Интро Канарейки (СИ) - Задорожня Виктория - Страница 51

Птичка… Ангел… Ну зачем?! Зачем же ты так?! Почему жизнь, которой так дорожила, решила подарить Ему?! Бью кулаком по кабине, напрочь потеряв самообладание. Магнитола трещит, расползаясь паутиной из трещин… Там всё так-же одна песня… Я не имею права больше её слушать!!!

Наконец… Припарковал машину у входа в частную больницу на Зелёной. Утренняя темень сменялась окрасками рассветного солнца. Озноб бьёт тело… Не от холода! Влетаю в пропахшее медикаментами многоэтажное здание, и отчаянным ревом бужу мирно сопящую на рабочем месте дежурную.

— Девушка! С огнестрелом! Палата!

Ошеломленная внезапно нагрянувшим ранним гостем, и его приказным истеричным тоном, женщина недовольно потерла тяжелые сонные веки, и указала пальцем на реанимационное отделение. Лишь затем выудила из папки бланк, и хотела, наверное, вписать имя посетителя. Но я не стал дожидаться окончания стандартной процедуры, и рванул в сторону освещенных красным прожектором дверей…

Тихо и мрачно. Широкий коридор встречает полным безразличием. И лишь одинокий силуэт до боли знакомого мужчины маячит в углу… Я не видел Никиту таким прежде… Он облокотился о стену, и с размеренной периодичностью награждал её нещадными ударами… Неужели?! Неужели это всё?!

Подошёл. Вкрадчиво. С опаской. Я больше всего на свете боюсь услышать… Услышать, что на самом деле медовые глаза больше не скрасят бренное существование простых смертных своим сиянием.

— Никита… — положил ладонь на его напряжённое плечо. И остался без ответа. Он даже не дрогнул, словно находился слишком далеко, чтобы воспринимать окружающую обстановку. — Что с ней?!

Стоило роковому вопросу слететь с губ, как Зверь замер. Каменные мышцы задрожали. Рьяно заходились подрагивать плечи, вторя отчаянным всхлипам. Я распахнул глаза… Прикрыл рот руками, чтобы с него не сорвался вой… Былой товарищ обернулся, поднял уставшие, покрасневшие веки. Прохрипел, лишенный поддержки сорванной гортани.

— Она будет жить…. Но, возможно, навсегда лишиться голоса… И это… Из-за меня…

Ноги подкосились… Голос, ангельский голос, лишивший меня сна и покоя, канул в небытие?! Нет же… Быть этого не может!!! Не могут небеса лишить землю столь ценного дара… Она жива. Это главное. Но… Сердце стиснули железными тисками. Тупая боль накрыла с головой… Отрешенное испепеление глазами одной выбранной точки прервало исковерканное всхлипами раскаяние Никиты…

— Я исчезну… Дам всё, что понадобится. Деньги, много денег… Она будет лечиться. Возможно, голос вернётся. Но, больше она не будет подвергнута опасности… Никогда…

Канарейка

Ощущение реальности пришло вместе с острой режущей болью под ребрами… Веки тяжёлые, и вялые попытки собственными глазами убедиться в том, что я не покинула бренный мир, увенчались успехом не менее, чем с пятого раза. Первое ощущение, встретившее меня после отключки — вспышка света, остро кольнувшая роговицы. Силуэты в пелене размытых красок начали вырисовываться в обстановку больничной палаты. Что ж, раз я здесь, всё не так плохо…

Смутный взгляд бегло прошёлся по периметру. Конечно, в поисках Никиты. Мысль о нем пришла быстрее, чем интерес о состоянии собственного здоровья. Я так хочу его увидеть… Обнять, прижаться к груди, возможно, немного поплакать… Просто ощутить его присутствие. Ведь лишь оно обозначает продолжение моей жизни.

Словно отвечая на мое желание, в скромную обитель послеоперационной приоткрылась дверь. Он… Сейчас войдёт… Он же ждал, наверняка. Волновался обо мне. Теперь мы сможем быть вместе! Больше ничего нам не помешает!

Только… Из-за створки, несмотря на мои ожидания, показался уставший врач. Седоволосый мужчина средних лет внимательно прошёлся по мне едким до мелочей взглядом.

— Здравствуйте. Я ваш лечащий врач, Павел Петрович Гординский — ровный тембр отражался в ушах эхом, ещё слабое зрение вяло воспринимало четкие очертания. В теле невероятная слабость, потому попытка приподняться и поприветствовать мужчину, с треском провалилась, и лишь добавила изначальному головокружению оборотов. С отчётливым побочным эффектом в виде тошноты. — Отдыхайте, пожалуйста. Сейчас вы можете испытывать недомогание и дискомфорт от недавнего воздействия наркоза. Скоро это пройдет, если не будете переутомляться. Мне нужно осмотреть ваши швы и некоторое время вас никто не побеспокоит. Сможете поспать.

Поспать… Я не этого сейчас хочу. Гораздо больше мне помогло бы его присутствие. Объятия, теплый взгляд, нежная любимая улыбка. Вот в чем я нуждаюсь на самом деле…

— Извините… — попыталась сказать, но почему-то не услышала собственного голоса… Лишь хриплое еле слышное фырчанье, напоминавшее рокот в камышах вечерним временем. Возможно, слух подводит? Но врача я слышала относительно чётко. Захрипла? Следует, наверное, откашляться…

Попыталась прочистить горло… И снова не услышала ничего, походящего на отзыв гортани. Приоткрыла губы… Мелодичный разогрев, состоящий из комбинации нескольких аккордов. Этот незамысловатый отрывок должен помочь. Всегда помогал, даже во время простуды, сливался в относительно чистый звук. Хрипло вздохнула… Приоткрыла рот…. И, уверена, горло завибрировало, готовясь подать порыв с глубины легких… Так почему?!

Снова… Я попробовала снова…. Но, кроме неопределенного рокота, ничего не слышно! Панически обхватила руками шею, придавила, и вопросительно уставилась на врача… Губы безмолвно ставили вопрос — "когда вернётся мой голос?" Только…грустное поникшее лицо лечащего, притупившийся томный взгляд, бегающий по паркету, вазонам, чему угодно, лишь бы не встретиться с моими глазами… Кажется, были ответом.

— Ваш голос… Возможно, он не вернётся… Шансы не утешительные, но, всё же, всегда есть вероятность…. - дальше речь поплыла. Я ее не воспринимала. Даже не слышала, местами. Я гладила дрожащими пальцами голосовые связки… Еле ощутимо, чуть касаясь. Пришло осознание… Он всегда, всегда был моей частью! И теперь, его уже не будет. Я не смогу… больше петь?! Вспомнилось слишком многое… Наши неумелые куплеты в запретной комнате приюта, выступление в "Реверансе", мой день рождения, и, слова, музыка, которую пела для Него…

Этого больше не будет?! К горлу подскочил ком, в груди запульсировал болезненный опаляющий спазм… И я хотела, хотела закричать! Но, даже этого не смогла… С глаз хлынули слёзы, неудержимым потоком. Соленая влага щиплет, капли слетают к уголкам губ… Острые тиски сжали сердце… Ведь без голоса, я — не я…

Истерично сжала ободок пододеяльника, заходилась неистово взвывать… И от понимания, что мой дикий вопль сопутствует хриплая тишина, становилось всё хуже. Я, пошатываясь, прижимая к груди колени, умирала… Зная, что без раздумий пошла бы на это снова…

Доктор рьяно жестикулировал, пытаясь донести до меня необходимость сохранять покой… Но, тело отказывалось слушать. Оно лишилось важной части себя, и всем естеством отвергало это… Не знаю, сколько времени захлебывалась собственным горем, но, в какой-то миг вбежали медсестры, и вкололи что-то, от чего на смену истерике пришел равнодушный покой.

Веки стали слишком тяжёлыми, и даже дискомфорт от жжения едкой влаги не помешал им сомкнуться. За миг до наступления кромешной тьмы, я подумала: " Если Он жив… Плевать я хотела на голос"… И на время отринула реальность, забываясь в глубоком сне…

************

Сквозь туман пробиваются отголоски какого-то шелеста… Может, сон? Но, вероятнее всего, кто-то пришёл. Сердце твердит, кто-то важный… И я попыталась, собрав по закромах все скудные остатки сил, распахнуть глаза, чтобы встретиться с гостем… Господи, хоть бы это был Ты!

В палате темно. Свет не включался, и единственным освящением служил притупленный лунный свет. В его мягком обрамлении прорисовывались черты любимого мужчины, перебиравшего какие-то бумаги около прикроватной тумбы.

Я попыталась назвать его имя… Но, осталось лишь догадываться, как бы оно сейчас прозвучало. Правда, даже невнятного фырчанья было достаточно, чтобы Никита обратил на меня внимание. Несколько не так, как я рассчитывала…