Нечистая сила - Пикуль Валентин Саввич - Страница 120
- Предыдущая
- 120/247
- Следующая
Сцепясь в клубок, они выкатились в прихожую. Распутин могуче высадил двери, на себе выволок иеромонаха на лестницу. Там они оба своими костями пересчитали все ступеньки до самого низу. А на улице Распутин стряхнулся, сбросив Илиодора с себя.
— Ну, погоди! — крикнул и убежал…
Без шубы и без шапки, он домчал на извозчике до вокзала, сел в дачный поезд и махнул на дачу Анютки Вырубовой.
— Вот, гляди, что со мною сделали, — сказал он ей. — Могло быть и хуже, да сила небесная меня еще не покинула… Вырубова бегала по комнатам, будто ополоумев.
— Боже мой! Боже мой! Боже мой! — восклицала она…
По тропинке она повела его через парк, как поводырь слепого. Распутин шатался, ступая по снегу, красные от крови лохмы его волос мотались из стороны в сторону, глаза были безумны… Он выл! В таком виде Вырубова явила его перед императрицей.
Гермоген сутками не вставал с колен, ел одни просфоры, пил только святую воду. Илиодор сбросил рясу из бархата, облачился в холщовый подрясник, туго опоясался кожаным поясом, пеплом из печки посыпал свою буйную головушку и накрыл ее грубой «афонской» скуфейкой. Боевой. Дельный.
Логичный.
— Идти надо до конца! — сказал он.
— Сожрут ведь нас, — затрясло епископа.
— А мной подавятся… я ершистый!
Оставался последний шанс — личная встреча с царем. Соблазняя его «открытием тайны», по телеграфу просили царя принять их. Ответ пришел моментально: «Не о какой тайне я знать не желаю. Николай»! Отбили вторую — императрице (молчание). Стало известно, что Гришка не вылезает из Александрии, ведет там длинные разговоры о «небесной силе», которая спасла его от погибели.
— Мученический венец плетут нам, — решил Гермоген. Неустанно трещал телефон на Ярославском подворье.
— Але, — говорил Илиодор, срывая трубку.
В ухо ему вонзались визгливые бабьи голоса. Грозили карами небесными.
Обещали растерзать, клеймить, четвертовать. Яснее всех выразилась сумасшедшая Лохтина: «Отвечай мне по совести: что ты хотел у Христа отрезать?..» Чтобы скрыть свои следы, Распутин мистифицировал столичные газеты о своем мнимом отъезде на родину. Он, как паук, затаился в тени царских дворцов и там незаметно ткал свою липкую паутину, в которой запутывал всех. Кажется, только сейчас Гришка в полной мере осознал, как дальновидно поступил, проведя в синодские обер-прокуроры Саблера, — «старикашка» служил ему, аки верный Трезор: пореже корми, почаще бей, а иногда и погладь — тогда он всех перелает…
— Одна надежда — на царя, — убивался Гермоген.
— Для меня уже нет царя! — отвечал Илиодор, держа царскую телеграмму.
— Смотри, какой же это царь, если он грамотно писать не умеет? Написал:
«Не о какой тайне…» А каждый гимназистик знает что писать следует: «Ни о какой тайне…»
— Не ищи у царей ошибок — сам ошибешься!
— Буду искать ошибки! — взорвало Илиодора, в котором проснулся дух донского казака. — Я столько уж раз в царях ошибался, что теперь не прощу им ошибок даже в русской грамматике.
— Молись! — взывал Гермоген.
— Время молитв прошло — пришло время драк!
Явился курьер из Синода — вручил им два пакета от Саблера, но подписанные Даманским (Синод уже перестал быть синклитом персон духовных — Саблер и Даманский бюрократической волей расчищали дорожку перед Распутиным). Гермоген прочел, что его лишают саратовской епархии, приказано ехать «на покой» в захудалый Жировецкий монастырь, а иеромонаха Илиодора ссылали «на послушание» в лесную Флорищеву пустынь.
Илиодор принял на подворье столичных журналистов.
— Синод надо взорвать, — объявил он.
— Как взорвать? — спросили его.
— А так: бочку динамита в подвал заложить, бикфордов шнур до Невы раскатать, самому за «Медным всадником» укрыться, а потом рвануть все к чертовой бабушке… Вот и порядок!
Газеты опубликовали его вещий сон: Распутин в виде дряхлого пса бегал между пивной и Синодом, таская в зубах какую-то грязную тряпку, а нужду он справлял возле телеграфного столба, пронумерованного апокалипсическим числом «666». Но в дела духовные вмешался министр внутренних дел Макаров:
— Исполнить указ Синода, иначе штыками погоним.
К воротам подворья был подан автомобиль МВД, в который и уселся потерпевший крушение епископ. Митька Блаженный, юродствуя, ложился на снег и просил шофера переехать через него колесами, дабы вкусить «прелесть райскую». Гермоген сдался!
Илиодора окружили падкие до сенсаций газетчики:
— Ну, а вы как? Поедете во Флорищеву пустынь?
— В указе не сказано, чтобы ехать. Пойду пешком…
Кто-то из доброжелателей шепнул ему: «За поворотом улицы дежурят переодетые жандармы… Скройтесь!» Ночью, в чужом драном пальтишке, по виду
— босяк, Илиодор позвонил в квартиру на Суворовском, Бадмаев предоставил ему убежище у себя.
— За это вы напишете все, что знаете о Распутине (Эти очень интересные документы, составленные Илиодором на квартире Бадмаева, опубликованы в советское время в книге «За кулисами царизма. Архив тибетского врача Бадмаева».)…
Монах хотел пробиться в Царицын, где у него была армия заступников. Но из газет вычитал, что полиция разгромила в Царицыне его храм. «Со страшными ругательствами, обнаживши шашки, таскали бедных женщин по храму, вырывали волосы, выбивали зубы, рвали на них платье и даже оскорбляли шашками девичью стыдливость самым невероятным образом… Пол храма представлял поле битвы. Везде виднелась кровь, валялась порванная одежда». Бадмаев через Курлова вызнал, что все вокзалы перекрыты кордонами — Илиодора ищут.
Макаров пустил на розыски монаха своих сыщиков… Илиодор сам же и позвонил Макарову:
— Это ты, который царю сапоги наяривает ваксой?
— Кто позволяет себе так разговаривать со мною?
— Да я… Илиодор! Хочешь меня живьем взять?
— Хочу, — честно заявил министр внутренних дел.
— Ишь ты, хитрый какой… Ну, ладно. Хватай меня на углу Суворовского и Болотной. Обещаю, что буду стоять там. Бадмаев помогал ему одеться, подарил шарфик.
— Вот и хорошо! Опять будете у царского сердца.
— Лучше уж в любом нужнике…
- Предыдущая
- 120/247
- Следующая
