Нечистая сила - Пикуль Валентин Саввич - Страница 185

• Предыдущая
• 185/247
• Следующая

— Не разговаривать. Быстро… залезай!

Жандармы высоких рангов отлично освоили характер Распутина: этот хам и нахал становился как тряпка, если с ним говорили непререкаемым тоном.

Распутин, побледнев, сел в коляску; за ним полезли незваные сестра милосердия с мышеловкой и Осипенко с экземой. Генерал вышвырнул их обратно — на мостовую.

— Гони прямо! — крикнул извозчик.

Вся компания кинулась вдогонку, Осипенко завопил:

— Ой, Гриша, завезут к антихристу… прыгай!

— Я тебе прыгну, — помахал кулаком жандарм.

Вот и АлександроНевская лавра, где они вылезли из коляски. Комиссаров не знал здешних ходов и выходов, а Распутин тут как дома и хотел сразу же смыться. Но генерал схватил его за воротник шубы и велел чинно следовать в покои Питирима, где их появления уже поджидал министр. Попивая синодский ликер, Хвостов с улыбкой пронаблюдал, как Распутин полез целовать Питирима.

— Оо… вы старые друзья? Теперь мне понятно, ваше святейшество, каковы потаенные норы, через которые вы добрались до бочонка с этим великолепным синодским ликерчиком…

Питирим был в ярости оттого, что разоблачен.

— Это ты… — заревел он на Комиссарова. — Недаром в газетах пишут, что все жандармы — провокаторы! Распутин тоже был недоволен ловушкой.

— Негоже так-то, — строго выговорил Хвостову, — я тебя побожески в дела унутренние благословил, а ты шкодишь… Хвостов, не глядя на Питирима, приказал Гришке:

— Не раздевайся! Поедешь со мной.

— Зачем?

— Там узнаешь.

— А куцы?

— Там увидишь…

Приехали на Итальянскую, где была конспиративная квартира МВД; Хвостов открыл ее своим ключом, сказал Распутину:

— Кончай дурака валять! С Питиримом тебе номер удался, но ты не надейся, что протащишь на себе к власти Штюрмера…

Распутин, перекрестясь, заверил Хвостова, что к Штюрмеру никакого отношения не имеет, а в премьеры будет проталкивать его — Хвостова, и по этому случаю они как следует выпили. Но даже в пьяном состоянии министр постоянно ощущал, что взгляд Распутина обволакивает его целиком, будто трясина, из которой не выбраться («Несомненно, — признавался он, — Распутин был один из самых сильных гипнотизеров… Я ощущал полную подавленность»). В потрясенной и разрушающейся стране два человека жаждали премьерского трона. Кто будет тем горластым петухом, что с торжественным криком взберется на самую вершину дымящейся навозной кучи?

МанасевичМануйлов навестил Питирима в Лавре; он задавал ему вопросы, но ответы получал от Осипенко; опытный демагог, Ванечка очень ловко заставил их сказать то, что ему нужно слышать:

— Говорят, что Штюрмер готовится в премьеры…

— А вам, владыка, — подхватил Ванечка, — следует активнее вторгаться в общественную жизнь. — При этих словах он протянул Осипенко адрес ЛермыОрловой, прося заходить запросто.

— Запросто не можем, — сознался Питирим. — За нами хвостовские жандармы следят, как коты за бедными мышами.

— Не беспокойтесь. У меня автомобиль, который не может догнать никакой мотор из департамента полиции…

Ближе к ночи из кабины мощного «бенца» он проследил, как берейтор Петц вкрался в подъезд дома ј 36 по Бассейной улице (смелый цирковой наездник, он был паршивый конспиратор). Ванечка дождался, когда в спальне ЛермыОрловой погас свет, и казенный автомобиль медленно, словно в похоронной процессии, отвез его… к жене! А утром он валялся в ногах Белецкого, умоляя избавить его от жестокой ревности, умоляя арестовать Петца.

— Что угодно для вас сделаю… из шкуры вывернусь!

Поводом для ареста он выдвинул версию, что Петц продавал лошадей в Швецию, откуда они поступали в Германию. Белецкий обрисовал перед Хвостовым положение с Петцем и сказал, что Россия не рухнет в пропасть, если они этого Петца посадят.

— Сажая Петца в тюрьму, мы сажаем Манасевича на цепочку. Он что-то уже знает, но… молчит. Может, и проболтается?

— Черт с ним, — сказал Хвостов, ковыряя в носу.

Петца посадили, а МанасевичМануйлов водворился на Бассейной, где устроил серию тайных свиданий Распутина со Штюрмером. ЛермаОрлова была фатально потрясена значимостью своего Ванечки в государственных сферах, и она быстро забыла про Петца, попавшего за решетку только потому, что он был моложе и красивее Ванечки. Скоро актриса увидела в своей квартире и долгогривого Питирима, который очень боялся, как бы его здесь не накрыл Хвостов с жандармами. Въедаясь в политику, будто клоп в паршивую перину, Питирим ласково выведывал у Штюрмера, как он будет относиться к Осипенко, которого владыка скромно именовал своим воспитанником. Распутин заранее натаскивал Штюрмера на покорность:

— Ежели ты, старикашка, захошь рыпаться, я вить тебя под самый стол запинаю… Штобы — нини? Штобы — на веревочке… Штюрмер хватал руку Гришки, прижимал ее к сердцу.

— Григорий Ефимович, в этот великий миг, который уже вписывается на скрижали русской истории, я торжественно заверяю вас и всю великую матьРоссию, что без вашего благословения…

Питирим, вздрагивая при каждом звуке с улицы, осенял их крестным знамением — как дело святое, богоугодное. Осипенко при этом брезгливо ковырялся вилкой в салате и говорил:

— Ну, что это такое? Разве это салат? Одна картошка… А где же мяско?

Где же рыбка? У меня же диетка…

Ночью ЛермаОрлова допытывалась у Ванечки:

— А что мне с этих свиданий будет?

— То же, что и мне, — отвечал он. — Заграничный паспорт в зубы и приятные сновидения на русские национальные темы…

Белецкий зашел к Хвостову, посмеиваясь:

— А мы оказались правы, что посадили Петца… Сейчас у меня был Манасевич, и, чувствительно благодарный за то, что мы избавили его от ревности, он продал нам хороший товар. Он дал понять, что Распутин с Питиримом скоро вытащат наверх Штюрмера.

— Гришка предал меня! — закричал Хвостов.

Люстра под потолком кабинета поехала куда-то вбок и погасла. Весь мир стал коричневым и отвратносуконным. Хвостов чуть не выпал из кресла.

Опомнился. Быстро взял себя в руки.

— Честно говоря, — сознался с откровенностью (какая ему была присуща и которая его губила), — я ведь и сам метил на место Горемыкина… Значит, Гришка решил поводить меня за нос!

• Предыдущая
• 185/247
• Следующая