Школа прошлой жизни (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 35

— Госпожа Лидделл… — начала я, хотя хотела уточнить про Трэвис и Мэдисон. Госпожа Джонсон вздохнула.

— Стефани, детка… мы отнесли ее на конюшню. Девочкам, у которых было занятие, сказали, что она приболела. Правильно это или нет, но господин директор так решил, я не стала с ним спорить. По мне, так сейчас все узнают ли потом, разницы нет, но слишком часто что-то стали у нас случаться нехорошие вещи.

— И Нэн, — прошептала я.

— Детка, детка… — Госпожа Джонсон наклонилась ко мне, протянув руку, я могла бы предположить, что она хочет погладить меня по голове, но она бы не дотянулась. Потом она замерла, вытянув шею еще сильнее, и словно принюхалась.

Меня прошиб холод: госпожа Джонсон могла догадаться, что я тайком заходила в чужую комнату. Чем таким могло пахнуть у Джулии или в комнате Коры Лидделл? Травами госпожи Коул?

Но госпожа Джонсон ничего не сказала, с кряхтением пошла к ледяному шкафу возле окна. Некоторое время она в нем сосредоточенно копалась, потом вернулась к кафедре, достала из ящика не очень чистую чашку, посмотрела на нее с сомнением, снова вздохнула и налила какое-то средство. По классу пополз едковатый запах — значит, препарат, а не снадобье, — а госпожа Джонсон поставила чашку на кафедру, плеснула до самых краев воды из графина и сунула чашку мне.

— Пей.

Мне не хотелось ничего пить. Жажда меня не мучила, только голод, и я вяло попыталась отказаться.

— Я недавно пила чай с госпожой Коул, — призналась я. По крайней мере, я не стала скрывать, что была у нее, и могла бы объяснить зачем, если бы меня об этом спросили.

— Это алхимический препарат, — госпожа Джонсон еще раз ткнула мне в лицо чашкой. — Не слабенькая чепуха, как та, что варит Коул, потому что еще немного, и ты сорвешься, детка. Я знаю, что я говорю. Этот препарат дают роженицам, когда у них совсем не осталось сил, и стоит эта доза как половина моего жалования за месяц. Я хочу помочь тебе, Стефани, так что пей.

Препарат был отвратителен на вкус, но я послушно опустошила чашку. Прибавилось ли сил, я не поняла, во рту остался кисловатый привкус, и пить теперь мне захотелось намного сильнее.

— Мэдисон придет на дополнительные занятия? — Так было лучше, спросить не про Трэвис, которая мне нужна. — Мне надо обсудить с ней работу в теплицах…

Госпожа Джонсон покачала головой.

— Трэвис… у нее работа в конюшне. — Это не дело, необходимо поесть, приступ тошноты накатил неожиданно. — Господин Лэнгли… ему следовало обговорить это сначала со мной. Девочки теперь не будут выходить из Школы, раз даже госпожа Коул перебралась сюда?

— Ей стоило давно это сделать, — сурово заметила госпожа Джонсон. — Хотя я не пустила бы ее к себе. Я слишком стара для того, чтобы с кем-то делить свою жизнь. Тебя я всегда рада видеть, детка…

Стены класса начали расплываться. Я поняла, что мне пора уходить. Криво улыбаясь, я вышла, сделала пару шагов, и тут же желудок скрутило болезненным спазмом — не тошноты, а словно кто-то с размаху вонзил в него иглу. Я приглушенно вскрикнула — к счастью, в коридоре были только две младшие студентки, сиротливо стоявшие у окна с книгами, и они лишь равнодушно на меня посмотрели, — и бросилась в туалет.

Там тоже никого не было. Я дернула дверь кабинки, упала на колени, не почувствовав боль от удара, и едва успела склониться над унитазом, как тошнота и игла в желудке вернулись, и меня вывернуло наизнанку.

Мне случалось травиться едой, это все моя безалаберность, возле ратуши в Катри торговали всяким, а я тогда экономила на хороших обедах, но никогда мне не было так больно. Я застонала, и, выдохнув, боялась вдохнуть, чтобы боль не пришла снова. Но воздуха мне не хватало, а как только я сделала вдох, приступ нахлынул опять. Я задыхалась, не могла выпрямиться, а желудок, казалось, уже прожгло кислотой.

Потом мне стало немного легче. Голова прояснилась, правда, осталась слабость и стала даже отчетливее. Боль постепенно ушла, я еще посидела так, ожидая нового приступа, но я уже могла нормально дышать. Возможно, препарат, который дала госпожа Джонсон, оказался для меня слишком сильным, а может, его нельзя было принимать натощак.

Покалывало в пальцах рук и ног, я связала это со своей неудобной позой. В туалет кто-то вошел — Трэвис?

Я моментально забыла о боли и приступе тошноты, вскочила на ноги, пошатнувшись, и дернула за шнурок слива. Трэвис что-то напевала, возясь у зеркала. Я не стала больше терять время.

— Трэвис?

— Госпожа Гэйн! — Она удивленно обернулась. — Мы с Мэдисон и Торнтон искали вас, хотели узнать, как теперь нам работать… Госпожа Эндрюс с утра сказала, что нам запрещено выходить? И у нас не было занятия концентрации…

Не было и не будет, подумала я, а желудок слегка кольнуло. Я замерла — но нет, наверное, это уже отголоски недавнего приступа.

— Трэвис, — сказала я очень серьезно, — ты точно отнесла эту книгу назад?

— Да, госпожа Гэйн, — Трэвис распахнула глаза. Ей не понравилось, что я ее в чем-то подозреваю, но кто бы обрадовался на ее месте?

— И ты ее больше не видела?

— Нет, госпожа Гэйн.

Она, конечно, уже начала о чем-то догадываться, надо было срочно ее отвлечь, но в голову ничего не приходило.

— То, что ты рассказала тогда… ты помнишь все это четко?

Трэвис растерянно оглянулась — нет, никто не спешил ей на помощь.

— Вы считаете все это правдой?

Я пожалела, что завела этот разговор. Можно сравнить с поступком нерадивой матери, которая вместо того, чтобы утешить ребенка и убедить, что под кроватью никто не прячется, попросила: «Послушай, там кто-то есть». Трэвис побледнела, вцепилась руками в свою потертую сумку с учебниками, а я понимала — все, что я скажу ей сейчас, уже ничего не изменит.

— Я хочу выяснить, что могут знать остальные, — попыталась выкрутиться я. — Если эта книга… Она не дает мне покоя, что если она попадется кому-то еще? Мне надо понимать, как… как возражать этим слухам. Они нелепы, ты сама это знаешь, но представь, если ее прочитают младшие девочки?

Я сказала то же, что мне говорила госпожа Джонсон. Не абсолютную ложь, но что-то близкое к этому, и как это смогло успокоить меня, должно было успокоить и Трэвис, но вряд ли я была столь же убедительна.

— Может быть, я что-то помню неправильно, — наконец проговорила Трэвис. — Это же не учебник, госпожа Гэйн. Если хотите, я поищу эту книгу?

Я не сказала ей, что я ее потеряла.

— Почему ты решила, что я ее ищу?

— Вы бы не спрашивали тогда? — Трэвис уже перестала бояться. Я могла себя похвалить? Я научилась врать почти безупречно? — Но я понимаю, это будет похуже страшилок, — кивнула она. И тут же лицо ее стало напряженным, взгляд будто резанул меня. — Что случилось с госпожой Лидделл?

— Я не знаю. — Вышла ли у меня эта ложь? — Я что-то съела, встала только перед обедом. — Все равно она могла слышать, как меня выворачивало в кабинке. — Мне сказали, что она приболела. Тебе от нее что-то нужно?

Трэвис помотала головой. Она о чем-то догадывалась, но пока что молчала, и эмпус был тайной нескольких человек.

— А госпожа Крэйг?

Я заслужила медаль лжеца, подумала я. Какие почести.

— Когда я проснулась, ее уже не было в комнате. Извини, я пойду.

Я оставила Трэвис и вышла. Снизу доносились голоса — Джулия и госпожа Джонсон, различила я. Что-то рассказывают студенткам, наверное, новые правила Школы. Я постояла у лестницы, прислушиваясь, все, как я и предполагала — выходить на работы только с преподавателями, не покидать здание Школы… Потом начала говорить госпожа Коул, я услышала голос Мэдисон. Где-то там был и Лэнгли, но он молчал.

Я мечтала забиться в нору и не выбираться оттуда до самой весны. Может, тогда станет тепло, тогда все прекратится. Я все еще испытывала слабость, мне все еще хотелось есть, но боль в желудке давала понять, что идти обедать бессмысленно. Госпожа Джонсон хотела как лучше, конечно, но было ощущение, что ко мне вернулось самообладание — или то, что я могла за него принимать.