Цена притворства (СИ) - Черная Снежана Викторовна "Черноснежка" - Страница 5

- Поздравляю, братец! – проворковала Лопырёва и смачно поцеловала его в губы…

Да уж, а я думала, это моя семейка немного того.

- Какой необычный выбор платья! – Маринка нехотя развернулась ко мне. - Это что за стиль? А-ля вокзальная проститутка?

- А это что? - скопировав её ехидную улыбочку, я поддела пальцем чёрный бархатный «ошейник». - Чёрный пояс по горловому минету?

Аскольд расхохотался.

- Я вижу, вы подружитесь, - вынес он вердикт и до тех самых пор, пока поток поздравляющих не иссяк, пребывал в приподнятом настроении.

Наконец, ажиотаж, вызванный новостью о нашем скором объединении, сошёл на нет, и Аскольд, подставив мне локоть, под всеобщие взгляды предложил прогуляться. Мне же ничего более не оставалось, кроме как согласиться. Миновав вычурные мраморные скульптуры и причудливо подстриженную живую изгородь, он увлек меня по каштановой аллее вглубь парка. Уже почти стемнело, и аллея в тени густых деревьев утопала в темноте.

- Поговорим?

Тон как у прокурора. Женишок отбросил светскую маску и выглядел раздражённым или даже рассерженным.

- Хорошо.

Я сама покорность. Создалось впечатление, что он считает меня в чём-то виноватой. Как будто это я заставляю его на себе жениться. Всё претензии к моему дорогому папочке.

- Этот совместный бизнес-проект - моя идея. Поэтому, слушай внимательно. Наш брак является хорошей гарантией честных отношений в процессе реализации планов. На нём настаивают наши отцы, и я вынужден согласиться. Скажу прямо, для меня удача в этом деле имеет первостепенное значение, поэтому - не отступлю.

Он остановился, бросив на меня недовольный взгляд, после чего тихо продолжил:

- Будем считать твой сегодняшний внешний вид и краску на моём костюме твоими последними эскападами. В дальнейшем такого поведения не потерплю. Теперь ты моя невеста и очень скоро станешь моей женой. Позорить себя не позволю, ты поняла!?

Это он зря – я тёртый калач по части прессинга. Но если отцу на правах родителя я позволяю подобный тон, то этот тип мне никто. Я по-прежнему не собиралась становиться марионеткой в чьих-то бизнес-проектах. Уверена, отец просто погорячился. Ну, не потащит же он меня насильно под венец! Я бы что-нибудь придумала, в конце концов! Поэтому остановившись и выдернув руку из его хватки, я решила внести ясность. Довольно этого театра!

- Если бизнес с моим папочкой для тебя так важен, то и миловались бы с ним вместе. Подобные претензии из уст того, кто трахает всё, что движется, смешны! Да если на то пошло, ещё неизвестно, кто кого позорит…

Договорить я не успела. Этот ненормальный вдруг толкнул меня к стволу близстоящего дерева и, прижав собой, прошипел в лицо:

- А кого это интересует? Ты думаешь, папочка твой тебе поможет? Да он ни слова не скажет, даже реши я и тебя сейчас трахнуть.

В подтверждение своих слов он задрал мне юбку.

- Отпусти! Псих!

Я попыталась хоть немного отодвинуть его, закричать, но его рот больно впился в мой, а телом он ещё сильнее прижался, впечатывая мои обнажённые плечи в шершавую древесную кору. Целовал Бестужев грубо, по-хозяйски, глубоко исследуя мой рот, язык, внутреннюю сторону губ. Фу, мерзость какая! Мне, доселе никогда не целованной, показалось, что ещё немного, и меня вывернет наизнанку.

Как только он прекратил истязать мой рот, я закричала.

Из гостевой зоны доносились звуки музыки, ровный гул голосов и смех. Вряд ли меня кто-то мог услышать.

- Да, кричи громче, пусть все знают, что я здесь с тобой делаю, - он снова впился в мой рот болезненным поцелуем, заглушая рвавшиеся наружу крики, превращая их в невнятное мычание.

Доказательство его возбуждения упёрлось мне в бедро, а его пальцы отогнули край белья и ворвались внутрь, причиняя боль. Я забилась с удвоенной силой, но он не обращал никакого внимания на моё жалкое сопротивление.

Слёзы брызнули из глаз. Было страшно. Очень. Ещё никогда со мной так не поступали. До отупевшего от ужаса сознания донёсся звук вжикнувшей молнии.

- Самое лучшее доказательство полноценного союза - это рождение первенца. Так зачем тянуть? Начнём работать над этим прямо сейчас.

Как умалишённая, я забилась в его руках, царапаясь и кусаясь. Кажется, даже оцарапала ему лицо. Вдохнув как можно больше воздуха в лёгкие, я закричала что есть силы:

- Помог…

Оглушительная пощёчина прервала мой крик. Зубы клацнули, рот наполнился кровью, а перед глазами всё поплыло. Тело разом обмякло. Воспользовавшись этим, Аскольд приподнял меня, царапая спину о шершавый ствол, и я почувствовала своей промежностью его член.

В голове ещё гудело от удара, а в ушах стало шумно, как будто меня окунули в морскую воду.

- Отпустите её, Аскольд Эдуардович!

Голос Бультерьера пробился через пелену шума и ужаса.

Ещё никогда в жизни я не была настолько счастлива его услышать. Слёзы брызнули из глаз с удвоенной силой.

- Ты не ошибся, парень? – повернул к нему голову Бестужев.

- Если вы её не отпустите, я буду вынужден применить силу.

Зло выругавшись, Бестужев застегнул ширинку.

- Ещё увидимся, - бросил он Бультерьеру и направился в сторону празднества, музыки, весёлых голосов и смеха. Я же сползла по дереву и зарыдала, через какое-то время почувствовав, как кто-то подхватывает меня на руки

- Я сама.

Вырвавшись, я на шатающихся ногах направилась по парковой аллее в дом, минуя шумную гостевую зону.

В какой-то момент мне на плечи опустился пиджак. Так, в полном безмолвии, Бультерьер проводил меня до моей комнаты. Оказавшись внутри, я с большими усилиями придвинула к двери массивный шкаф и для надёжности подпёрла его ещё кроватью, после чего упала на неё прямо в одежде и, сжавшись в комочек, опять затряслась в беззвучных рыданиях.

Так прошёл мой восемнадцатый день рождения.

Воскресное утро «порадовало» затянутым серым небом, и к полудню хлынул проливной дождь. Последний день летних каникул. Сидя на подоконнике у панорамного окна я рассматривала  унылый пейзаж, водя пальцем по мокрому стеклу. Дождевые капли стучали по крыше веранды, по навесу и столикам у бассейна, которые ещё не успели убрать. Раскинувшийся за бассейном парк казался хмурым в сером свете затянутого неба, а мокрые кроны вековых деревьев тёмными, почти чёрными. Настроение было под стать погоде.

Утром в прилегающей к моей комнате ванной я скинула измятую одежду и осмотрела синяки, оставленные Аскольдом. После тесного знакомства с деревом всё ещё болела спина и оцарапанные корой плечи. Левая щека припухла, как и разбитая губа. Я уже не ревела. Отчаяние сменилось мрачной решимостью. Я ненавидела Аскольда, как и своего отца! Тот как раз тарабанил в мою дверь.

Ещё вечером, после моего ухода с праздника, он поднялся ко мне, пытаясь прорваться через баррикады.

- Анастасия, открой! - взревел он, когда дверь не поддалась.

- Уходи! - крикнула сквозь удушливые рыдания.

- Сама виновата! - зашипел он через дверь. – Вырядилась, как шлюха!

Папа, наверное, понял, что произошло, по моему голосу, сдавленным рыданиям и исцарапанной морде Аскольда.

И что? Пожалел меня, свою дочь? А может, это было спланировано специально, и Аскольд был прав насчёт отца?

Всю ночь я провела в тщетных попытках оказаться в крепких руках Морфея: либо ворочаясь, либо пребывая в беспокойной полудрёме. Не удивительно, что утром я чувствовала себя разбитой.

Матери, как всегда, не было до меня дела. Хотя бы ради приличия поинтересовалась: что произошло? как ты себя чувствуешь, дочь? Хотя я бы всё равно не впустила её. А вот отец, видимо, просто так сдаваться не собирался. Грозя всеми карами небесными, он всё утро долбился ко мне с завидным упорством. Слышался треск и звук оплетаемых щепок.

 «Топором, не иначе» - безразлично, с долей меланхолии пронеслось в голове. Дверь под напором моего папаши, видимо, сдалась, а вот шкаф продолжал стоять насмерть. Кремень!