Нечистая сила - Пикуль Валентин Саввич - Страница 170
- Предыдущая
- 170/247
- Следующая
— Сашка, — велел ему Курлов, — сядь и не дури! Бадмаев отозвал Распутина в уголок, зашептал:
— А какие у вас отношения с Хвостом?
— Да пошел он в задницу?
— Напрасно, — сказал Бадмаев. — Вы присмотритесь к этому человеку — за ним очень большое и громкое будущее… Протопопов цапал Гришку за поясок.
— Вы должны это сделать… Я не знаю, что со мной происходит, но я преклоняюсь перед нашей мраморной Афродитой в короне!
Отстать от маньяка было невозможно, и Распутин устроил Протопопову тайное свидание с императрицей, причем, дабы все шло гладко, без сучка и задоринки, он при сем и присутствовал. Алиса сидела за столиком и вязала мужу перчатки, когда член партии октябристов вдруг пополз к ней на коленях, восклицая:
— Богиня… красавица… я ваш! Ваше величество, позвольте мне, рабу, умереть возле ваших божественных ног.
— Что с ним? — спросила царица у Гришки.
— Накатило, — отвечал тот.
— Нет! Я не имею права дышать в вашем присутствии, — заливался Протопопов. — Позвольте мне, несчастному рабу любви…
Тут Распутин кликнул из детской матроса Деревенько; два здоровых мужика, они подхватили влюбленного октябриста за локти, и, скрюченный в любовном экстазе, Протопопов был просто вынесен из кабинета, как мебель.
Свидание продолжалось считанные минуты, но императрица запомнила Протопопова; ей, женщине уже немолодой, матери многих детей, было по-женски приятно, что она способна внушить мужчине столь сильное чувство даже на расстоянии…
Вырубова зарегистрировала Протопопова в графу «наших».
Немцы уже подходили к Барановичам, и Николай Николаевич велел перевести Ставку в Могилев… Но выбить Россию из войны германская военщина не могла — русский солдат крепок! Если глянуть на карту, то видно, что наша армия в самый тяжелый период натиска уступила врагу ничтожную частицу русской земли. Однако великая Россия привыкла воевать только на чужой территории, и потому каждый городишко, каждый шаг армии назад очень болезненно воспринимался в сердцах россиян… Маяковский писал:
Сбежались смотреть литовские села, Как, поцелуем в обрубок вкована, Слезя золотые глаза костелов, Пальцы улиц ломала Ковна…
Жители Петербурга-Петрограда уже давно отвыкли видеть царскую чету.
Под осень же 1915 года по улицам столицы начал ползать придворный «паккард», в двух пассажирах которого прохожие угадывали притихших царя и царицу. Без конвоя (!), внутренне очень напряженные, супруги Романовы объезжали столичные храмы, в каждом истово, почти остервенело молились…
Сазонов предупредил Палеолога:
— Прошу сохранить в тайне — наш государь решил возложить на себя бремя верховного главнокомандования, и мне известно, что он не позволит никому обсуждение этого вопроса. — Палеолог осторожно дал понять, что царь в чине полковника и командовал в жизни только батальоном. — Это фикция!
— успокоил его Сазонов. — Государь и сам понимает, что неспособен руководить войною, за него командовать фронтами будет Михаил Васильевич Алексеев.
— Так не проще ли Алексеева и сделать главным?
— Я предпочитаю не знать до конца всех крайне осложненных мотивов, которыми руководствуется мой государь, — ответил Сазонов, ловко ускользая от прямого ответа.
Палеолог тут же получил приглашение на обед от княгини Палей, морганатической супруги великого князя Павла Александровича, родного дяди царя. В разговоре с послом по телефону женщина особо отметила, что предстоит нужная беседа… За обеденным столом Палеолог увидел великого князя Дмитрия Павловича (пасынка княгини Палей), здесь же была и Вырубова, хлебавшая ложкой суп с зеленью, возле ее стула был прислонен костыль. Когда подали кофе, Вырубова (она приходилась родней хозяйке дома) немедленно залучила посла Франции в соседнюю комнату.
— Вы, наверное, знаете о решении государя стать во главе армии? — Палеолог молчал (чтобы не выдать Сазонова), и она сама решила помочь ему. — Его величество, — сказала Анютка, — сам же и попросил меня узнать ваше мнение об этом.
— Решение его величества окончательно?
— Да.
— Тогда мои возражения окажутся запоздалыми…
По глазам Вырубовой посол заметил, что она, напрягшись, пытается дословно запомнить его последнюю фразу. Потом к Палеологу подсел Дмитрий Павлович, еще молодой офицер, похожий на необстрелянного юнкера, в узком мундире, с толстой сигарой меж длинных бледных пальцев. Он сразу заговорил — с напором:
— Я только что из Ставки… с экстренным поездом. Был у царя, чтобы отговорить его от этой неумной бравады. Последствия могут быть роковыми. Не только для него, но и для всей России! Мы все погибнем. Это не царь! Это не он придумал! Видели эту калеку Вырубову? Это она с царицей, это царица с Гришкой — это они заставили царя решиться на захват Ставки… Им все мало!
Хотят влезть и в дела фронтов, которые трещат. Я знаю, что именно эти злобные люди будут творить судьбы войны… даже там, в Ставке! Этот чалдон!
Этот варнак! Эта скотина… Вешать!
Палеолог дал юноше выговориться. Мачеха молодого Дмитрия, княгиня Палей, в гостиной потом тихо спросила посла:
— Каковы ваши заключения?
— Мистицизм заменил императору государственный разум, и отныне уже ничего нельзя в русской жизни предвидеть заранее…
Дмитрий Павлович провожал Палеолога до самого вестибюля, где мраморный пол был выстелен шкурами белых медведей, где в руках темно-зелено-бронзовых наяд горели трепетные светильники.
— Я так любил дядю Колю, — говорил он послу, — я так любил и тетю Алису. Но вот я вырос, уже не мальчик. Конфеты и апельсины значения теперь не имеют. Озираюсь и вижу мрак… Что творится? Распутин всех нас толкает в пропасть. Неужели дядя Коля сам не понимает, что возникло дикое положение.
Уже не собака вертит хвостом, а сам хвост крутит собаку во все стороны…
Палеолог приник к молодому человеку и сказал:
— Не пойму, почему с ним так долго возятся? В вашей стране убивали не только министров, но даже царей, и… И почему-то никак не могут избавиться от одного мужика! В чем дело?
Дмитрий Павлович ответил послу Франции:
- Предыдущая
- 170/247
- Следующая