Мы - драконы + Бонус (СИ) - Тоцка Тала - Страница 16

— Мы все вас хорошо знаем, сенора Верон, — проворчал тот. — Что ж, если вы так любезны и вызвались помочь, то от помощи я не откажусь.

И, оставив кучу распоряжений, отправился в тронный зал.

— Ты видела, что случилось, дочка, — зашептала Тона, когда за ним закрылась дверь, — твоя иллама чуть не сожгла мэтра Рассела.

— Но вы же говорили, что она у нас одинаковая, матушка, почему тогда он вспыхнул, как сухая ветка?

— Не знаю, — покачала головой Тона, — может здесь дело в самом обряде? Ну да некогда рассуждать, надо успеть помочь Расселу. Для начала поди-ка сама умойся, а то чистый тебе трубочист.

Они вдвоем почистили раны, вынув оттуда клочки обгорелой одежды, а потом Тона отошла в сторону и сложила руки за спиной.

— Теперь давай ты, доченька.

— Что я должна делать? — растерялась Ив. — Как я могу вылечить мэтра девина?

— Ты что, до сих пор не догадалась? Твои руки, Иви! — матушка взяла ее руки в свои и развернула ладошками вверх. — Ты прикасалась ними к болячкам наших посетителей и все проходило, а все думали, это так мои снадобья действуют.

— А если он снова загорится? Я боюсь! — Ивейна недоверчиво рассматривала ладони.

— Не бойся. Он без сознания, так что он не управляет твоей илламой, ты сама должна попытаться ее вызвать. Просто вспомни, как ты это делала, когда врачевала больных.

— Но я ничего особенного не делала, — Ивейн едва не плакала, — мне просто очень хотелось им всем помочь…

Тона ободряюще улыбнулась и снова отступила к стене. Иви нерешительно подошла к Расу и вгляделась в его лицо. Еще достаточно молодое, чуть вытянутое у подбородка, а здесь на щеке у него впадинка и оттого, когда он улыбается, выражение лица его делается совершенно мальчишеским.

Ивейна вспомнила, как дружелюбно он вел себя с ней, когда они прибыли вчера в Леарну, как старался поддержать и помочь. И вообще он очень добрый и замечательный. Ей вдруг стало нестерпимо жаль этого обездвиженного, беспомощного мужчину, она протянула руки к его самой большой ране и с изумлением увидела, как от пальцев отделилось едва различимое искрящееся облачко, словно огненная пыльца, заскользило над обожженной плотью, а затем нырнуло внутрь раны.

А дальше прямо на глазах стали выравниваться края раны, стягиваться кожа, нарастать новая, совсем тонкая, а поврежденная плоть словно растворилась под ней. Через несколько минут вместо ожогов на теле Рассела Северина красовались большие красные пятна, словно и не сгорал он заживо в первородном огне какие-то полчаса назад.

Вот только волосы почти обгорели, но здесь Ивейна ему не помощник, нужен хороший цирюльник, время и мэтр Северин будет краше прежнего. Ив отняла руки и уставилась на них, словно впервые их видела.

— Матушка, — прошептала она, — получилось! Вы говорили правду! Но почему я раньше ничего не видела, ничего не замечала? И никто из больных не замечал?

— А разве ты не поняла, что ты не лечила его сейчас, Иви? — Тона внимательно осматривала пятна на теле Раса, оставшиеся от ожогов. — Тогда бы мы тоже ничего не увидели, хватило бы твоих прикосновений. Твоя иллама перетекла к нему, дочка, а потом уже сама изнутри исцелила девина.

Ивейна продолжала ошарашенно рассматривать свои руки.

— Нам бы разузнать с тобой побольше об илламе, девочка, — задумчиво сказала Тона, — да как это сделать, если самый знающий здесь как раз сам мэтр Северин? В любом случае тебе уже пора. Ты должна успеть на фейерверк, ты же избранная принца, он и в твою честь. А я посижу, подожду пока Рассел очнется. И снадобьем его намажу, чтобы красноту снять, пусть наши девины потом от злости полопаются, головы себе сломают, где я таких трав чудодейственных набрала, что ожоги как рукой сняло.

И Тона хитро улыбнулась. Ивейна согласно кивнула и отправилась в выделенные ей покои. Для начала следовало сменить платье, а то она и правда как трубочист. Ив заглянула в одно из многочисленных зеркал, натыканных по всему королевскому дворцу, чтобы в этом убедиться.

Хоть бы не заблудиться во всех этих хитросплетениях коридоров. Но отсюда она вроде бы дорогу запомнила, мэтр Расссел вчера был так добр, что лично показал ей, где располагаются королевские девины, а потом сам провел к ее покоям. Она свернула в одну из арок.

— Мерзкая выскочка, — раздалось вдруг за спиной, словно кипятка на холодный камень плеснули. Ивейна обернулась, там стояла одна из невест принца, кажется Амарилия. — Все равно он не женится на тебе. Посмотри на себя, уродка! Эйнар красив, и жена должна быть ему под стать!

— Если наш принц дракон, это не значит, что он выберет себе в жены ядовитую хабру, — ответила Ивейна, гордо вскинула голову и пошла дальше, но лишь только скрылась из виду, тут же припустила бегом, всхлипывая и с трудом сдерживая рыдание.

Ей показалось или в одном из зеркал мелькнуло встревоженное лицо сириданского принца? Не хватало еще, чтобы Дастиан это слышал! Рука сама нащупала амулет. Ничего не произошло, какой бы силы у нее ни была иллама, ничего не изменилось. Все так, как она и думала. Не было никакой тайны и никакой синеглазой девочки.

Ее отец Абидал Верон, а родная мать — простая селянка Гела. Бедная матушка Тона! Ивейна ничего ей не скажет, но и верить в эти бредни не станет. И носить этот камень тоже не будет. Она на бегу рванула веревку и ветхие нити легко поддались, теперь амулет — да какой там амулет, обычный булыжник! — лежал в ее ладони, почему-то очень холодный.

Ноги сами вынесли ее к лестнице, а обида, разрывающая грудь, погнала вверх. Ладонь уже потихоньку стало сводить от холода, но Ивейна не обращала внимания. Сама не понимая как, она оказалась на самом верху одной из зубчатых башен замка, венчающих дворец. Иви подошла к самому краю, размахнулась и с силой швырнула камень вниз.

…Знакомый шум крыльев привел ее в чувство, она обнаружила, что сидит на холодном камне и уже вся покрылась мурашками от холода.

— Арчи, Лерр, — Ивейна поднялась, припадая на затекшую ногу, и протянула руку к орланам, которые уселись на зубце и смотрели на нее ну как-то очень сердито. Ив даже захотелось втянуть голову в плечи, как в детстве. — Что вы здесь делаете?

Над башней взметнулся белый силуэт и на соседний зубец опустился еще один орлан, он что-то держал в клюве и так же сердито смотрел на Ивейну.

— Севи? — она подошла ближе. — Что это такое?

А увидев, в ужасе отдернула руку. В клюве орлана был зажат серый дорожный камень на старой веревке, который она недавно выбросила вон. Орлан смотрел на нее, нетерпеливо косясь, и по-прежнему все трое выглядели очень недовольными.

Значит Тона говорила правду? Ивейне стало страшно. Она медленно протянула руку, камень скользнул в ладонь, теперь он был совсем теплым, словно орлан не в клюве его принес, а держал под своим опереньем. А еще веревка. Она была целой.

Иви молча надела амулет на шею и ей показалось, что птицы смотрят уже не так сердито. Она накрыла амулет ладонью, а потом сползла по краю зубца и разрыдалась, прижавшись лбом к прохладному камню.

Что-то мягкое и теплое обернуло как одеялом, это орланы слетелись и обвили ее своими белыми крыльями и она чувствовала себя так, словно находилась в крепких человеческих объятиях.

Ивейна прислонилась головой к мощной груди Арчи, а сама притянула к себе Севи, который по обыкновению ластился к ней и заглядывал в глаза.

— Кто мы? —шептала Иви, глотая душившие ее слезы. — Кто же мы такие?

***

Дастиан на чем свет ругал себя, что упустил из виду Ивейну, а ведь и замешкался-то на самую малость. Хоть она и дала достойный отпор этой безмозглой белобрысой Амарилии — и впрямь ядовитая хабра! — по всему было видно, что девушка еле сдерживает слезы.

Куда же она подевалась? Дастиан трижды пробежался от того места, где потерял Ив до ее покоев и даже следа ее не нашел. Тут его взгляд упал на лестницу, ведущую на верх дворцовой башни. Неужели ей взбрело в голову одной подняться на такую высоту?

Сириданский принц сам не знал, почему так запала ему в голову эта невзрачная маленькая девчушка. Может потому, что он на дух не переносит белокурых дур? В этом свете Ивейна с ее темными густыми волосами и черными блестящими глазами смотрелась намного выгоднее, тем более ему всегда больше нравились темноволосые девушки. А когда он увидел ее сегодня на церемонии, и подавно чуть дара речи не лишился.