Дочь княжеская. Книга 3 (СИ) - Чернышева Наталья Сергеевна - Страница 31

— На удачу, — сказала она.

— Спасибо, — поблагодарила Хрийз и положила подаренную вещицу рядом с подушкой.

От вышивки шло знакомое тепло родной стихии. Ель выросла над собой как маг Жизни, и это стало очень заметно. Но красных прядей — аналога седины — стало в ее косе больше. Естественный для полукровок светло-фиолетовый оттенок почти исчез. И возле глаз появились гусиные лапки первых морщин. Ель выглядела сейчас намного старше своего возраста, даже взгляд изменился. Больше не было легкомысленной задорной девочки. Хрийз видела перед собой собранную, строгую молодую женщину, успевшую уже хлебнуть горького лиха. Плата за силу, за возвращение из-за Грани — резкое, скачкообразное взросление. Мало кто назовет такое хорошим делом…

— Ель, а как вы… с Котом Твердичем? — осторожно спросила Хрийз.

Ель пожала плечами.

— Никак.

— Но я же вас как-то видела вместе…

— Он не хочет мне портить жизнь, — Ель горько усмехнулась. — Можешь себе это представить? Жизнь портить не хочет. Мне. Но почему-то портит!

— Мужчина, — сказала на это Хрийз понимающе.

Ель засмеялась:

— Вот уж точно!

— Знаешь, его, наверное, надо стукнуть кирпичом, чтобы стал фиолетовым в крапинку, — предложила Хрийз. — Помогает, говорят.

— Его стукнешь! — хмыкнула Ель. — Но идея хорошая… А почему фиолетовый, да еще в крапинку.

Хрийз пересказала детский мультик, насколько помнила. В лицах и интонациях. Ель смеялась, легко и радостно, почти как раньше. Потом пришла Хафиза и сердито велела оставить больную в покое.

Хрийз спала, и вновь чувствовала рядом присутствие большого и сильного мужчины, своего отца, он сидел на краешке кровати и держал за руку, и рука его была твердой опорой, нерушимой как гранитная скала.

Дахар приходила еще раз, и снова ее визит был больше похож на бредовый сон, чем на реальность. Туман колыхался вокруг, знойный туман междумирья, и Дахар легко шла по нему, аура ее полыхала призрачным светом и выглядело это жутко, но Хрийз совсем не боялась почему-то.

— Почему вы помогаете мне, Дахар? — спросила она.

— Потому что мы с вами — две половины единого целого, Хрийзтема, — объясняла неумершая. — Мы связаны вместе одним предназначением. Вы помогали мне, я помогаю теперь вам.

Хрийз вспомнилась лестничная клетка, и как Дахар тихо плакала там, под ступеньками, в темноте и одиночестве… Шевельнулись в памяти слова Хафизы, произнесенные в оракульском трансе: смерть в небе, смерть — в море, смерть — на Грани. Грань — вот она, и смерть тоже вот она — Дахар…

— Каким предназначением мы связаны, Дахар?

Но Дахар уже уходила, растворяясь в серых волнах жаркого седого тумана.

Когда Хрийз в очередной раз вынырнула из болезненного забытья, то сразу поняла — жар спал окончательно и больше уже не вернется. Слабость распластала тело под одеялом, в ушах позванивало и веки тяжело было поднимать, неяркий свет дежурного ночника на столике, за которым устроилась верная Лилар, раздражал. Но болезни уже не было, Хрийз чувствовала. Она снова начала дремать, и ей снилось, что так же вот лежит на постели и не может встать, а где-то в темноте кто-то ходит. Ходит и ходит, бродит вокруг, присматривается, и неплохо бы швырнуть в него ножом, но ножа под рукой нет. Ничего нет, защититься невозможно, а шаги все ближе, ближе, и вот уже проступает сквозь стены фигура в куртке с капюшоном. Откидывает капюшон на плечи, Хрийз видит лицо… так могла бы выглядеть сама Смерть, если бы пожелала принять человеческий облик… но лицо странным образом знакомое, очень знакомое, не один раз виденное… но кто это, невозможно узнать по-прежнему. И оно приближается, приближается, приближа…

Кошмар вышел отменным, Хрийз вскинулась с криком. Лилар тут же оказалась рядом, помогла сесть, подоткнула под спину подушки. Взяла со столика горячую кружку, от которой знакомо пахло счейгом, медом и незнакомыми целебными травами. Хрийз послушно выпила лекарство, постукивая зубами о край кружки.

— Кошмар приснился, госпожа? — участливо спросила Лилар.

Хрийз мелко закивала, все еще находясь во власти пережитого ужаса.

— О чем?

А вот о чем уже забывалось, уходило в никуда.

— Куда ночь, туда и сон, госпожа, — рассудительно заметила Лилар, забирая у подопечной кружку.

В окне разливалась зеленовато-золотая дневная заря. Она не могла перебить светильники, приглушенные наполовину, не хватало сил. Но безумно радовало само знание о том, что солнце — есть, пусть тусклое и над самым горизонтом, но оно есть, не делось никуда, не пропало бесследно. Хрийз вздохнула с облегчением и снова задремала.

Вскоре ей разрешили вставать и гулять, недалеко, впрочем, от комнаты, по внутренней галерее с высокими окнами справа и слева. Хрийз любила смотреть на уходящие вниз, к городу, скалы, на стеклянно блестевшее под негреющим солнцем замерзшее море. Солнечный диск уже отрывался от горизонта полностью и световой день увеличился сильно. Но морозы не думали слабеть. Свирепень, самый тяжелый и холодный месяц года. Как февраль на далекой, оставшейся в прошлом, Земле. Хрийз даже в мыслях уже не называла Геленджик, город ее детства, домом.

Ее дом, дом стихийного мага-хранителя, был теперь здесь, в Третьем мире. И думала она о такой внутренней своей перемене без удивления и гнева, как раньше. Хрийз помнила детство, грустила о нем, любила бабушку, оказавшуюся на поверку мамой, но о том, чтобы вернуться обратно, уже не думала вовсе. Ее дом — здесь, в мире магии и зеленого солнца, здесь она — проводник стихии Жизни, и еще немножечко дочь своего отца, а что на Земле? В Геленджике? Сочтут сумасшедшей, в лучшем случае. О худших не хотелось даже думать. Она благодарна была прежнему миру за свое безоблачное детство, но понимала, что возврата нет.

Этот замок, этот город там, внизу, зеленое солнце, коричневая заря, Алая Цитадель, действующая на нервы с завидным постоянством, — все это настоящее, все это навсегда. Никуда от него не денешься, хочешь или не хочешь, а придется с ним жить. И неплохо бы прожить как надо. Так, чтобы не говорили потом, что Хрийзтема Младшая достойна лишь презрения.

На самом деле Хрийз не думала обо всем этом какими-то четкими словами. Спросил бы кто, вряд ли смогла бы внятно сформулировать. Оно рождалось в ней, прежде всего, через чувств и эмоции, через сердце, если угодно. И пришивало намертво к миру дополнительными стежками. Хорошим ли выходил узор, или не очень, — уже не имело значения.

— Доброго дня…

Хрийз обернулась и увидела Гральнча Нагурна… Да, она когда-то сама сказала капитану сТепи, что не желает его видеть, но, видно, старший Нагурн как-то нашел способ обойти запрет.

— Досталось тебе.

— Что, выгляжу как смерть? — спросила Хрийз.

— Не без того, — кивнул Гральнч.

Он смущался, смотрел себе под ноги. Ждал, что его сейчас прогонят, и не знал, как скрыть свое волнение, — это он-то, никогда за резким словом в карман не лазивший! Хрийз отчего-то стало его очень жаль, почти до слез. Хороший парень, но. Что именно «но», снова не собиралось в слова. Но оно было.

— Возьми, — он протянул ее сверток. — Пельчар приготовила, нарочно для тебя. Бери, бери.

— Спасибо, — кивнула Хрийз.

В упаковке оказались — глазам своим не поверила! — леденцы на палочке. Не петушки, правда, как в детстве, а сказочные рыбы с хохолками и длинным хвостом.

— Ты ешь, ешь… Там, в основе, инжировое повидло… Инжир здесь только у Пельчар и младших ее плодоносит, ни у кого больше.

Хрийз лизнула леденец — вкусно! Кусочек солнечного детства, где нет и никогда не будет взрослых проблем.

— Спасибо, сГрай, — искренне поблагодарила девушка. — А сам-то… Возьми!

— Мне Пельчар еще даст, — отказался Нагурн. — Это — тебе…

— Нет, тоже возьми! — настояла Хрийз. — А то обижусь и расплачусь, ты будешь виноват!

— Ладно, — сдался Гральнч и выбрал себе самый маленький леденец.

За окнами мелькнули стремительные тени. Взмыли ввысь, спикировали с высоты, снова полетели зигзагом, явно красуясь.