Да, Босс! (СИ) - Рей Полина - Страница 45

Неладное я заметила ближе к полудню, когда трёхцветная малышка, которая плакала почти всю ночь, стала вялой и перестала реагировать на кормление. Я прижала её к груди и принялась искать в интернете хоть что-то по этому поводу, но всё, что попадалось мне на глаза — надежд не внушало.

Одевшись и узнав у Ольги, где можно отыскать ветеринарного врача, я положила котёнка в варежку, а варежку сунула под куртку и помчалась, молясь всем богам, чтобы успеть. В этот момент моё расставание с Адамом показалось мне сущим пустяком. В жизни были гораздо более важные вещи, и гораздо более непоправимые события, над которыми действительно стоило лить слёзы.

Положив маленькую коробку в мёрзлую землю, в которой я чудом умудрилась выкопать ямку, я уселась прямо в снег и разрыдалась. Я плакала не только над маленьким котёнком, которого не удалось спасти. Но и над тем, к чему я пришла после всего, что пережила за минувшие недели. Сидела, засыпая ямку ледяным крошевом из земли и песка, и ревела — в который раз за последние дни. Но главное, что теперь во мне проснулась жалость к самой себе. Наверное, это было то самое чувство, которое помогало выжить. Которое понуждало просыпаться каждое утро и заниматься какими-то делами. Потому что впервые за эти дни я желала этого не для того, чтобы мама, папа и подруги не переживали. Я желала этого для себя.

Отряхнув руки, я посидела так ещё немного, даже не предпринимая попыток стереть безостановочно льющиеся из глаз слёзы, после чего поднялась и пошла в дом. К тем, кто во мне нуждался. И к тем, в ком нуждалась я.

— Слушай, ты их анаболиками кормишь? Они вымахали так, что скоро в корзинке не уместятся, — заявила прямо с порога Галка, которая притащила мне неизменные пакеты с едой. Пару раз в неделю меня навещали подруги. Один раз даже приезжал отец, который помогал по хозяйству, хотя, я прекрасно управлялась и без него. А я ловила себя на мысли, что совершенно успокоилась. Дни проводила за просмотром каких-то передач, бесконечным потоком идущих по телевизору. Вечером читала, сидя на диване, по которому рядом лазали вездесущие котята.

— Да нет. Тем кормом, что ты в тот раз оставила. Ты с ночёвкой сегодня? — уточнила у подруги, которая привезла пару бутылок вина и набор, который больше бы подошёл для небольшого праздника. Фрукты, сыр, багет и шоколадный торт.

— Да. Сейчас ещё и Оля приедет. Решили составить тебе компанию на выходные. Ты же не против?

Разумеется, я была совершенно не против, хоть мне и нравилось моё уединение и я боялась того момента, когда котята подрастут и их придётся кому-нибудь отдать, а мне — вернуться в Екатеринбург.

— Совсем нет. А у нас день рождения чей-то или что? — уточнила я, раскладывая продукты в холодильнике, пока Томас, дымчатый кот с белой манишкой, пытался взобраться на стул за колбасой, лежащей в пакете.

— Да нет. Просто посидим по-девчачьи. Хорошая идея?

По голосу Галки я поняла, что дело в чём-то ином, помимо стремления составить мне компанию в глуши. Сняв Томаса со стула и убрав колбасу подальше от его любопытной мордашки, я устроилась за столом и уточнила:

— Ты точно ничего больше не хочешь мне сказать?

За это время мы ни разу не заговаривали с ней ни о Левандовском, ни о Юре, предпочитая сделать из этой темы негласное табу. И сейчас, когда я каким-то внутренним чутьём поняла, что речь пойдёт о бывшем боссе, моё глупое сердце забилось с утроенной силой. Возможно, Галка приехала, чтобы сообщить мне о том, что Левандовский, например, снова женится. Или что он продал бизнес и уехал в неизвестном направлении. И я не знала, что буду делать и как стану реагировать, если подруга огорошит меня подобными новостями.

— Хочу. В том числе именно поэтому я сюда и приехала с винным арсеналом, — призналась подруга, устраиваясь напротив.

— Ну, тогда говори, — мягко улыбнулась я ей, стараясь внешне не показать, насколько мне сейчас не всё равно.

— Я тебе кое-что привезла, — сделав глубокий вдох, будто он нужен был ей для того, чтобы решиться на что-то важное, наконец проговорила Галка.

Она вытащила из сумки какую-то папку и передала её мне. И я поняла, что совсем не желаю видеть того, что в ней содержится. Не желаю, но прекрасно знаю всё наперёд.

— Это документы о разводе? — всё же уточнила я, откладывая папку в сторону и так и не заглянув в неё.

— Да. Юра попросил тебе передать. Я не хотела сначала, сказала, чтобы он сам… Но потом решила — уж лучше я.

— И правильно решила. Спасибо, — снова улыбнулась я подруге, внутренне предпринимая бесплодные попытки совладать с мыслями о том, что теперь Адам мне не только бывший босс, но ещё и бывший муж.

— У тебя всё нормально? — настороженно спросила Галя.

— Абсолютно, — соврала я, кивая.

Я обещала себе больше не плакать. И сдержала обещание. Только не знала до этих пор, что спрятанные слёзы будут выворачивать меня наизнанку изнутри. И с этим я уже ничего не могла поделать.

Без тебя не то чтобы никак, без тебя — незачем.

Эльчин Сафарли

Два месяца спустя

Пролетавшие мимо дни смешались в сплошную серую массу, где Адам что-то делал, куда-то шел, и, как ни казалось это странным ему самому — продолжал дышать, говорить и улыбаться.

Решение относительно презентации духов «Lewandowski Grey Mouse» было принято им в тот день, когда из пиар отдела прислали рекламный плакат, с которого две ипостаси Евы смотрели на него, бередя душу, а он только теперь понимал, что настоящей из них двоих была вовсе не та, что притворялась серой мышью.

И когда он рвал несчастный плакат на мелкие клочья, понимал с полной ясностью, что без Евы новому аромату не быть. Потому что весь он был пропитан ею — от концепции до рекламных снимков, а Левандовский не хотел никаких напоминаний о ней и о том, что их когда-то связывало. Ни малейших.

Пусть Фогель забирает аромат, пусть подавится им. Пусть празднует свой редкий триумф над Адамом Левандовским. Это воровство было лишь верхушкой айсберга, с которым он столкнулся. Гораздо труднее было смириться с тем, что разбилось об лёд то, во что он так глупо и в одночасье поверил.

Адам знал, что его лаборатория сможет создать ещё миллион ароматов, а пиар-отдел — преподнести их так, что они если и не взорвут рынок — то заставят о себе говорить. И знал также, что Ева была первой и последней женщиной, которую он позволил себе полюбить. Просто потому, что больше ни за что не станет ввязываться в то, что называлось любовью. Больше не станет верить никому и ничему, как не верил до Евы. И жил при этом вполне счастливо. Но теперь почему-то оказалось очень трудно вернуться к той, прежней жизни, где не было Евы и не было проблем серьезнее, чем выбить очередной выгодный для себя контракт.

Боль, первые дни старательно заглушаемая им с помощью алкоголя, теперь угнездилась где-то в самой глубине сердца тупым осколком, напоминавшем о своем существовании лишь изредка, в самые тяжёлые моменты, когда врать себе, что жизнь продолжается, получалось плохо. Развод, прошедший быстро и беспрепятственно, и, что самое странное — с сохранением миллиона у Адама — избавил его от статуса женатого человека, но не мог избавить от воспоминаний о том, что принес ему этот брак. Но с воспоминаниями Адам по большей части научился справляться сам. А об отказе Евы от денег предпочитал не думать, чтобы не ворошить заново то, с чем уже почти привык сосуществовать.

Презентация флагманского аромата «Левандовски», отмененная Адамом, была изначально назначена в России на восьмое марта, как подарок женщинам в их праздник. Подарок, который сможет перевернуть сознание тех, кто был не уверен в себе. Презентация же Фогеля была назначена на конец февраля — видимо, он страховался на случай, если Адам всё-таки решит представить парфюм публике и стремился любой ценой его опередить, выдав разработку лаборатории «Левандовски» за свою.

Адам совершенно не следил за дальнейшими событиями в стане конкурентов, оградив себя от всего, что было связано с тем, что причинило ему столько боли. Он мотался по делам, вел переговоры, подписывал какие-то контракты… и нанял новую секретаршу. На этот раз перепоручив это отделу кадров и задав весьма конкретные и строгие критерии.