Любимый (м)учитель (СИ) - Левина Ксюша - Страница 45

Он ответил не сразу.

— Ну откуда же я знаю… Дам ли я тебя в обиду? Нет. Превращусь ли в сторожевого пса? Может и такое случиться. Буду ли изменять? Нет. Прогоню ли? Уже не уверен. Позволю ли тебе уйти или изменить? Нет и уж это-то точно. Но мы же не в каменном веке, верно? И вот тут появляется целый женский список: что ты мне должен….

— Стойте, — она закрыла ему рот рукой. — Стойте… Я боюсь всего на свете, когда вас нет. Но когда вы хотя бы в зоне досягаемости — мне ничего не страшно. Это всё.

— Что ж ты тогда на парах у меня тряслась? — рассмеялся он.

— Потому что вы были не в зоне досягаемости.

— Когда ты говоришь такие умные вещи, хочется тебя придушить, “звезда”…

Примечание:

Какой же любви она ждет, какой?

 Ей хочется крикнуть: "Любви-звездопада!

 Красивой-красивой! Большой-большой!

 А если я в жизни не встречу такой,

 Тогда мне совсем никакой не надо!"

"Чудачка" — Э. Асадов



Город засыпал, долго прятался в комнате остывающими лучиками. Терялся в ковре и занавесках, таял и превращался в промозглую серую мглу. За окном город каменел и гас, а в комнатке на чердаке “Генеральской дачи” было тепло, почти по-летнему. Вероника ждала, когда Егор расставит точки над “И”, а Егор ждал, когда же она уже скажет, что устала и всё за эти дни передумала.

Но у них не выходило закончить бесконечный вязкий разговор. Он прерывался снова и снова, потому что они так и не разомкнули рук.

Как всё было понятно, когда была ярость. Когда Егор Иванович не мог себя держать в руках, а Вероника Соболева от его агрессии рассыпалась на частицы и боялась спросить, что же дальше.

Как всё было понятно тогда, в закутке кафешки, в парке на лавочке, в его тёмной спальне, в его кровати. Сколько раз в его кровати она молчала и не задавала вопросов, просто жила секундой.

И вот они говорят, а толку нет. Слышат друг друга как никогда хорошо, а ясности никакой.

И Веронике казалось, что даже целовать его теперь не стоит.

А Егору казалось, что с их последнего поцелуя прошла целая вечность, и мечтал его украсть.

Потому они ходили по кругу, где она почти была готова сдаться, а он боролся за то, что ему принадлежало с остервенением и жадностью.

— Можем ли мы с вами остаться наедине?

— Я сдал квартиру, — Егор поймал Веронику, которая наблюдала за закатом из маленького чердачного окошка, и крепко обнял, оставляя на её тонкой шее невесомые поцелуи.

Он впервые был зависим от нежностей, которые хотел раздавать сам и без ограничений.

— Зачем? А как же ваша комната…

— Сдал квартиру — повесив замок на комнату. Выручил друзей. За это они мне оказали услугу. Как-то всё удачно сложилось.

— Вы хотели быть подальше от меня?

— Да, — честно ответил Егор. — Я до последнего надеялся, что дело только в том, что ты за стенкой. И я за стенкой. Что и тебе и мне нужно просто ненадолго остыть. Что всё это флёр “от ненависти до любви”. Не важно, ладно. Когда твой брат приходил ко мне разбираться за твою драку, я хотел тебя увести и побыть наедине. А привёз сюда… По дороге решил, что нельзя и дальше тебя ко мне привязывать, когда понял, что даже неодобрение брата тебя не волнует. А теперь вот что. Я тебя сейчас увезу. Хорошо?

— Как?.. Ночь же уже.

— Не страшно. Пошли.

Веронике казалось, что Егор её похитил.

Как принц на белом коне, которого обещают сказки. Или даже дракон, на которого остаётся только возлагать надежды, что он на самом деле принц. Он же должен прийти, протянуть руку и позвать за собой. И будь ты хоть кем. Хоть принцессой, хоть простой девушкой.

Веронике казалось, что её похитили, и ночью везут далеко-далеко, обещая хижину, а не дворец. И она, принцесса, едет одурманенная и заколдованная. Уверенная, что стоит только поцеловать дракона и вот он принц! Как заказывали. И конь тут же, прилагается.

Веронике казалось, что это похищение — самое романтичное, что с ней происходило, и она даже отказалась от музыки, чтобы сохранить момент чистым и правильным, не создавать якорей и не вздрагивать потом всякий раз от удачно подошедших друг другу нот.

— Зачем вы увозите меня? — спросила она, когда пригород остался далеко позади.

— Ты же хотела, — улыбнулся он. — Но вообще мне просто не сиделось на месте. Не ищи скрытых смыслов.

— Мы… вместе? — честный вопрос требовал честного ответа.

Егор недолго думал, но всё-таки эти несколько секунд провисели в машине, и их будто кто-то отсчитывал метрономом.

— Ты хочешь это как-то назвать? — наконец проговорил он. В машину будто прорвался ледяной ветер.

— Это выше ваших сил?

— Нет. Я просто не знаю как. У меня никогда не поворачивался язык говорить кому-то “девушка”, а для тебя мне это кажется и вообще неподходящим. Говорить, что ты моя… — он покачал головой. — Давай пока говорить просто, что ты — моя. А там будет видно.

Вероника кивнула.

Примечание:

Ты — мое дыхание,

 Утро мое ты раннее.

 Ты и солнце жгучее

 И дожди.

 Всю себя измучаю,

 Стану я самой лучшею,

 По такому случаю

 Ты подожди.

 По такому случаю

 Ты подожди.

"Ты моё дыхание" — А. Якушева

Они добрались до места минут через пятнадцать, после того, как стали ясны их роли, и всё это время оба не могли перестать слышать эти слова. “Ты — моя!”

Простая фраза, но она волной о камень, билась о их уши. Снова и снова накатывала, отступая лишь ненадолго ради краткого отдыха.

Ночь была гуще за городом, воздух как черничное варенье, насыщенно-чёрный. Дачный посёлок совершенно пуст. Беден и непривлекателен.

Это было то самое место, которое представляешь себе, когда видишь уставшую грязную женщину в маршрутке, или нагруженную вилами и лопатами “Шестёрку”, которая мчит за город в субботу в шесть утра.

Дача не от слова шашлыки, а от слова “прополка”.

— И это дача Льва?.. — шепнула Роня, глядя по сторонам. — Вы вообще видели, что покупали?..

— Я мало того что видел, я её с руками и ногами отрывал.

— Зачем?..

— Не нравится? — удивился Егор и пошёл прямиком к остаткам калитки.

И несмотря на то, что забора ни справа, ни слева не имелось, всё равно распахнул перед Вероникой косую деревянную дверцу.

На участке явно когда-то кто-то что-то садил. Имелись и три ветвистые яблони, сейчас облысевшие. Землю под ними устилал плотный ковёр промёрзшей листвы. Вдоль практически полностью отсутствующего забора кусты малины, всюду высохшая трава. И покосившиеся сараи, и основа недостроенной бани, и маленький серый домик, обветшавший настолько, что страшно смотреть.

Это видим мы, а для Вероники всё было просто серым, замороженно-искрящимся и таинственным, как древний сад из старинного фильма.

Она смело шла по тропинкам, которые практически не угадывались в темноте и запустении, смотрела по сторонам и глубоко дышала, наслаждаясь остро-пряным запахом не городской осени.

— Не знаю. Не понимаю. У меня не было дачи, но так я себе это представляла в страшных снах о поездках “на картошку”. А что в доме?

— Да я бы знал… надеюсь не бомжи.

Они нашли под половицей ключ и открыли навесной бесполезный замок. Изнутри домик выглядел не так плохо, особенно в свете телефонных фонариков. Его даже поделили на комнаты, используя вместо перегородок старые двери. Стёкла в них запылились, закоптились, но смотрелось весьма неплохо.

— Покрасить бы всё тут и отмыть. Представьте как бы стало симпатично.