Нечистая сила - Пикуль Валентин Саввич - Страница 60

• Предыдущая
• 60/247
• Следующая

— А где барин твой Сергей Юльевич дрыхнет?

— А эвон, окошко светится. Видать, книжку читает…

Через четыре дня истопник в комнатах Витте обнаружил, что сверху по дымоходу тянутся какие-то веревки, на которых привязан пакет — больше кирпича, обтянутый холстиной.

— Ваше сиятельство, что вы тут спрятали? Витте, как увидел этот пакет, так и шарахнулся:

— Полицию сюда, скорее… Адская машина! С чинами сыска прибыл профессор Забудский, специалист по взрывчатым веществам. Ученый муж отважно распорол холстину.

— Смесь гремучего студня с аммиачной селитрой, — сказал он, понюхав, и даже что-то лизнул с пальца, пробуя на вкус. — Да, я не ошибся… А вот и будильничек! Скажите, граф, этим часикам спасибо. Они остановились за тридцать пять минут до девяти часов, когда эта машинка должна бы сработать…

Витте решил на этом покушении крупно сыграть. Но протокол и заключение экспертизы легли на стол Столыпина, который погубил тщеславные замыслы Витте с самого начала:

— Сам пихнул динамит в печку и развел панику. Это же понятно: безносый хочет исправить карьеру, и он готов взорвать даже свою Матильду с фокстерьером, лишь бы заменить меня…

В газетах появились карикатуры: Витте, стоя на крыше своего особняка, опускает на веревке в дымоход адскую машину. А весной близ Ириновской дороги нашли разложившийся труп человека в ошметках верблюжьей шубы. Возле него валялись закуска и пустые бутылки из-под водки. При нем же оказалась и записная книжка с номерами питерских телефонов… Жандармы поступили просто:

— Нука, брякнем по номеру 3-43.

— Журналист Ипполит Гофштетгер слушает.

— Ясно! Теперь позвоним по номеру 144-57.

— Протоиереи Восторгов у аппарата, кому я нужен? Это работала черная сотня, но Столыпин сказал:

— Я ничего не знаю. Виновные не обнаружены…

Звезда Витте закатывалась за горизонт. Но до самой смерти он не терял надежд на приход к власти и не прерывал конспиративных отношений с Распутиным. Витте до конца дней своих будет умело и незаметно афишировать из подполья Распутина как человека, необходимого в государстве. Виття — называл его Гришка.

Трех пальцев вполне хватит, чтобы пересчитать привязанности Распутина; с людьми он был крайне небрежен, кидался и швырялся ими, как хотел, никогда не ценя дружбы. К женщинам относился так же — эта ушла, другая пришла, без задержки подавай третью.

Но людское общество, особенно незнакомое, пылко любил и новых знакомств всегда настойчиво домогался. Обожал Распутин и застолье, чтобы галдели кругом, чтобы пели и плясали пьяные, чтобы на столе всего навалом — торты и селедка, марципаны и бублики, фрикассе и черные сухари, а под столом чтобы непременно стояли бутылки (сказывалась юность, проведенная по трактирам). Что ему теперь Феофан да Восторгов? Пока в Царском Селе его принимают как родного, конечно, он и сам будет для всех желанен. А тут еще этот Восторгов крутится под ногами… гнида!

Восторгов пришел к выводу, что его Гришуня уже достиг положения, какое теперь ему, Восторгову, пора использовать в своих корыстных целях. Первым делом протоиерей выразил желание преподнести иконку наследнику престола, цесаревичу Алексею.

— Нужна им твоя иконка, — отвечал Распутин. — У них тамотко ровно музея какая — пальцем в стенку ткнуть негде.

Но все же буквами, которые качало вразброд, словно забор гнилой, Распутин сочинил послание: «Дарагой послуш ево об иконке грегорий». Велел идти на Фонтанку, в дом ј 20:

— Там чины дворцовы сидят. Им пратецу мою и всучи.

— А к кому пишешь-то? — недоумевал отец Иоанн. — Кому сунешь, тому и ладно. Скажи — от меня. А там меня уже знают. Возжигатель царских лампад — как не знать?..

Явясь с «пратецей» в министерство двора, Восторгов был заприходован как взыскующий царской аудиенции и вскоре имел счастие поднести иконку мальчику Алексею… Вернулся пьяный!

— От восторга и напился, — рассказывал Восторгов. — Знаешь, а они там дураки… Я образок на барахолке за рупь купил, над свечкой его держал, чтобы копоти побольше, а выдал за старинный. Взяли! Теперь бы мне еще самого государя повидать. Я бы ему свои сочинения поднес… Устрой мне, Гриша, а?

На что Распутин отвечал — веско:

— Ишь ты, хвост-то как высоконько задираешь… Восторгов сразу хвост поджал:

— Ах, Гриша, Гришуня… знал бы ты, сколько я на тебя денег своих извел, так ты не обижал бы меня словами этими. Распутин шмякнул перед ним раздутый бумажник:

— А задавись! — сказал. — Отсчитай скока хошь и больше не липни…

Обойдутся тамотко и без твоих сочинениев!

Чтобы Распутин на него не сердился. Восторгов ему через мокрую тряпку отпарил брюки. Но струна уже натянулась. И лопнула в том самом доме, с которого все и начиналось. На приеме у графини Игнатьевой протоиерей согласно своему сану протянул ей надушенную руку для поцелуя. Старуха не успела еще коснуться ароматной длани священника, как возле ее губ очутилась корявая пятерня Распутина с траурной окантовкой под ногтями. Восторгова заело, почему графиня сначала лобызала Гришкину лапу, а уж потом его…

Когда вернулись на Караванную, поп завелся:

— Ты зачем ей руку-то свою подсовывал?

— А ты зачем? — дельно вопросил Распутин.

— Я по чину духовному.

— А я рази же недуховен?

— Не смеши людей, — отвечал Восторгов. — Уж кто-кто, а я-то тебя, жулика, изучил. Таких, как ты, еще поискать надо…

— Вот ты меня и нашел! Не я же тебя искал.

— Доиграешься. Худо будет, — пригрозил поп.

— Не вводи во грех, — помрачнел Распутин.

— А что ты мне сделаешь? В наших руках — газеты, пресса. Я тебя так пропечатаю… осрамлю на всю великую читающую Русь. Сейчас нас, союзников, даже премьеры боятся.

— А я тебе не пример, — заявил Гришка. — Видит бог, так в глаз врежу, что ты у меня в колбаску скрутишься.

— Это ты кому угрожаешь? Ведь я с крестом… Только он это сказал, как Распутин в мах произвел страшное сокрушение, отчего Восторгов закатился в дальний угол.

— Во сатана! — сказал Гришка, поворачиваясь к иконам и крестясь. — Довел-таки до греха, прости меня, хосподи… Поп с трудом встал (его не били с семинарии).

• Предыдущая
• 60/247
• Следующая