Я не провидица (СИ) - Леола Кристина - Страница 8

Что вообще принято рассказывать в таких случаях?

— В двенадцать лет я выбила соседу зуб скакалкой, — наконец выбираю я. — А еще ненавижу песто и абрикосы.

— За что?

— Невкусно.

— Нет, зуб за что выбила?

— Случайно.

— А какие есть неслучайные подвиги?

Мы так и шатаемся по торговым рядам, даже не глядя на манящие витрины: я вещаю о своей юности, Велесов, сунув руки в карманы, слушает и загадочно улыбается, а Глеб верной тенью следует за нами по пятам.

Отчего-то прошлое вспоминается еле-еле, приходится буквально вытягивать самые яркие события из трясины забытья, хотя мне всегда казалось, что я помню все очень отчетливо, с самого раннего детства. Как чуть не утонула в реке, но… где именно это случилось? Как трижды сбегалась из дома, и Лиса искала меня неделями, но где я пропадала эти дни? В итоге я вываливаю на Велесова только безобидные и четкие воспоминания. Про найденный в парке клад в виде трех пуговиц в металлической коробочке, про десять кошек, которых я притащила домой за два часа, а потом мы с Лисой два месяца их пристраивали в добрые руки; про то, как я плюнула на макушку небезызвестному политику, усадившему меня на плечо, чтобы сфотографироваться с милой девочкой в синем платьице.

Удивительно, но мне приятно об этом рассказывать. Приятно, что меня слушают, что кому-то интересна моя жизнь. Знаю, виной всему одиночество, но прежде оно меня не шибко-то тяготило, и только теперь я понимаю, как полезно порой просто… поговорить. А потом у Велесова звонит телефон, и он отходит, оставив меня с Глебом.

У меня ведь тоже где-то есть телефон. Кажется, дома оставила. Интересно, Глеб его прихватил, когда там хозяйничал? Впечатлила ли Велесова моя бурная интимная переписка с оператором связи? Потому что только он мне и шлет страстные послания в последние годы. Я как раз хочу спросить охранника про телефон, когда слышу за спиной громкое и удивленное:

— Варя?!

Оборачиваюсь, морально настраиваясь на неприятности. Наверняка ведь кто-то с работы. И уже сегодня весь театр будет обсуждать мои «семейные обстоятельства»: их рост, вес и предполагаемую толщину бумажника. Но пробежавшись по прохожим взглядом, я не нахожу ни одного знакомого лица. Голос был мужской, но ни один из мужчин даже не смотрит в мою сторону. Разве что вон тот здоровяк слишком поспешно отворачивается, но мало ли, куда он до этого пялился. И я действительно его впервые вижу, такого крайне трудно забыть. Вот уж кого Велесом надо было обзывать. Огромный, подавляющий. Медведь.

«Сибирский медведь», — всплывает в голове, и я встряхиваюсь. Опять эта чушь…

— Знакомый? — раздается над ухом.

Я вздрагиваю и отшатываюсь. За прошедшие две минуты Велесов словно… окаменел. На лице непроницаемая маска, надежно прикрывшая ямочки, и в голосе сплошной лед.

— Нет. Послышалось, что окликнул кто-то, — зачем-то оправдываюсь я.

Меня пугает эта холодность. И расстраивает.

Он кивает:

— Идем. Пора возвращаться.

И мы идем, вот только в лего-дом возвращаюсь я одна. Ну, с Глебом, разумеется. А Велесова он высаживает возле одной из этих пафосных стеклянных башен, к которым я за все время их существования приблизилась лишь однажды. Почему-то казалось, что это чуть ли не закрытый объект, куда меня, в джинсах и толстовке, на пушечный выстрел не подпустят. Как выяснилось, не все так страшно. Подпустили. По крайней мере на смотровую я попала. А на крыше велесовского дома все равно лучше.

Пользуясь отсутствием хозяина, я еще раз туда взбираюсь, чтобы полюбоваться видами при свете дня. Виды… нормальные. Летом, наверное, лучше. Зато спускаюсь в этот раз без приключений, по уже знакомому маршруту через спальню Велесова, по тайной лестнице и на кухню к Яновне, которая кормит меня обедом.

Заговорить она со мной не удосуживается, но смотрит с интересом и явно хочет о чем-то спросить, только гордость не позволяет. И я сдаюсь:

— Я просто видела, что крышка чуть откручена.

Она скептически хмыкает. Не верит.

Ну да, проще поверить, что я экстрасенс.

Еще один поклонник паранормальных способностей ловит меня в кабинете Велесова. Туда я забредаю случайно, честное слово. Мне просто сказали «ходи, где хочешь», вот я и хожу.

В кабинет меня заманивает запах книг, такой сильный, настойчивый, что кажется, будто за дверью целая библиотека. Но нет, лишь пара стеллажей, зато эту коллекцию явно печатали по личному заказу. Мировая классика в одинаковых кожаных переплетах — не для чтения, для статуса или фетиша. Грустно.

Я бездумно вожу пальцами по корешкам, когда от двери доносится суровое:

— Сюда нельзя.

Никита стоит в проеме, окруженный светом, будто карающий меч пламенем.

Я пожимаю плечами — раз нельзя, значит уйду — и протискиваюсь мимо него в коридор, и тогда он решается.

— Ты ведь знала, — говорит уже совсем другим тоном.

Я замираю. Поворачиваюсь. Жду.

— О чем?

— Док сказал, я сегодня мог вырубиться в любой момент. Ты знала и не пустила меня за руль.

— О, Ктулху…

— И перед взрывом ты заорала. А ведь бомбу дистанционно активировали. Как ты могла предугадать…

— А может, я ее и активировала? — перебиваю. — Сначала заорала, а потом кнопочку в кармане хоп.

Никита застывает с открытым ртом, пару раз моргает, а потом мотает головой.

— Нет, — говорит уверенно. — Не было у тебя ничего в руках. И мы почти знаем, кто… — Он осекается, поджимает губы и повторяет: — Ты знала. Ты знаешь… всякое.

— Угу, знаю. Знаю, что от сильного удара по голове возможны сотрясения, трещины и прочие прелести жизни. И знаю, что, заподозрив неладное, преступник может взорвать бомбу раньше времени.

— Еще солонка, — упрямо бурчит Никита.

— Да-а-а, слетевшая крышка солонки — верх предсказательского мастерства. Ты сам-то себя слышишь? — Я кладу руку ему на плечо и проникновенно добавляю: — Провидцы существуют. Моя сестра была такой, и я сама верю в экстрасенсорику. Но я не провидица.

Он хочет сказать еще что-то, но тут смотрит мне за спину, слегка бледнеет и отступает.

— Странное вы выбрали место для уединения, — задумчиво тянет Велесов где-то сзади.

А потом подходит еще ближе. От его дыхания у меня волосы на макушке шевелятся. Что за привычка подкрадываться? И почему я не чувствую… не слышу его приближения?

— Я хотела одолжить у тебя книжку, — говорю, глядя вслед ретирующемуся Никите.

— Одолжила?

— Нет. Твоя коллекция скучна до безобразия.

— Все самое интересное я держу в спальне, — почти шепчет Велесов и уходит.

Я чувствую — спине сразу становится холодно, — но так и не оборачиваюсь. И на «тонкое» приглашение ничего не отвечаю, потому что боюсь не совладать с голосом. И с конечностями тоже, которые, чем ближе к вечеру, тем активнее становятся. Руки не находят себе места, ноги рвутся в уже знакомое хозяйское крыло. Я даже на ужин не спускаюсь, оберегая себя от соблазнов. И к окну не подхожу, потому что там козырьки, башенки и балконы, и спальня Велесова с самыми интересными… книжками.

Мысли в голове то носятся дикими пчелами, сбивая друг друга на лету, то ползают откормленными ленивцами, не желая выстраиваться в ровную логическую цепочку. Сердце ворочается в подреберье и иногда затихает, будто прислушивается к чему-то. Ждет. Я не знаю, что со мной, и это сводит с ума.

Что я делаю в этом доме? Чего хочу от этого мужчины? Почему как дура торчу в комнате, когда могла бы…

Дверь открывается без стука и тут же закрывается, отсекая нас с Велесовым от мира. С минуту мы просто стоим в метре друг от друга, сцепившись взглядами. А потом он как-то грустно улыбается и уверенно шагает ко мне.

— Значит, книгами тебя не заманишь, — говорит, легонько касаясь моего плеча.

Я вздрагиваю и стискиваю кулаки. Не от злости, просто хочется прямо сейчас сорвать с него рубашку, а впившиеся в ладони ногти почти отрезвляют. Почти.

— Просто ты не озвучил весь… ассортимент.

Надо же, и голос не дрожит, хотя получается все равно скорее испуганно, чем кокетливо.