Восприми, не помешает.

— Зачем? — хмыкнула Алёна.

— Поймёшь задним числом, о чём профессор сегодня трепался, — невозмутимо объяснил Тим.

— Ладно, — она сохранила полученное. — Спасибо.

Они остановились на террасе, нависавшей над нижним ярусом Экспо. Стемнело уже совсем, лишь далеко, за высотными свечками, догорала бордовая заря. Узкая полоса двадцать девятого «Ковчега» сияла ярче любой звезды, даже ярче Луны, карабкавшейся на небосвод по вершинам близких гор.

— Этот «Ковчег» — последний, — вдруг сказал Тим. — Тридцатого уже не будет.

В его словах прозвучала повелительная ясность предвидения. Стало зябко, несмотря на тёплый, безветренный вечер.

— Тим, а ты — странный, — сказала Алёна.

— Да, — не стал спорить он. — Ладно, бывай.

Он ушёл. Алёна смотрела ему вслед какое-то время, затем выкинула странного знакомца из головы и направилась к палатке с мороженым.

Домой она вернулась хорошо после полуночи. Тихо пробралась в дверь, бесшумно сняла обувь, куртку. В коридор просачивался свет из кухни, может, просто забыли выключить? Девочка осторожно пошла на цыпочках к своей комнате. Душ бы принять, но этак можно разбудить монстра. И начнутся вопросы, расспросы, допросы. На глазах у нового хахаля. И останется только под землю провалиться от позора.

— Элен, — позвали из кухни, — зайди.

Всё. Засекли. Чёрт…

Алёна обречённо потащилась на кухню, на ходу придумывая варианты возможных ответов, один остроумнее другого.

Но то, что она там увидела… Точнее, кого!

Все дерзкие заготовки хамских приветствий порвались с треском и с печальным вздохом слились в унитаз. Новый мамин приятель оказался мощным мужиком с короткими, ёжиком, светлыми волосами и бесцветными глазками. Знак паранормы на воротничке — алая молния пирокинеза, здоровенные кулаки, неспешное, обманчиво- ласковое присутствие, понимающая усмешка одним уголком губ. Алёна невольно спрятала за спину руки: у неё были татуировки на тыльной стороне обеих кистей, голографические молнии с сакраментальной надписью «не влезай — убьёт», ей это казалось брутальным и правильным, этакий вызов всем натуральнорождённым и прочим бедолагам, родившимся без пирокинетического довеска в геноме. Но взгляд собрата по паранорме обратил доказательство собственной значимости в полный ноль, если не в минус.

— Познакомьтесь, — сказала мама. — Это — Виктор Огнев, капитан войск быстрого реагирования. Виктор, это моя дочь, Элен.

— Рад знакомству, — сказал мужик с доброжелательной вежливостью.

— Здрасьте, — отозвалась Алёна, всё ещё пребывая в ступоре.

Ну, мама! Ну, даёт. А главное, как к такому подход найти, чтобы спровадить следом за остальными?..

Утро началось дразнящим запахом, истекающим с кухни. Мясо со специями. Свежесваренный кофе. Что-то ещё, трудно определимое, но безумно вкусное.

Алёнка потянула носом, села. Зверский голод обрушился лавиной: вчера она не удосужилась поесть, как следует. Молодой организм требовал своё.

Она откинула покрывало, села. Пятернёй расчесала непослушные волосы и пошлёпала на кухню, босиком и в спальной тунике, едва прикрывающей попу.

— Мам, — протянула она сонно, — а что у нас вкусненького… ой!

Вместо мамы у плиты орудовал вчерашний тип, о котором Алёна благополучно забыла под утро.

— Доброе утро, Элен, — невозмутимо сказал он, меряя её взглядом.

Сквозь землю захотелось провалиться от этого оценивающего прицела. Причём, оценивающего вовсе не так, как мужчина может оценить девушку, нет. Скорее, как старший на провинившуюся школьницу. Алёна гордо вздёрнула подбородок, нагло уселась за стол. Она у себя дома, проклятье! В чём хочет, в том и ходит, а если кому- то это не нравится, пусть проваливает. Но девчонка интуитивно чувствовала, что проигрывает. Как, почему, — загадка. Однако выпроводить незваного гостя быстро вряд ли получится.