Вторая попытка (СИ) - Шайлина Ирина - Страница 2

Я так и не встала. Ни убрать со стола, ни умыться. Уснула и спала до полудня. Выспавшейся себя не чувствовала нисколько, снилась всякая муть: и Алик с беременной Викой, которая рожает у меня в квартире одного ребёнка за другим, бесконечно, и почему-то сероглазый парень с остановки, который молча смотрел на младенцев в моих руках, а мне жутко хотелось услышать его голос, но я даже спросить его не могла, младенцев было много, и все они так кричали…

Кухня встретила меня беспорядком и мясом, подсохшим на тарелках. На подоконнике у горшка с неизвестным, но живучим цветком лежала коробочка перевязанная бантом. Я так и не успела вручить ему подарок. Сразу же заворочалась мысль позвонить, объяснить… Но мерзко, противно и мерзко. Не буду. Потерплю, хоть немного.

Душ и уборка попытались вернуть меня к жизни. Пустота квартиры давила, тишина звенела в ушах. Мысли вертелись вокруг Алика, его Вики, которая готовилась к счастливому новому году. Коробочка на подоконнике мозолила глаза, хотелось открыть окно и выбросить её к чертям собачьим. Но особа я рациональная, а денег ручка стоила прорву. Наконец, не выдержав безмолвия, я накинула пуховик и выскочила на улицу.

Уже темнело, зима щедра на ранние сумерки. Несмотря на крепкий мороз, на улице было много людей, в руках их были полные пакеты, многие из которых гремели бутылками, на лицах улыбки и ожидание праздника. А не спиться ли мне? Вполне удачное завершение такой неудачной жизни. Но похмелья…Грязные тарелки и запах перегара…Нет, для алкоголизма у меня слишком неустойчивая нервная система.

Ноги по памяти привели меня к издательству. Пешком пять остановок, щеки горели от мороза, нос наверняка покраснел. Город мигал бессчетными огоньками гирлянд. На площади стояла огромная ель. А почему собственно у меня ёлки нет? То, что моя жизнь летит к чертям, в ней нет смысла и цели, не говорит о том, что я не должна иметь свою личную ёлку. Нужно срочно купить ель, с этой целью обогнула толпу нетрезвых дедов Морозов и устремилась к торговому центру. Проходя мимо остановки, замедлила движение и помимо воли посмотрела на лавочку. Я бы не удивилась, если бы парень с заснеженными ресницами все ещё был здесь, холодный и неподвижный, подобно ледяной статуе, но его не было. Кольнуло разочарование, словно увидеть его было для меня на самом деле важно. Кольнуло и отпустило.

— Это ёлки? — недоверчиво спросила я у продавца. Он торговал символами нового года прямо из машины на улице. Кривые, лысые ёлки в количестве трёх штук жались друг к другу, словно пытаясь согреться.

— Ёлки, ёлки, — мужчина хмыкнул, усы покрытые инеем смешно встопорщились. И вдруг вспылил, словно обиделся: — А ты чего хотела? Новый год уже завтра. Последних приличных разобрали ещё утром. Остались вот эти, красавицы…Бери, поставить сломанными ветками к углу — и не видно будет. А я скидку сделаю. Все равно уже нигде не купишь, если только завтра искать или брать искусственную.

Так и вышло, что мне досталась ущербная ёлка. Такая же, как и моя жизнь. Небольшого размера, обвязанная бечевкой, она тем не менее была жутко неудобной, норовила выпасть из моих рук на лёд, увлечь меня за собой. Зато теперь я чувствовала странную причастность к толпе, которая текла вокруг меня. У них будет праздник, и у меня тоже. Они готовятся, и я вот ёлку несу. А то, что стоять ей в углу по причине неполноценности, а мне пить шампанское одной, им знать совсем не обязательно. Ёлка грохнулась, я грохнулась вместе с ней, ушиблась о лёд. Похоже, это становится дурной традицией, падать ежедневно. Вставая, я вскинула взгляд вперёд словно ища того парня, но его не было. Я чертыхнулась, перехватила удобнее покалеченную ель и пошла вперёд. Нечего было и думать, тащить её до дома, поэтому я перешла дорогу и направилась к остановке. И здесь была праздничная толпа, я отошла в сторонку и ступила за пластиковый козырёк. В темноте у здания, кто-то стоял, прижавшись к стене. Приглядевшись, я выругалась сквозь зубы, прислонила к столбу свою ёлку. Это был он. За прошедшие сутки он лишь перешёл на другую сторону дороги. Я подошла к нему широкими шагами. Он был высок. Стоял, прислонившись к бетонной, наверняка холодной стене. Руки, сдавшись, засунул в карманы и молнию застегнул до упора. Здесь, в сумраке я не попала под магию его глаз, они лишь казались темными провалами на его лице. При виде меня он выпрямился и попытался отодвинуться от стены, но сил не хватило.

— Ты здесь со вчерашнего дня? — требовательно спросила я.

Он задумался на мгновение, затем кивнул.

— И ни куда не уходил?

— Я заходил в подъезд, погреться.

Голос его звучал сипло, чуть надтреснуто. Наверняка простыл.

— Тебе некуда идти?

— Наверное.

— В смысле? — я начала раздражаться. — Идти либо есть куда, либо некуда. Как тебя зовут?

— Я не знаю.

Он приподнял голову, пытливо вглядываясь в моё лицо из под куцего меха капюшона. Мы помолчали. Он, наверное, не знал, что сказать, я не знала, что с ним делать.

— Я тебя помню, — вдруг тихо сказал он. Мне приходилось вслушиваться, чтобы расслышать его слова, их заглушал рев машин. — Я видел тебя вчера. Тебя помню, а ничего больше нет.

— Господи, — простонала я. — Завтра новый год. Если ты будешь стоять здесь, то замерзнешь и умрёшь. Я не могу тебя здесь оставить.

— Ты заберешь меня с собой? — в его голосе не было надежды, лишь лёгкое любопытство.

Я не стала отвечать, достала телефон и, стянув перчатки, набрала 112. Назвала адрес, представилась, обрисовала ситуацию. А парень все так же стоял, равнодушно подпирая стену.

— Жди тут. Приедут врачи…или полиция. Тебе помогут.

Он все молчал, я неловко замялась.

— Я пошла, там автобус мой едет.

Он кивнул. Я, поскальзываясь, побежала к остановке, из-за поворота и правда показалась моя маршрутка.

— Ёлку не забудь, — раздался мне в спину его голос.

Мои щеки вспыхнули от стыда. Словно я должна была стыдиться того, что вернусь в свою теплую квартиру, стану наряжать кривую ёлку, тосковать об Алике, а он останется здесь, один, на морозе. Но я не пошла на поводу у совести, подхватила ёлку и нырнула в тёплое нутро автобуса. Уже дома я бросила ёлку на пол, неприглядной стороной вверх, села на стул. Не было сил даже снять сапоги, я выдохлась. В кармане вибрировал телефон, незнакомый мне номер. Может, Алик? Но надежда была безосновательной.

— Евгения Константиновна? Это вы вызвали наряд на остановку Краснознаменной?

— Да, я, а в чем дело?

— Надеюсь, это не новогодние шутки? Вы знаете, как напряженно мы работаем в праздничные дни? За ложный вызов вас могут привлечь к уголовной ответственности.

— Но тот парень, он и правда там стоит второй день…

— В следующий раз будьте внимательнее, — сухо отозвалась дама. — Наряд полиции обыскал все ближайшие подворотни.

И сбросила. Я поежилась. Посмотрела в окно. За ним — термометр, показывающий уже минус двадцать три градуса. Сама оконная рама, несмотря на двойной стеклопакет была холодной, а на улице холодает с каждым часом. Я сижу одна, на полу передо мной ёлка, в моей жизни полная каша, но мне хотя бы тепло. Некстати вспомнился Черныш — щенок, которого я подобрала в третьем классе. Он также мерз на остановке и наверняка бы умер, ведь желающих ему помочь не было, а моя мама была принципиально против домашних животных. Но благодаря моему упорству Черныш был спасён и прожил долгую и счастливую собачью жизнь. Смешно сравнивать беспородного щенка и человека? Да, возможно. Но, тем не менее, чувствовала я себя так, словно мне второй раз выпал шанс спасти Черныша, но я предпочла оставить его умирать на морозе.

— Да пропади оно все пропадом, — пробормотала я, взяла ключи, брошенные на столешницу, и поспешила на улицу.

Сейчас народу стало меньше и на улицах, и на дорогах. В пустом автобусе я доехала до издательства. На остановке его не было, ни на этой, но на той, что через дорогу. Подобно полицейским я побегала по дворам, порой нелепо выкрикивая — эээй, парень с остановки! А как мне было ещё его назвать? Парень с огромными серыми глазами? Тот, кто напомнил мне Черныша? Или тот, который наверняка умрёт, если я его не найду? Подумав, основательно замерзнув и отчаявшись, я вошла в первый подъезд того самого дома, стену которого он подпирал недавно. Дверь прикрывалась неплотно, здесь было немногим теплее, чем на улице. На окнах лестничной площадки слой льда и белый пушок инея. Ни на что не надеясь, я поднялась на последний, пятый этаж. И нисколько не удивилась, обнаружив его сидящим на лестнице, ведущей на чердак. Из-под чердачной двери ощутимо сквозило.