Просто выжить (СИ) - Ром Полина - Страница 11

Утро выдалось заполошное. Пока Морна всех наспех кормила, пока стаскали мужчины весь груз к подножию холма по тропинке. Телегу, оказывается, там и оставляли. Больно высоко дом на холме, зачем животину надрывать. Заодно Елина лучше познакомилась с коняшкой. Звали его Кук. Был он покладистый солидный мерин, ни к каким авантюрам не склонный. Понятно было, что поедут не быстро, ну и ладно. Скормила ему соленый сухарик. Сжевал, тяжко вздохнул — мол, маловато будет. Ткнулся в ладонь тёплым носом и укоризненно глянул в глаза. Елинке аж неловко стало. Явно не оправдала ожидания.

Пока все суетились, Вера успела сделать из обрезков шёлка несколько штук цветов в технике казанши. Клеевого пистолета не было, но и иглой с нитками она прекрасно справилась. В лихие девяностые она штамповала такие цветы десятками, а в летние каникулы и сотнями. Это был способ принести домой живые деньги. К шпилькам цветы тоже пришлось прикрепить нитками, просто привязать. Ну, ничего. Посмотрим, что здешние мастера делают, каким инструментом пользуются — сделаем ещё лучше. Кто ручками работать умеет, тот всегда на жизнь заработает.

Из своего сундука она прихватила три шелковые туники. Тех, что с самыми красивыми вышивками. Тех, что остались от матери настоящей Елины. Ей эти туники были велики, Морне — явно малы. Продать их, и дело с концом. Слишком много ей купить нужно. Все же не самое это прибыльное дело — сельское хозяйство. С голоду не помрёшь, понятное дело, но и каких-то излишков не будет. А Вере хотелось нормальную кровать, нормальную баньку, ремонт в комнате — хотя бы стены оштукатурить да полы настелить, потолок сделать и дверь нормальную. Да и вообще — много чего хотелось, хотя бы — зубную щётку.

В дворе Морна наставляла Гантея.

— И с Кореней своим чтобы не бузил и гулять не бегал, а то выпорю, так и знай!

— Ну, маааам…

— Да не мамкай мне! Мысу-та вечером подои, не забудь, да молоко процеди и в погреб снеси.

— Да понял, понял я всё…

— Да курей на ночь не забудь загнать.

— Да знаю я…Мам, ну можно?

— Ежели всё сполнишь, то Единый с вами, ночуйте. Еду я вам сложила там, кашу-та не забудь после ужина в подпол снова снести, а то скиснет, голодные ведь будете. И до утра мне не сидите! Знаю я вас!

— Ну мааам…

Цветы Елина побоялась помять, потому додумалась сложить их в чистый небольшой горшок. Туники и новое платье Морны завернула в простецкий шёлк, что бы не запылились в дороге.

В телеге толстый слой соломы. Морна прикрыла его старым застиранным одеялом. Две корзины с едой. Тюки с одеялами, еще какие то мешки и свертки. Ну, места хватает и ладно, а одеяла можно и под спину, для удобства. Тронулись.

— Морна, а мы приедем только к вечеру. Ночевать в телеге будем?

— Зачем в телеге-та? Сестра у меня, Корна, взамуж вышла в город. Муж ейный, Кубер, знатные мебеля делает. Кому стол, кому сундук, стулья тоже может, лавки. Кому что потребно, то и делает. У них дом свой на окраине, подворье большое. Тама и телегу оставим, и заночуем, и покормят нас. А за средину лета они к нам пожалуют. Вара с ним, с Кубером-та, в море сходит, раз или два, скока надо будет. Рыбы им накоптим и насушим. Чай не чужие люди.

— А ты скажи, Елинька, ты чего в узел то себе навязала?

— Платья там. Тебе малы, мне велики. Что хранить их? Продам и куплю, что мне нужно будет.

— От дурна девка! Да рази ж можно этаку красоту продавать? А что велико тебе — дак дорастёшь ещё. Да и память от мамки твоей. Неужели не жалко?

— На память я одно платье оставила. В котором маму помню. От того, что я её вышивки в сундуках сгною, лучше никому не будет. А так — всё кому-то на радость.

— Еля, продадим одеяла — купим тебе всё, что потребуешь. Я жа тебе говорила, второй сундук пора заводить для приданого, дак для тебя жа одеяла-та.

— Посмотрим, мне много что нужно, Морна.

— Чево тебе тако нужно, не понятно мне. На одежу хватит. Сапожки вот зимни тебе малы — дак тоже хватит. Плащик ещё суконный поищем. А то дак сукна купим — сама спроворишь. Ну, горшки-кринки сама себе выбирать будешь, но на всё про всё хватит. Тута ведь за целу зиму, что я наткала. По серебрушке, не меньше за кажно.

— Вот! Вот я даже цен не знаю на всё. Горшок сколько стоит?

— Ну, смотря какой, да какова мастера. Ну, хороший да большой — дак и пять медяков отдашь.

— А шёлк? Вот простой отрез на платье?

— Ну, тута тоже как сторгуешь, но пол серебряного можно уложиться.

— А в серебряном сколько медяков.

— Дак двадцать, как обнаковенно.

— А в золотом сколько серебряных?

— Дак тоже двадцать, завсегда так и было.

— А сколько корова стоит?

— Елинька, дорого она стоит, но ежели всё у нас гладко с тобой будет — купим тебе к свадьбе.

— Ну, мне ещё не завтра замуж выходить, можно не торопиться с коровой — засмеялась Елинка — Но вот цену надо бы знать.

— Мы Мысу-та телёночком брали, дак и то золотой отдали. А за взрослу — дак и полтора отдашь.

— Ого!

— Вот те и ого… Корова-та в хозяйстве сама дорога, дак и кормит она же. На одной то воде каша грустна получается.

Елинка засмеялась. "Грустная каша" — это хорошо сказано!

— Ладно, хохотушка, ладно — заулыбалась Морна. — Поспи вона лучше, пока не трясёт. Приедем-та поздно, да пока разгрузимся, да то, да сё, кто знат, когда спать ляжем.

А и правда, встали до петухов, можно и подремать.

Елинка натянула на ноги край подстилки и, потыкав, сдвинула тюк с одеялами. Солнце уже встало, но ещё не пекло, небо было бездонным и ей казалось, что она падает прямо в туда, в эти пушистые облака, купается в них. Телегу не трясло, чуть покачивало, как колыбель. И усыпалось так же, как в колыбели — сладко-сладко.

Днем, в самы солнцепёк, сделали маленькую стоянку. Дорогу Вара знал, свернул в разрыв кустов и, метров через 10 от дороги, вывез на полянку с ручейком. Кука распрягли, стреножили верёвкой и пустили попастись.

— Пока сонце-та в зените — в тенёчке перебудемся. И самим легче, и животину томить не станем.

Вара только угукнул в ответ. Елинка вообще заметила, что он не слишком разговорчивый. Когда не спрашивают или не обращаются прямо к нему — всегда молчит.

С краю поляны было старое костровище, там и развели огонёк. Есть не хотелось, от жары всех разморило, но чай Морна сделала и всех заставила выпить по кружке.

В путь тронулись часа через два. Дорога надоедала. Ровные скучные кусты мыльнянки, как в коридоре едешь. Сама дорога не широкая, утоптанная, видно, что не слишком часто тут ездят. Местами даже травка пробивалась. Поди какой-нибудь особо стойкий сорняк. Лучше бы вместо мыльнянки деревья были. И тень, и, опять же, хоть посмотреть по сторонам. Может где село другое или еще что-то интересное. Но нет, так и тянулись по дурацкому "мыльному" коридору. Ближе к вечеру в полотно дороги стали вплетаться боковые ветви. То с левой стороны, то две с правой, и сама дорога стала пошире и похуже. Появились ямки, местами камни, почва какая-то другая цветом стала и пылила. К тому времени, как вьехали на мощеную часть дороги Елинке уже совсем муторно было. Но, оказалось, это — цветочки. Она вылезла из телеги и попробовала идти пешком. Дорога была мощена булыжником скверно, местами камни шатались, а местами и отсутствовали. Чуть ногу не вывихнула. Залезла снова в телегу. Трясло немилосердно, не помогала ни солома, ни толстое одеяло поверх соломы. Все камушки и выбоины пришлось попой пересчитывать. Растрясло её знатно.

Уже почти в темноте подъехали к какому-то дому. Стучали в ворота, собака с цепи рвалась, охала вторая Морна, причитала над ней. Елину вырвало. Стало легче. Ей сунули кружку с каким-то кисловатым питьем и это было так кстати, так во-время… Но Морн почему-то всё равно было две.

Утром Елина проснулась от крика петуха. Всё, как обычно. Только тело ломит.