В постели с чужим мужем (СИ) - Рей Полина - Страница 21

Она взывала к его совести, а он совершенно не испытывал каких бы то ни было угрызений. Может, он и был мерзавцем, но о каком чувстве вины можно было говорить, если их отношения походили на договор купли — продажи? Разве он испытывал чувство вины по отношению к старой машине, которую менял на новую? Нет, он вовсе не относился к Эле так, проблема была в том, что это она сама свела все в подобную плоскость.

Хотя он действительно был перед ней виноват. Он позволил ей думать, что будет бесконечно платить за возможность ее трахать. И оба они были виноваты в том, что их брак скатился в товарно-денежные отношения, где все было известно заранее и выгодно обеим сторонам. А ведь он уже давно мог дать ей понять, что его это не устраивает. Хотя нет, все же не мог. Просто потому, что до Вари этого совершенно не понимал.

— Давай оставим эти представления для драматического театра, — наконец ответил он Эле ровным тоном, — и сделаем все гораздо проще. Сколько?

— Сколько? — Она смотрела на него так ошарашенно, что он готов был поверить, что действительно зашёл слишком далеко в своем цинизме. И, возможно, поверил бы, если бы не одно «но» — ему было попросту все равно, как он выглядит в ее глазах. Падение в статусе от живого кошелька до бессовестного мерзавца было не таким уж и болезненным, и мало что меняло между ними, разве не так?

— Ну да, — кивнул он, продолжая зачем-то вглядываться в красивые, хорошо знакомые ему черты. — Сколько стоит твое прощение, Эля?

Ее глаза зло сверкали, крылья носа гневно раздувались и он почти ожидал, что она сейчас бросится на него, чтобы расцарапать ему рожу, точно разъярённая кошка, но это было бы совсем не в ее стиле. Вместо этого она подошла к нему ближе и отчеканила:

— У тебя нет столько денег, Кирюша. И единственная причина, по которой я готова тебя простить — при условии, что ты этого попросишь, как следует — это наш будущий ребенок.

— М-м-м, — протянул он, делая вид, что размышляет над услышанным, а затем, глядя жене прямо в глаза, отрезал:

— Какая жалость, что я не собираюсь извиняться.

— Что? — снова переспросила Эля. — Ты совсем охренел?

— Можешь называть это как угодно, но я бы предпочел формулировку «влюбился».

— Ты… что?

Он пожал плечами.

— Я не хотел, чтобы ты узнала все так. Но это никак не меняет того факта, моя дорогая, что наш брак подошёл к концу.

Вот теперь она казалась действительно убитой. Он даже испытал по отношению к ней жалость. Жалость, но ни малейшего раскаяния в том, что сделал.

Неверной походкой Эля подошла к дивану и рухнула на него, глядя перед собой невидящими глазами.

— Сука… — прошептала она. — Ну сука… за моей спиной…

— Варя тут ни при чем, — резко отреагировал Кирилл. — Я хотел этого сам.

Неожиданно накатившая злость заставила его добавить:

— Бл*дь, Эля, ты что, сама не понимаешь, что ничего нормального в наших отношениях давно не было? Ничего настоящего! Забота, близость, поддержка — тебе вообще знакомы эти слова? Деньги! Вот и все, что тебя рядом со мной держало! Ну давай, скажи, что это не так!

Она вскинула голову, скользнув по нему презрительным взглядом, а затем неприятно, резко расхохоталась.

— Да! — вскочив на ноги, она приблизилась к нему и ткнула наманикюренным пальцем в грудь. — Да, мне нравилось, что у тебя есть деньги! И что в этом дурного? Да знаешь ли ты, Кирюша, что значит нуждаться? Знаешь ли, что такое донашивать чужие вещи и питаться объедками из столовой, которые приносила домой мать? Знаешь, что значит дружить с отбросами вроде этой твоей драгоценной Вари, потому что другие не хотят с тобой общаться из-за того, что у тебя нет денег? Да ты понятия обо всем этом не имеешь!

От этой тирады он почувствовал себя мерзко. Отвращение, что испытывал от ее рассуждений, смешивалось в нем с жалостью к девочке, которая страдала от чужой жестокости. Но ведь Варя, которая, очевидно, жила не многим лучше, была совсем иной. Она же сумела это перешагнуть и не превратиться в расчётливую стерву. Он понял вдруг, что, несмотря ни на что, не может винить Элю в том, как она к нему относилась. У него внутри не осталось ничего, кроме простого желания покончить со всем этим — этим браком, этой ложью, этими фальшивыми отношениями.

А жена продолжала говорить. Отвернувшись, глядя куда-то в сторону, выплескивала наружу столь многое о себе, о чем он совершенно не подозревал за все годы брака.

— А знаешь, что такое отчаяние и беспомощность, Кирюша? Когда даже не на что похоронить отца, которого сбила какая-то пьяная свинья на дорогой иномарке? Знаешь, каково это — унижаться перед родственниками и соседями, умоляя одолжить хоть немного денег? И так — годами! Годами, твою мать!

Повернувшись к нему лицом, она, гордо расправив плечи, сказала:

— Я всегда знала, что мой единственный шанс на лучшую жизнь — это выгодно выйти замуж. Я пообещала себе, что выберусь из этого дерьма раз и навсегда. И да, я использовала тебя ради этой цели. Можешь ненавидеть меня за это, но будь у меня выбор — я бы сделала все снова. Что толку от любви, если дома нечего жрать? Мои родители любили друг друга, но какое это имеет значение, если денег в семье ни на что не хватало? Любовью не будешь сыт, Кирюша. Но тебе этого попросту не понять, — подытожила Эля с нескрываемым отвращением.

— Ошибаешься, — возразил он. — Ты прекрасно знаешь, что моя семья тоже жила достаточно скромно. Я всего добился сам. Всего того, чем тебе так нравилось пользоваться.

Она ничего не ответила. Лишь издевательски поаплодировала, с неприятной, кривой усмешкой, исказившей красивые губы. Он понял, что впервые видит перед собой настоящую Элю. Обозленную нищим детством, боящуюся потерять финансовое благополучие. Впрочем, с последним он был в силах ей помочь. И это было единственное и наилучшее, что он мог для нее сделать.

— Я позабочусь о тебе, — пообещал Кирилл. — После развода ты получишь достаточно денег, чтобы ни в чем не нуждаться. Я хорошо тебе заплачу.

Она медленно подняла на него глаза, в которых затаилось нечто зловещее, делавшее ее сейчас похожей на змею, готовящуюся нанести смертельный удар.

— О да, ты действительно мне заплатишь, — сказала она с жуткой улыбкой. — Только совсем не так, как думаешь.

— О чем ты? — поинтересовался он внешне спокойно, но сердце, предчувствуя нечто чудовищное, стало биться в груди как-то тяжело и надрывно.

— Думаешь, твоя Варя лучше, чем я? — спросила Эля и, не дожидаясь от него какой бы то ни было реакции, продолжила:

— Ни хрена. Она продала тебя, Кирюша. Она легла под тебя только потому, что я ей за это хорошенько заплатила.

Он ощутил себя так, будто его внезапно оглушили. Слышал слова, которые произносила Эля, но совершенно не понимал их смысла.

— Зачем? — вот и все, что он сумел сказать. Но осознать ответ Эли было гораздо труднее:

— Потому что я бесплодна.

Она больше ничего не добавила, но этого и не требовалось. Он все понял и так.

Эти две женщины сошлись ради того, чтобы его одурачить. И самым чудовищным во всем этом было даже не то, что Варя трахалась с ним ради денег.

Самым чудовищным было то, что она готова была отдать за кругленькую сумму собственного ребенка. Своего родного ребенка.

Которого, вполне вероятно, он заделал ей этой ночью как последний идиот.

Чертов наивный идиот.

— Варвара Павловна, добрый день.

В палату матери Вари заглянул лечащий врач, и она мгновенно подобралась, почуяв неладное. Сама не знала, почему, но боялась. Например, услышать что-то, что способно будет перевернуть её жизнь, хотя, казалось бы, после того, как она сбежала от Кирилла и Эли, это уже произошло.

— Добрый день.

Варя поднялась со стула, на котором сидела возле постели матери, и взглянула на врача вопросительно.

Последние несколько дней она прожила в каком-то вакууме. Ей чудилось, что её загнали в закрытое стеклянными стенами пространство, из которого она и смотрела на окружающий мир. И в котором воздуха было так мало, что Варя задыхалась. Она уговаривала себя не думать о том, что Эльвира наговорила Кириллу после того, как они остались вдвоём, но так или иначе возвращалась к этому в мыслях.