Альфа-ноль - Каменистый Артем - Страница 59

— Умения? Ты не похож на рыбака. Зато похож на имперца.

— А разве имперцы не бывают рыбаками?

— Тварями они бывают. Редко такое бывает, чтобы глаза яркие, а сам не тварь. У тебя вот как раз яркие.

— Я уже устал говорить, что родился на севере. И всю жизнь здесь прожил.

— Жизнь он прожил, ну надо же. Да что там той жизни.

— Ну… сколько есть.

— Значит, рыболовству обучен?

— Есть немного.

— Но при этом не тупой. А ведь рыбаки туповатые поголовно, жизнь у них такая, несложная. Когда жизнь легкая, человек думать перестает. А думать надо, ведь если не думать, мозги засыхают. По тебе видать, что не засохли. И речь непростая. Да и больно ухоженный на вид. Да будь дело на границе, тебя бы стража повесила как шпиона имперского. Уж больно ты на наших не похож.

— Просто умею за собой следить плюс от природы умный и красивый, — скромно ответил я.

Гурро хохотнул:

— И наглец каких мало. Тебе ведь этот бледнокожий небось дюжину гадостей про меня наговорил. А ты тут шутки шутишь.

— Ничего плохого он про вас не рассказывал. Исключительно хорошее.

— Да ну? И например?

— Говорил, что вы даже к крысоволкам милостивы. Одного убили голыми руками так, чтобы он долго не мучился. Разорвали ему пасть и вытащили сердце. Бедняга почти не страдал, а его стая при виде вашего милосердия отступила, уважительно поджав хвосты.

Мелконог покачал головой:

— Ох и язык у тебя, такой даже вырывать жалко. А прозвище мое он называл?

Я положил руку на грудь:

— Ну вот сами-то подумайте, разве можно о таком смолчать?

— Верно сказано, уж я бы о таком молчать не стал, — поморщившись, признал Гурро. — Значит, думаешь, те, кто это сделал, реку не понимали?

— Да, плохо понимали, — кивнул я. — Ведь не было смысла подходить так близко. Дозорный мог разглядеть лодку, а они не хотели, чтобы их заметили.

— Почему не хотели?

— Да потому что зачем им тогда такие сложности? Могли спокойно подцепить плот к лодке, притащить его прямо сюда, к берегу, и так же спокойно уплыть назад. Или у них вообще не было лодки, а был маленький плот. Или даже вывели виселицу на струю и потом вплавь вернулись. Но это вряд ли, в этих местах сейчас слишком много кайт, а крупные могут до костей искусать.

— Это точно, в реку тут соваться страшновато.

— И вообще, это могли свои сделать, а потом свалить на императора боли, — высказал я наконец-то, что давно крутилось в голове. — Своим такое проще всего устроить.

Гурро посмотрел на меня как-то странно и, отворачиваясь, буркнул:

— Поменьше болтай, пацан. И отрасти себе глаз на затылке или почаще оглядывайся. Не то не вырастешь. Не дадут…

Глядя вслед удаляющемуся следопыту, я ничего не понимал, кроме того, что он не только следами на земле занимается. Здесь, в фактории и вокруг нее, происходят некие процессы, о которых я знать не знаю, но при этом они могут мне угрожать. Значит, во все эти непонятности надо как-то вникать. Но как это сделать, пребывая в теле мальчишки, — не представляю. Со мной охотно делится информацией лишь Бяка. Думаю, несложно будет тесно приблизить людей вроде Карасей. Но толку с них? Увы, но взрослые со мной на равных общаться не станут, не в том я положении.

Здешнее совершеннолетие — это лет шестнадцать. Именно с этого возраста у северян повсеместно применяются права полноценного наследования, институт брака и прочее. Мне до этого возраста далековато.

Я не тороплюсь. Три года — это хороший срок для того, кто за несколько дней успевает сделать столько, сколько самому продвинутому аборигену за месяц непросто сделать. Я расту быстро, дайте мне только несколько лет спокойного времени, и смогу сотворить из себя такого хищника, какого свет не видывал.

Но тут ключевое слово — «спокойного». Поэтому меня очень напрягают намеки на то, что в фактории и вокруг нее не все ладно. А я таких намеков улавливаю все больше и больше.

Без изменений

Трактирщик уставился на рыбину странным взглядом и задумчиво произнес:

— Это панцирник.

— Да, — признал я очевидный факт. — Мы не стали их разделывать. Не знаем, как это делается. Там ведь икра дорогая, мало ли, вдруг какие-то хитрые особенности есть. Надо чтобы кто-нибудь показал, и мы все сделаем. Кто такое умеет?

— Их? — вопросительно произнес Жадиро.

— Не понял?

— Ты сказал, что вы не стали их разделывать. Их, это когда не одна рыба, — как-то очень уж спокойно пояснил трактирщик.

— Ну да. Мы трех поймали. Занести остальных? Они на крыльце, с Бякой.

Жадиро повернулся, крикнув:

— Тарко! Там на крыльце рыбу мальчишки принесли. Помоги затащить. Да побыстрее! А ты, — обернулся он ко мне, — постой тут. Просто постой. Я сам все сделаю, а ты просто смотри.

Панцирников Жадиро разделал прямо в общем зале, под заинтересованными взглядами нескольких ранних любителей пива, уже успевших вернуться с рудника. Ничего сложного в процессе я не увидел. Главное — это жестко держать нож за лезвие, вблизи кончика. Брюхо рыбы податливое и легко режется на заданную положением пальцев глубину. Затем рассеченная плоть раздвигается, обнажая неповрежденные внутренности. От них легко отделяется крупный желчный пузырь и два продолговатых икорных мешка. Очевидно, ценится и то и другое, но по поведению трактирщика заметно, что икра — на порядки дороже. Очень уж напрягался, хватаясь за нее.

Разложив добычу по мискам, буднично поинтересовался:

— Тушки мне сдадите?

— А они ценные? — уточнил я.

— Обычная рыба. Но вкуснее кайт. Почти как говядина без жира.

— Хорошо, забирайте. Но нам на ужин сделайте хорошую порцию.

— Сделаю. А с икрой подождать надо. Пошлю Тарко к казначею. Я такие дела сам не решаю.

Вот тут до меня начало доходить, что мы и правда добыли нечто нерядовое. Вокруг кайт и близко такой суеты не наблюдалось, сколько бы мы их ни таскали.

Казначея фактории мне только видеть доводилось. С такой мелочью, как я, ему общаться не с руки. Но сегодня господин Кучо изменил своему обыкновению. Появился минут через пять, всем своим видом выражая крайнюю степень заинтересованности. И даже личные весы притащил.

Игнорируя желчные пузыри, взвесил икорные мешки поодиночке, а затем все вместе, после чего заявил:

— Пять полных гильдейских фунтов, шесть унций и восемь грамм. Две тысячи сто восемьдесят восемь грамм. Мешки нетронутые, принимаются по полной цене. Полная цена — одно платежное обязательство фактории Черноводка за пять грамм веса. Всего до целого четыреста тридцать семь обязательств. — Кучо обернулся к трактирщику. — Мешки засолить в тряпицах, ты знаешь, как это делается. — Затем обернулся уже ко мне: — Обязательства за икру заберешь у меня. Все остальное это к Жадиро.

Провожая казначея взглядом, я мысленно прикидывал расклады. Получалось, к сожалению, не по квадратику за икринку, но все равно порядок цен радовал. Почти четыреста пятьдесят квадратиков за три рыбины. Плюс за тушки и желчь что-то полагается. Теперь я спокойно расплачусь с долгами, потратив на это небольшую часть от заработанного. А оставшейся выручки хватит не только на одежду для Бяки и меня, это много на что должно хватить.

Это уже иной уровень жизни, при котором даже как-то неприлично обитать в пыльном подвале. Вон какие круглые глаза у горняков. Ну еще бы, ведь мы только что здорово переплюнули их заработок. Так переплюнули, как им и не снилось. А ведь именно они и охотники считаются элитой здешних работяг. Первые добывают дорогую руду, часами пропадая в сырых забоях, где рискуют оказаться под завалами или нарваться на подземную тварь, не переваривающую дневной свет, но зато очень даже переваривающую шахтеров. Вторые подолгу бродят по лесам, ставя капканы и ловушки, скрадывая зверье, богатое на все то, что здесь называют специями. Постоянно на свежем воздухе — это полезно, но надо учитывать, что зверье в Лихолесье — это нехорошая тема. Редко кто из таких «любителей природы» умирает своей смертью.