Нечистая сила - Пикуль Валентин Саввич - Страница 173
- Предыдущая
- 173/247
- Следующая
— Зачем вы поднимали эти больные вопросы?
— А как же! — отвечал Хвостов. — Уже назрел момент, когда эти же вопросы будут подняты левыми, Я схватил их буквально у них с языка, опередив левых, чтобы не давать им в руки такое опасное оружие. Ну, а когда правительство критикую я, — кстати улыбнулся Хвостов, — тогда это не критика, а нежная ласка…
— Горемыкин не согласен видеть вас в эмвэдэ. Он назвал вас даже слишком… игривым. Это правда?
Хвостов, отличный актер, изобразил отчаяние:
— Господи! Да кто ж без греха? Вот и мой ближайший друг Григорий Ефимович, он тоже вам скажет: кто безгрешен?
— Ну, а все-таки, — сказала императрица, полистав речи Хвостова, — что же нам делать с мясом? с дровами?
— Нам нужны не мясо и не дрова, а человек, который достанет нам и дров, и мяса сколько угодно. Будьте уверены, Русь не оскудела. В ней еще есть люди, подобные героям античного мира!
При этом он (скромно) не показал на себя…
Царица докладывала мужу: «Как было бы хорошо, если бы ты мог повидать Хвостова… Когда рассчитываешь заглянуть сюда? Я спрашиваю об этом, имея в виду смену Щербатова, а также необходимость пощелкать министров…
Нежнейшие поцелуи, родной мой Ники, шлет тебе твоя старая Солнышко».
В эти дни она придумала новую шутку:
— Ей-богу, я чувствую, что у меня вырастает хвост… Предвосхищая события, столичные остряки говорили теперь так:
— ГОРЕМЫЧная Русь испроХВОСГилась и РАСПУТною стала!
Чтобы впредь не возникало разговоров об его «игривости», Хвостов вызвал из Орла жену, повадился посещать приличные рестораны, и там — трезвый! — он ковырял вилкой одинокую котлету для диетиков. Кто бы мог подумать! В его бумажнике уже хранился четкий план: захватить МВД, сбросить Горемыкина, самому стать премьером. Но главное — использовать Распутина в своих целях, а потом безжалостно его растерзать… В это сумбурное лето (лето 1915 года), когда семья Белецкого жила на даче, в своей пустынной квартире, где мебель была бережно затянута полосатым тиком, Степан — тайком от жены! — принимал у себя Распутина, накачивая его мадерой. В планах Белецкого было: допустить Хвостова до министерства, но затем искалечить его так, чтобы он уже не поднялся, самому сесть на его место, а потом… потом сделаться премьером империи! Куда делся скромный «сын народа» из Самары, поджимавший под себя ноги, не смея взглянуть на высокого покровителя Столыпина! Зверь вырос — весь во вздыбленной на загривке шерсти, когти и клыки наготове, отточенные!
Кесарю — кесарево, а каждому из них — свое…
9. МАФИЯ — В ПОТЕ ЛИЦА
Распутин очень любил черные сухари.
— Что русскому человеку надобно? — рассуждал он. — Ежели у него сухарь есть, того и довольно. Я так полагаю, что кажинному солдату по два сухаря на день дать — он до Берлина добежит…
Программа заманчивая! Дело за исполнением ее.
Авторитет черных сухарей в глазах столичного света казался непогрешимым. В самом деле, сухарь не пирожное, его трудно критиковать, ибо он прост, как прост русский солдат. Двух поставщиков сухарей в Ставке уже повесили, но Распутин грыз сухари сам и жаловал ими знакомых расфуфыренных дам.
— От них вся моя сила, — убежденно заявлял он…
Кажется, только Аарон Симанович знал, откуда в столице вдруг объявилась чета баронов Миклосов — он и она! Барон (если он барон) мало что выражал собою, служа лишь бесплатным приложением к своей супруге (если это его супруга). Зато баронесса Миклос — красавица, каких редко встретишь. Дело было поставлено на широкую ногу: отдельный особняк, швейцар и прислуга, открытый дом, полно гостей. Здесь же и Гришка Распутин, которому Миклос отдалась сразу же, о чем моментально известила Симановича, сказавшего:
«Теперь наши сухари не подгорят…»
В роскошном особняке Миклосов возникла главная база по снабжению героической русской армии черными сухарями… Как это делалось? Настолько просто, что с трудом верится. По утрам в квартиру Распутина набивались просители. Здесь же, руководя приемами, словно гофмаршал высочайшего двора, присутствовал и Симанович, носивший титул «секретаря старца». Распутин выписывал «пратеци». Писал на клочках бумага, без указания имени просителя, часто даже без подписи. Симанович через своих агентов, карауливших внизу лестницы, перекупал эти «пратеци». А в них, как правило, стереотипная фраза:
«Милай дарагой помоги дамочку бедная роспутин». С такой писулькой можешь идти хоть к премьеру. О чем его просить — твое дело… «Пратеци» Распутина — сотнями! — попадали в руки баронессы Миклос. Аферистка проникла к главному интенданту русской армии генералу Дмитрию Савельевичу Шуваеву, вполне порядочному и честному человеку, который был просто ошарашен ее красотой.
— Я, — сказала она ему, — не ради своей выгоды, но душа исстрадалась о нуждах фронта… Почему Распутин? Ах, боже мой, у меня и в мыслях ничего дурного не было. Но одна приятельница посоветовала, что для начала лучше всего обратиться к нему…
Историк пишет: «Судя по заключенным интендантством многочисленным контрактам на поставку сухарей, можно было заключить, что весь Петербург состоит из одних специалистов по выделке сухарей». Чтобы в этом деле не был виноватым один Симанович, я выдам его сообщника — это Побирушка! Не стоит описывать всей механики этой аферы, лишь скажу, что, вычерпав из казны миллионы, мазурики не дали солдату ни одного сухаря… Степан Белецкий, одетый бедненько, в кепочке на голове (нос пипочкой), прошлялся мимо особняка Миклосов, сказал швейцару:
— Приятель, а пекарь случайно не нужен?
— На ча?
— Да ведь здесь же сухарная пекарня.
— С ума ты сошел, што ли? — отвечал швейцар. — У нас в доме ажно печек нетути… Мои бароны у каминов греются!
А ведь согласно законам «подрядчики обязаны указать место изготовления сухарей, т. е. пекарни и сушильни для них». Красавица Миклос и указала — свой особняк… Белецкий говорил жандармскому генералу Климовичу, что дело настолько темное, что лучше его не трогать, ибо хлопот потом не оберешься.
— Царское Село? — намекнул Климович.
- Предыдущая
- 173/247
- Следующая