Чужая беременная (СИ) - Ваниль Мила - Страница 41

— Маша, ты можешь переночевать…

— Все, хватит! — прервала она очередную «песню». — Не могу, потому что не хочу.

— Ладно. — Толик вздохнул. — Прости. Можно тебе попросить еще об одной услуге? Ничего такого…

— Попробуй.

Маша смотрела на бывшего мужа: красивый, высокий, холеный. Даже рука в гипсе на перевязи добавляла ему шарма. А она ничего по отношению к нему не испытывала, даже боль от измены растворилась без следа. Все просто, не любила она его по-настоящему. Все правильно, здесь ей больше не место.

— Твоя матушка жаждет накормить меня своим фирменным холодцом. Ну, ты помнишь…

— А, да. Это логично, тебе полезно, при переломе. Ой, прости, трещине. Мне сказать, чтобы она не суетилась? Толь, она не послушает. Смирись и прими холодец.

— О, нет, я помню, что твоей матушке нельзя отказывать. — Толика передернуло. — Она хочет его завтра занести, а я на работе буду. Передашь ей ключи? Пусть уж без меня приходит.

— На работе? — удивилась Маша. — А тебе больничный не положен?

— Какой больничный! Оперировать не смогу, но бумажные дела никто не отменял.

— Хорошо, передам.

Родители живут неподалеку от Колиной квартиры, передать ключи несложно. Маша решила сделать это сразу, и назвала таксисту адрес родительского дома. Маме она позвонила с дороги, чтобы та спустилась во двор. Заходить в гости Маша не планировала.

Мама спустилась… и села в машину, водрузив рядом с собой хозяйственную сумку.

— Мам, ты куда? — удивилась Маша. — Возьми ключи, а я — домой, очень устала.

— Машенька, съездим вместе к Толику. Холодец уже готов, зачем ждать до завтра?

— Мама-а-а… — простонала Маша.

А что тут скажешь? Не спорить же с ней при таксисте? Или демонстративно выходить из машины?

— Иди сама, я подниматься не буду, — пробурчала Маша, когда они остановились у дома Толика.

— Машенька, пойдем со мной, — засуетилась мама. — Пожалуйста. Мне там цветочки забрать надо, в горшках. Ты возьмешь один, он не тяжелый, иначе дважды ходить придется.

На звонок в дверь Толик не отреагировал. Маша ухмыльнулась про себя, вот тебе и «больной». Едва она за порог, как он сбежал. Она открыла дверь ключами.

— Мама, неси свой холодец в холодильник, давай горшок, — поторопила она мать. — Я сейчас упаду от усталости.

— Ой, да-да… Я сейчас…

Мама метнулась на кухню, потом отправилась в спальню. Там была лоджия, на которой Маша когда-то разводила цветы. Услышав сдавленный крик, Маша перепугалась и рванула к маме. Ушиблась, что ли?

Мама медленно сползала по стенке, держась за сердце. В спальне на кровати лежал Толик — голый, без гипса, накрывая своим телом обнаженную женщину.

Маша расхохоталась. Как замечательно, что мама настояла на этой поездке!

— Думаю, цветочки ты потом заберешь, — сказала она, подхватывая ее под руку. — Пойдем, пойдем, не будем мешать.

В такси Маше удалось немного отпоить маму водичкой, но та все равно испуганно таращилась в никуда и то и дело повторяла:

— Как же так… Как же так…

Легко! Как всегда, в общем-то. Даже вранье с гипсом идеально характеризовало Толика. Маша в очередной раз поблагодарила судьбу, что рассталась с этим человеком. Горбатого могила исправит. Или… любовь. Может быть, когда-нибудь он встретит женщину, которую полюбит по-настоящему. Может быть…

Домой к родителям Маша заходить не стала, в двух словах объяснила все папе, передала ему маму и уехала на том же такси. Вышла раньше, чтобы зайти в магазин за хлебом и йогуртом, — вспомнила, что в квартире у Коли еды кот наплакал. Во дворе присела на скамейку, рядом с детской площадкой.

Осень дарила последние теплые дни — солнечные, пронзительно синие, с золотым отливом. Даже в московском дворе пахло листвой и пожухлой травой. В деревне, наверняка, запах еще слаще. И лес, и озеро сейчас потрясающе красивы.

Маша достала телефон, провела ладонью по экрану. Номер Михаила она давно выучила наизусть, чтобы уже никогда не забыть. Восемь… Девять… два…

Номер высветился на экране, и Маша не сразу поняла, что это входящий.

Миша?!

— Миша?! — крикнула она в трубку и чуть не задохнулась от счастья, когда услышала родной голос.

— Маруся…

Она заплакала, совершенно не стесняясь слез.

— Миша…

— Маруся, прости… Как я сразу не догадался, что ты заменишь симку, как потерянную! Я дурак…

— Ми-и-и-иша…

— Ты плачешь? Маруся! Маруся, где ты?

— А ты? — всхлипнула она. — Где ты?

— Да я это… у подъезда Колькиной квартиры. Если ничего не перепутал. В клинике сказали, тебя выписали, я подумал, может…

Маша подскочила и бросилась к подъезду. Как же она сразу не заметила, не посмотрела! Вот же он, вот…

Миша стоял к ней спиной и что-то говорил в телефон.

— …да где… — услышала она, подбегая.

Хотя какой там бег с таким животом! Как смогла, так и дохромала.

— Миша!

Он резко обернулся. В голове у Маши мелькнуло, что нельзя ему так резко, что спину надо беречь. И все мысли исчезли разом, едва Миша заключил ее в объятия.

— Маруся, девочка моя…

Они долго стояли обнявшись, и целовались у подъезда, как подростки, у всех на виду. Маша только всхлипывала от счастья, а он смотрел на нее таким взглядом, что подкашивались ноги.

— Куда… теперь? — наконец спросил Михаил. — Вернемся в деревню или… — он кивнул на подъезд.

— Домой, — ответила Маша. — А мой дом там, где ты.

Эпилог

— Маруся, остановись, — простонал Михаил, когда Маша протянула ему очередную гирлянду. — Вешать уже некуда.

— Не может быть, — не поверила она. — А перила на крыльце?

— Там снег и мороз! Зачем туда?

— Чтобы было красиво.

— Все уже и так красиво, глаз не оторвать.

Маруся вздохнула и насупилась. Михаил закатил глаза и стал натягивать валенки.

До Нового года еще три недели, но Марусю уже обуяла жажда праздника. Она накупила игрушек и искусственных еловых веток и вечерами мастерила из них нарядные гирлянды, которые Михаил развешивал по всему дому. Саженец голубой ели он посадил в саду еще осенью. Они с Марусей решили, что никогда не будут рубить елки, пусть растет свое дерево, вместе с малышом, его и будут потом наряжать на праздник.

— Скоро некогда будет этим заниматься, — твердила Маруся, перебирая мишуру и шарики в большой коробке. — Хочется почувствовать Новый год до того, как я рожу.

Да пожалуйста! Говорят, у беременных к родам и не такие чудаковатые желания появляются, так что гирлянды — это даже прекрасно. Правда, до этого Маруся, как ненормальная, отмывала дом. Михаил только успевал отнимать у нее лестницу, да тяжелые ведра.

Ложиться в роддом заранее Маруся не пожелала, категорически. Михаилу еле-еле удалось уговорить ее на госпитализацию за три дня до предполагаемого срока. Завтра! Они поедут в роддом уже завтра. В последнюю неделю он ощущал себя, как на пороховой бочке, «рвануть» могло в любой момент.

— У тебя будет не меньше двенадцати часов, чтобы меня довезти, — отмахивалась Маруся.

Хорошо, коли так! А если, к примеру, стремительные роды? Михаил не желал пускать все на самотек и к Марусиным родам подготовился основательно. Он изучил все, что полагалось знать молодому отцу, да и матери тоже, постоянно штудировал книги, статьи и форумы в интернете. И даже запасся всем необходимым, несмотря на протесты Маруси, что «заранее ничего покупать нельзя». Тут уж он проявил стойкость и упрямство.

— Мы не в городе живем, а в деревне, я один ничего не успею приготовить к твоему возвращению, — доказывал он. — Поехали в город, поживем там, пока…

Договорить Маруся не давала, ее резкое «нет» ставило точку в споре, который повторялся все чаще и чаще. В итоге она согласилась на компромисс: остаться жить в деревне и готовить приданое ребенку.

Михаил прикрутил гирлянду к перилам и вернулся в дом, стряхнув с шапки и куртки налипший снег. Маруся сидела у печки в кресле-качалке, на коленях у нее пригрелся Масяня. Лорд лежал на коврике у дивана, Дуся — на книжной полке. Идиллия.