Невеста для Бессмертного (СИ) - Фрес Константин - Страница 11

С громким криком Марьванна отошла от ступора и махнула в сторону с предполагаемым нападающим своим серпом, но в ответ услышала лишь знакомое гаденькое хихиканье.

— Ты чего, — покатываясь со смеху, стонал черный кот, утирая слезящиеся глаза лапой, — это ж я! Ну, развоевалась, чисто валькирия! Собирай давай свое сено, пошли до дома, что ли…

— Маша, не горячись! Одумайся, Маша! Возьми себя в руки! Маняша-а-а!!

Кот, мелко тряся хвостом и беспомощно помявкивая, бежал со всех ног за Марьванной, но не поспевал.

Обозленная столкновением с соседями, Марьванна воспылала ненавистью ко всему роду человеческому и в таком состоянии неслась домой, устилая свой путь переломанными стеблями полыни. А это было совсем не то настроение, чтоб варить целебные маски красоты.

Об этом кот пытался втолковать Марьванне, чуть не плача от отчаяния и не поспевая за ней. Об этом он орал хриплым мявом, убеждая разъяренную женщину в том, что с колдовством не шутят, но услышан он не был. Все существо Марьванны было захвачено разрушительным, как Инферно, гневом. Марьванна хотела сейчас одного — мстить, или хотя бы от души выматериться.

В этом гневе она внеслась домой, сжимая несчастный пучок полыни. В этом праведном гневе она подергала меленьких желтых невзрачных цветков, сыпля их в колдовские ингредиенты горстями — вместе с изодранными мятыми листьями и зазевавшимися несчастными обезглавленными букашками.

Утробно рыча, словно Волк, переваривающий Красную Шапочку, с хрустом перетолкла она все солонкой, притом действовала так решительно и грубо, что камень в солонке громыхать перестал, не вынеся гнева Марьванны и рассыпавшись. Хорошо хоть тарелка выдержала.

Кот, убоявшись ярости ведьмы, засел под столом, прижав уши и высунув лишь самый кончик носа, к которому скатились вытаращенные от ужаса желтые глаза.

— Маняша, зачем же так грубо… — в последней попытке предотвратить Армагеддон мяукнул он, но было поздно. Все это, измельченное, растерзанное и перемолотое в жерновах страстной ярости Марьванны, отправилось в кастрюлю, было залито кипятком и безжалостно потыкано деревянной лопаткой. Вслед за этим Марьванна буквально выплюнула долгое нецензурное ругательство, в котором она высказала самую концентрированную суть того, что она думает о соседях в целом и о каждом по отдельности в частности.

Зелье, приобретшее благодаря полыни приятный зеленоватый оттенок, тотчас же вскипело ключом, как целебные грязи на минеральных водах, вспенилось мелкими пузырьками, и кот припал к полу, закрыв голову лапами. Демоны, к которым взывала Марьванна на ночь глядя, были пробуждены. Ее изрыгающий проклятья голос был словно громыхающий будильник над их головами, и они собирались творить зло спешно, как пожарная команда, поднятая по тревоге.

— Маняша, остановись! — молил кот, но Марьванна, разбушевавшаяся не на шутку, ответила ему адским хохотом, яростно намешивая свое варево, которое с каждым поворотом ложки становилось все гуще, вроде зеленой вонючей карамели. При этом оно выглядело омерзительно, как сопли мамонта, тряслось как желе и противно, как голос Колесничихи, булькало.

— Маняша!

Кот был ученый, поэтому считать умел. С замиранием сердца он отсчитывал зловещий скрежет деревянной лопатки по дну кастрюли и молился красну солнышку, чтоб Марьванна хотя б тут не успела, не провернула в стремительно густеющем вареве ложку положенное количество раз. Но не тут-то было: с шестьдесят шестым поворотом ложки кастрюля сыто и зловеще булькнула, оповещая, что зелье готово, и почти тотчас же пропел заспанный петух, подгоняя наступающий рассвет. Но было поздно; втянув в себя воздуха побольше, кастрюля раздулась, как резиновая, и со свистом подлетела к потолку, обдав все кругом недобрым канализационным запахом, накрывшим кухню, словно ядерный гриб.

— Дело сделано! — замогильным голосом произнес кот. Петух, спеша все исправить, проорал второй раз, отгоняя силы зла, в комнате за стеной заворочался, просыпаясь, Кощей. Подлая кастрюля, неспешно покрутившись под потолком, грохнулась на плиту, и зеленая жижа, пузырясь и чавкая, осторожно полезла наружу, словно инопланетянин-разведчик, покидающий свой корабль.

— Это что за гадость?! — упавшим голосом произнесла Марьванна, ухватив торчащую из жижи ложку и стараясь запихать зеленую субстанцию обратно в кастрюлю. О красоте, разумеется, можно было позабыть. Никакой мужик в мире не стоил того, чтобы попытаться съесть это в себя. Или даже намазать на какую-то часть тела. Фиаско было налицо.

Зеленая гадость ложку не отдала; более того — она нахально выдернула инструмент у Марьванны из рук и с циничным видом переломила ее у перепуганной женщины перед лицом, опасно, как гопник в подворотне, цыкнув лопающимися пузырями. Марьванна могла поклясться, что расслышала в зловещем кипении гоповатую наглую фразочку «а если найду?». И звучала она так, что кровь стыла в жилах. Компот Марьванны, магическим способом наделенный разумом, отчего-то вел себя как матерый уголовник-рецидивист в синих куполах, оттянувший двадцать лет по совокупности. И на достигнутом он явно не собирался останавливаться…

— Ты, Маняша, тоску зеленую сварила, — пятясь назад, ворча и дыбя шерсть, прокричал кот хриплым мявом. — Тоску зеленую да лютое лихо одноглазое. Зло страшное… Говорил тебе — не нервничай! Вот он, темперамент твой, вот они — способности! Лучше б я львицу попробовал…

Меж тем петух проорал трижды, и Кощей проснулся. Это было совершенно понятно, потому что он сладко почмокивал и молодецки потягивался до хруста.

— Маняша, от этого надо избавиться, — простонал кот таким несчастным голосом, будто на кухне у Марьванны лежал расчлененный труп. — Кощей Трепетович не любит, когда против него дела черные замышляют. Добро б у тебя вышло все, а вот этот холодец ему как объяснишь?! Осерчает, и конец тогда нам с тобой!

— А что он сделает-то, что, — хорохорясь, слабо вякнула Марьванна.

— Запрет, замурует обоих в башне, и гадость эту подкинет, — ответил кот умирающим голосом под столом. — И будем мы век свой в слезах и соплях коротать.

Старая кровать затрещала под поднимающимся Кощеем, и Марьванна, сообразив быстрее восьмиядерного компа, ухватила крепкий желтый мешок с логотипом местного супермаркета и вывалила свое варево туда, намертво завязав узлом прочные ручки.

Жижа, оказавшаяся взаперти, недовольно заворочалась. С ужасом, словно в фильме-хорроре про пришельцев, Марьванна видела, как оно тычет деревянной ложкой изнутри, стараясь найти выход. Это было так же жутко, как Хайлайновские кукловоды. Как мозговые слизни из Футурамы! Теплое и явно живое, оно ворочалось в руках Марьванны, и кот смотрел на пляшущий мешок с благоговейным ужасом.

— На балкон его, быстро!

Марьванна твердой недрогнувшей рукой ухватила кота за шкирку, и в следующий момент он очутился за окном, висящим на полотенце, с мешком, зажатым в зубах, с тоской в глазах и с отчаянием в сердце, словно Мориарти над водопадом.

— М-м-м… — попытался завопить кот, изо всех сил цепляясь когтями за полотенце, но Марьванна страшно цыкнула на него, и он обреченно затих, покоряясь ее злой воле.

— Раз… Два…

До трех Марьванна досчитать не успела: раскачивая кота на полотенце, стараясь забросить его на свой же балкон из окна кухни, она набрала нехилую амплитуду, и кот, зажмурившийся и ссущийся по своему обыкновению, мешок в зубах не удержал. С треском резанулись об острые котовые зубы ручки пластикового мешка, и жижа с чавканьем приземлилась прямо на балкон Колесничихе. Кот же, черным снарядом перелетев через ограждение, теперь с виноватым видом выглядывал, как перископ пристыженной светской атомной подводной лодки, с балкона Марьванны. Впрочем, несмотря на то, что кот изображал отчаяние и раскаяние, он все же был рад, что мозговой слизень, сваренный Марьванной, оказался на отдельной от него, от кота, территории, и Марьванна яростно погрозила ему кулаком.