Богом данный (СИ) - Шайлина Ирина - Страница 24



— Пошли, — говорит Сергей.

Смотрит на меня неприязненно, ему очень не хочется вести меня туда. Но… хозяин приказал.

— Куда? — вскидываю я голову, хотя прекрасно знаю ответ. — Я готова.

— Так и пойдёшь?

Я киваю — да, так и пойду. Туфель у меня нет, надевать кроссовки или тапочки, испортить все впечатление. Тем более полы здесь моют гораздо лучше, чем я у Виктора. Пойду босиком. И мне очень жаль, что нет кота сейчас, я бы на мгновение уткнулась лицом в его тёплую шерсть, и может стало бы не так страшно.

Документов у Виктора не было никаких, это меня не удивило даже. Но ребята копали, а они у меня очень способные. Выяснилось, что семейство Муромских прибыло в город чуть меньше трех лет назад. По времени… совпадало, Ванда исчезла немногим больше трех лет назад.

Приехали они вполне при деньгах. Купили трехкомнатную квартиру, Василек, то есть, тьфу, Андрей пару месяцев болтался без дела, подозреваю, просто изучал обстановку. Потом примкнул к команде Виктора, быстро втерся в доверие и через год уже ходил королем. То, что я этого не знал, тоже не удивительно — в последние годы меня мало что интересовало, я жил по инерции. За этот год у них умерла мать. Тихо, мирно, но после её смерти все развалилось. Чем занималась в это время Лиза — непонятно.

Ребята копнули дальше. Мы отследили путь семьи на пятнадцать лет назад. Тогда они словно из ниоткуда появились в курортном городе. Там жили больше всего — переехали через три с небольшим года. В следующем городе два года, потом полтора… Один раз пробыли всего полгода, даже жилье покупать не стали, просто снимали. После этого поменяли фамилии, здесь нам пришлось сложно, но концы нашли. Под другой фамилией проехали ещё два города, потом вернули свою. А потом пути привели их в наш город.

Их жизнь постоянный путь с места на место, чередуемый короткими передышками. Причина проста — Василек. Он любил неприятности, они липли к нему, как примагниченные, неприятности, а ещё деньги. Любовь была взаимной. И он очень любил играть. Обычно контролировал себя, стараясь зарабатывать больше, чем проигрывает, но после смерти матери ему снесло крышу. А ещё ему везло, всегда везло, и так наверное дальше было бы, но… почка. У него был диабет, у Василька. Вместе с острой почечной недостаточностью, болячки сделали то, о чем мечтало множество людей в самых разных городах России — свели его в могилу. Причём он опять мог выиграть, и квоту на операцию выбили, и орган нашли, и деньги. Но, отторжение, гемодиализ, а затем оторвавшийся тромб, неожиданный и от того вдвойне обидный.

— Ты думаешь, это он сделал? — спросил я у Сергея, оторвав взгляд от папки с информацией.

Все было на электронных носителях, но я любил шелест страниц. И информация, отпечатанная на бумаге казалась более достоверной. Смешно, но факт.

— Он умер почти полгода назад, — задумчиво пробормотал Сергей. — Надо напрячь наших, пусть разберутся, возможно ли вообще такое посмертное воровство. А то, что при жизни он мог, это уже понятно.

— Он точно умер?

Сергей кивнул. И да, фотографии есть, и заключения вскрытия… Но все очень вязко. Непонятная семья, воровство это, ещё… Лиза. Про неё в моей папке почти ничего нет. Кто такая, чем жила, была ли вообще девочка?

— Лиза… Это Ванда?

— Я знаю только одно — все это плохо пахнет.

Пахнет плохо, а отвлекает пиздато. Я посмотрел на часы — половина дня пошло. Идеально. Так вот час за часом, день за днём и ляжет снег. Подошёл к окну, выглянул. Начало ноября. Раньше, в моем детстве, помню, уже тонкая кромка снега под ногами хрустела, а теперь ночью насыплет, днем растает… Наверное, я единственный человек, который так жадно ждёт снега и холода.

— Поломойка миллионерша, — задумчиво проговорил я. — Очень занятно. А она не могла это сама сделать?

— У неё точно никакой связи с внешним миром, её котомку полностью проверили. Если бы она каким-то чудом пронесла телефон, все равно бы не удалось, для операции такого масштаба нужен очень мощный ПК.

Я хрустнул пальцами. Хруст отдался многократным эхом где-то в глубине головы, которая то казалась пустой совершенно, воздушной, то тяжёлой, словно набитой камнем. Необходимо было уснуть. Агафья сверлила меня взглядами. Ирма звонила, главное — чтобы не приехала. Они хотели от меня одного, чтобы я сходил уже к врачу, словно я не знаю, что он мне скажет.

Назначит препараты, которые вместе с облегчением принесут невероятное отупение. Знаю — проходили. Скажет, что даже эти лекарства лишь отсрочка, что мне нужна операция, которая, возможно, навсегда оставит меня овощем. И тогда жизнь наладится, да. Ирма с Агафьей будут кормить меня с ложечки, менять огромные подгузники и ласково подтирать слюнки. Возможно, они будут даже счастливы, ни у одной из них не было ребёнка… Нет, жизнь моя и принимать решения я буду сам. Я могу терпеть, все ещё могу, и возможно, продержусь ещё много лет. Главное — дождаться зимы.

Закурил сигарету. Сигареты облегчение не приносили, если только дарили чисто психологический комфорт. Отпил виски — сегодня я усну, любой ценой. Правда, тогда я ещё не знал, что виски бессильно, и что к середине ночи я сломаюсь, и вспомню о той, что может усмирять диких животных, даже того, что поселился внутри моей головы.

К ночи я перестал различать время. То есть стрелки видел на огромных часах, которым было лет триста, я купил их на барахолке в Австрии… с Вандой. Её они дико смешили, она говорила, что чопорным англичанином мне не помогут стать даже они. Но выдала — мой лорд, и ещё поклонилась, едва не продемонстрировав задницу в короткой юбке толпе престарелых немцев. Они оценили. Часы есть, стрелки есть, что показывают — непонятно. В голове то тихо шумит, ровно, фоном, то долбит, словно молотом по наковальне. Но я ещё терплю. Выхожу из комнаты, за дверью стоит встревоженная Агафья.

— Пошла вон, — говорю я едва слыша свой голос. — Вон пошла!

Меня бесит её присутствие, опека, которая ничего не значит и ровным счётом ничего не даёт. Я хочу быть один. Агафья вздернула голову и пошла, высокая, худая, как палка. Где-то рядом был Сергей, я чувствовал его присутствие, но ему хватало ума не показываться на глаза.

Я был пьян, хотя почти не пил. Я был пьян своей болью и своей усталостью. Нужно прекращать это, нужно сделать хоть что-то… Может операция не самый подход выход? По крайней мере под наркозом я высплюсь. Если бы гарантии было бы хотя бы пятьдесят процентов, а не долбаных тридцать, мне мало тридцати!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С размаху, проходя мимо пнул приземистый, наверняка тоже антикварный табурет, он упал с глухим стуком. Я опустился в кресло. Ах да, я же планировал методично надраться. Делаю глоток. Лёд начал таять и концентрация виски резко упала. Макаллан номер шесть, на закупку которого в прошлом году я истратил несколько миллионов почти потерял свой вкус. Ирма бы сказала, что настоящий виски так не пьют. Ему нужно позволить раскрыть свой вкус и аромат, закурить сигару, налить горького кофе, который оттенил бы крепкий алкоголь. Закурить сигару, блядь. А не лёд сыпать в коллекционный вискарь, словно изверг. Только мне насрать на его цвет, купаж и привкус. Я просто хочу нажраться. Будь передо мной бутылка дешёвой водки я бы наверное даже не заметил разницу. Только лёд, лёд нужен… Холодным гадость глотать куда приятнее.

— Сергей, — позвал я. — Ты можешь сгинуть?

— Эммм… — отозвался он. — Могу.

Я забил на лёд, пью виски чистым. Оно дерет горло и мне точно не до вкусового букета. Смотрю в огонь. Огонь — это здорово. Но очертания камина смазываются перед моими глазами, струйки огня сливаются в оранжевое, яркое до боли пятно. Это невыносимо. Я так устал, что хочу плакать. Я хочу быть сильным, но у меня едва хватает сил только на то, чтобы быть.