52 Гц (СИ) - Фальк Макс - Страница 27

Кристофер нашел подходящий дом на углу Дикенс клоуз и Садбрук лейн: просторный двухэтажный коттедж из красного кирпича, окруженный кустами рододендронов и молоденькими вишнями. Немного смущаясь, он сказал Майклу о цене: полтора миллиона фунтов. «Берите и не раздумывайте», — сказал Майкл, выныривая из пьяного рабочего угара. — «Мне столько не нужно, сколько у меня есть».

И они взяли.

Теперь Уиннифред рассекала на скейте по гостиной и коридорам, гоняла по дорожкам парка, пугая белок. Эмма, так и не вернувшись к преподаванию после ее рождения, занималась домом, семьей и садом. Кристофер обзавелся новой автомастерской и по-прежнему работал один, только не быстро и дешево, как прежде, а долго и дорого. Он нашел свою истинную любовь — реставрировал винтажные автомобили.

Белая входная дверь с зеленым венком распахнулась настежь от грубого пинка.

— Майкл! — во всю мощь тренированных легких завизжала рыжеволосая девчонка и кинулась через заснеженный газон. Дверь так и осталась настежь. Майкл едва успел сбросить рюкзак на землю, как рыжий вихрь подлетел и напрыгнул на него с разбега. Майкл подхватил сестру обеими руками под задницу, подкинул повыше. Она вцепилась ему в шею и прильнула лицом к лицу, прижалась щекой к уху, восторженно дрыгая ногами.

— Тебя вся улица слышала, — довольно проворчал Майкл. — Ты гребаная сирена, как от тебя стекла не вылетают?

— Папарацци боишься? — торжествующе воскликнула та, отрываясь от объятий и пялясь Майклу в лицо горящим злорадным взглядом. — Да? Скажи, что боишься!..

Уиннифред было уже девять с половиной — солидный возраст. Она родилась огненно-рыжей и кучерявой, как лесной пожар, и норов у нее тоже был пламенным. Упрямая, вспыльчивая, непоседливая, она и минуты не могла просидеть спокойно — ей нужно было куда-то нестись, что-то делать, болтать, яростно спорить. Она хваталась за двадцать дел одновременно, с трудом доводя до конца хотя бы одно. Она была щедрой и прямолинейной, но совершенно не умела быть нежной и ласковой.

Майкл иногда думал, что ее гиперактивность и невнимательность — это его вина. Если бы он тем летом не попал за решетку, заставив мать сходить с ума от тревоги — Фредди родилась бы обычной спокойной девочкой. Но он попал, и ему грозило семь лет тюрьмы, и Эмма, донашивая дочь, не спала ночами из-за него — и Фредди получилась такой, какой получилась.

Майкл часто жалел об этом. И о том, что она не родилась лет на пятнадцать-семнадцать раньше. Он хотел бы быть рядом с ней в ее девчоночьей жизни, быть священной фигурой старшего брата, защищать и оберегать от разочарований и невзгод детской жизни. Может, он и сам не вырос бы таким долбоебом, если бы ему было о ком заботиться?..

— Привет, холера, — ласково сказал он, потеревшись о ее нос.

— Ты один?.. — строго спросила она. — А почему один?.. Где Виктория?..

Майкл перехватил ее одной рукой, второй поднял рюкзак и пошел к дому напрямик, через снег. Фредди цепко держалась за его шею и внимательно изучала лицо, сдвинув изящные рыжие брови.

— Она не смогла.

На самом деле он понятия не имел, где проводила время Виктория. Ларри проталкивал ее в девушки Бонда, так что она не горела желанием ехать в Ирландию ради фильма, который никогда не станет блокбастером.

— Ты обещал нас познакомить!.. Невесту пред свадьбой всегда приводят в дом к родителям. Мы должны ее одобрить, — сурово сказала Фредди.

— Особенно ты, — кивнул Майкл, заходя в дом и носком ботинка аккуратно закрывая дверь.

— Особенно я, — подтвердила Фредди, не собираясь слезать с него. — Но я ее одобряю, — смягчилась она. — Она очень красивая.

— Когда соберусь жениться — обязательно привезу ее и познакомлю с тобой, — пообещал Майкл.

Он поднялся по широкой светлой лестнице на второй этаж, прошел по коридору и остановился перед дверью маленькой спальни. Фредди, одной рукой цепляясь за его шею, второй дотянулась до ручки и открыла перед ним дверь.

— Когда вы поженитесь, вы всегда будете сниматься вместе?.. — не отставала она.

— Иногда будем, иногда не будем, — уклончиво сказал Майкл. Не то чтобы он был против самой идеи, просто не видел смысла застревать в проектах с одной и той же партнершей. Фредди, впрочем, вряд ли сейчас поняла бы это.

— Жалко! Вы ужасно красивые! Я собираю все ваши фотки, у меня есть целый альбом. Я даже распечатала те, которые с катка! Тяжело, когда в кустах всегда сидят папарацци?.. Даже не можешь погулять выйти!..

— Здесь у меня только один папарацци — это ты, — сказал он и поцеловал ее в нос, прежде чем поставить на пол. — Где все?

— Мама в саду, папа в гараже, — быстро ответила она. — А ты надолго?..

— На неделю.

Фредди обиженно надула губы и запрыгнула на кровать.

— Почему так мало?..

— Потому что я до самого лета буду жить по соседству, — улыбаясь, сказал Майкл. — Я снимаюсь в Ирландии. Буду выбираться к вам на выходные.

— Ура-а! — она взвилась на ноги. — Побежали расскажем!..

Она подлетела к окну спальни, которое выходило в сад, отщелкнула задвижку и высунулась наружу, едва не рискуя вывалиться.

— Мам!.. — завопила она. Голос у Фредди, по-детски звонкий, был громче автомобильной сигнализации. — Майкл приехал!

Майкл высунулся в окно рядом с сестрой, обхватил ее поперек пояса, чтобы ненароком не вывалилась, прижал к себе. Фредди, впрочем, была той еще мартышкой и вряд ли рисковала свалиться, так что это было скорее для его спокойствия, чем для ее безопасности.

Эмма, в садовых перчатках и с секатором в руках, выпрямилась, взглянула в их сторону. Махнула рукой:

— Я сейчас подойду! Ставьте чайник!..

Прошедшие годы ее только украсили. Майкл не помнил, чтобы она когда-то выглядела так хорошо, как сейчас. Она не помолодела, у нее прибавилось морщин возле глаз и у рта, но она стала как будто ярче, засветилась изнутри.

Первые несколько лет после рождения Фредди для всех были тяжелыми. Они перебрались из Хакни в район получше, продав старый дом, гараж и хибару в Чидеоке. Майкл работал автомехаником, совмещая работу со съемками, ушел из салона только через год, когда начались приглашения в полнометражные фильмы. Кристофер работал в чужой мастерской, возвращался домой только к ночи — его не взяли в салон вместе с Майклом, хотя они убеждали менеджера, что вдвоем справятся лучше. Но потом дела пошли в гору, денег стало побольше, а когда Сара свела Майкла с американским агентством и он перебрался в Лос-Анджелес, про финансовые проблемы можно было забыть.

— Как твои дела? — спросил Майкл, спускаясь вслед за Фредди на первый этаж и проходя через светлый коридор на кухню. — Мальчишки в школе тебя не обижают?

— Нет, — самоуверенно заявила она, — я их сама обижаю. Вот так, — и она врезала Майклу острым кулачком в бедро, заставив наигранно ойкнуть.

— Будешь драться в школе — тебя отстранят от учебы.

— Я что, дура? — возмущенно спросила Фредди. — Я дерусь после школы!..

Майкл засмеялся, потом спохватился, что это непедагогично, и нахмурился.

Отношения Фредди с противоположным полом вызывали у него ревнивое беспокойство, будто она была ему не сестрой, а дочерью. Кристофер, в отличие от Майкла, считал, что Фредди сама как-нибудь разберется. Воспитывать дочь ему вообще было нелегко — перед ее слезами и капризами он терялся, не мог шлепнуть ее, даже если она этого заслуживала. С Майклом у него с детства было полное взаимопонимание, основанное на нерушимой иерархии, а Фредди на эту иерархию клала… ммм, розовый зонтик с единорогами, и Кристофер потакал ей просто потому, что не мог с ней спорить. В итоге она росла, каждый день убеждаясь в том, что мужчинами можно крутить, как угодно, если найти к каждому свой подход. К отцу — не такой, как к брату, к брату — не такой, как к мальчишкам в школе. С Кристофером она могла побуянить, с Майклом такой номер не проходил — тот просто закидывал Фредди на плечо, как мешок капусты, и оттуда она могла сколько угодно орать и молотить его по спине кулаками. Он вставал вместе с ней под прохладный душ и стоял там, пока она не успокаивалась и не переставала визжать. Тогда он спускал ее на пол, вытирал полотенцем, переодевал в сухое и вел пить чай. Трех раз ей хватило, чтобы понять, что агрессия против старшего брата бесполезна просто потому, что он сильнее. Зато Майкл велся на большие умоляющие глаза, бровки домиком и пулеметное «пажаласта-пажаласта-пажаласта!», а еще — на обиженно надутые губы и почти не притворные слезы.