Вторая попытка (СИ) - Шайлина Ирина - Страница 47

Я уставилась на женщину, не веря глазам своим. Ах, мне бы решимость Эльзы! Заставить её закрыть свой рот! Как она не понимает? Следующий ребёнок будет следующим. А сейчас во мне нуждается именно тот, что сейчас лежит внутри моего живота. Маленький, беспомощный. Мой.

Ничего не говоря, я встала, вытерла одноразовой пеленкой живот и пошла прочь, уступая на холодную плитку пола ногами в полосатых носках.

— Вы куда? — всполошилась женщина.

Я уже открыла дверь и вышла в коридор. Все так же мигала лампочка. Адама не было.

— Дамочка, вы куда? Ну разве так делают?

Она бросилась за мной, я испугалась, что сейчас она схватить меня за полы халата, и утянет назад, в кабинет, и будет шептать гнусности, убеждая меня в том, что это правильно. Если бы не живот, который вновь твердел на глазах, я бы просто убежала. Мной овладевала паника. Но шаги — шаги Адама, которые я уже слышала, говорили о том, что все будет хорошо. Должно быть.

— Женя? — удивился он. — Она тебя обидела?

Я помотала головой и потянулась к нему руки. Дойдя до меня в три широких шага, он подхватил меня на руки. Я уткнулась в его грудь, пряча своё горящее лицо.

— Что ты сказала? — шагнул вперёд Адам. — Разве я выразился не ясно?

— Но… — заблеяла женщина. — Я думала…

— Не надо думать. Надо делать. То, что я сказал.

Так меня отправили в палату. С тремя, уже спящими девицами. Адам уложил меня на постель, а мне хотелось плакать, хватать его за руки и никуда не отпускать. Мне было страшно и одиноко. Адам опустился на колени у моей постели, склонился, прижимая меня к себе.

— Не бойся. Я приеду через час.

И я отпустила, и вновь старалась не бояться. Лежала, смотрела на светлый квадрат от фонаря на нашем потолке, слушала, как ворочаются в постелях потревоженные соседки. Пришедшая медсестра включила ночник у моей постели и ловко поставила капельницу, пообещав вернуться через час. Весь этот час я лежала и молча глотала слёзы. А потом уснула. За что себя винила, потому что Адам, если это конечно был он, а не Эльза, вернувшись, меня не разбудил. Зато в тумбе у моей постели лежали вещи. Мои вещи. Они пахли домом, ненавязчиво пахли уютом и моими духами. Я прижалась лицом к своей футболке, чувствуя себя глупо, от того, что слёзы закипают на глазах и что я не могу их остановить.

— Я тоже очень домой хочу, — сказала, садясь в постели, девушка с огромным животом. — Меня Катя зовут.

— Женя, — ответила я, вытирая дурацкие слёзы своей розовой футболкой.

Помимо своих вещей у меня были тапочки, документы и еда, которая не лезла в горло. Санитарка, усадив меня после завтрака в кресло-каталку, отвела в душевую и даже помогла помыться. Судя по тому, как подобострастно она заглядывала в мои глаза, её помощь была либо оплачена, либо вытянута криками Эльзы. В любом случае душ в разы поднял мне настроение. После него я вынула мандаринку из бумажного кулька, внезапно вспомнив, как совсем ещё недавно мне её хотелось. Мандаринка была кислой, терпкой, но упрочила моё настроение на высоких позициях. Теперь я была готова лежать в этой палате до победного, до самого дня икс, не отвлекаясь и никак не реагируя на внешний мир.

В первые дни, когда угроза кровотечения была сильна, когда капли алой крови появлялись на белье, едва мне стоило встать, я просто лежала. Читала книги, которые наверняка натащила Эльза. Наверняка — потому что я её не видела. Все про меня забыли, чему я, признаться, была рада. Также в моей тумбе появился сотовый телефон. После недолгих сомнений я позвонила маме. Выслушала кучу упреков в своей черствости и бессердечности — разве можно не звонить матери неделями? Но…но о беременности так и не рассказала, трусишка. Мне было комфортно, этот комфорт не хотелось нарушать. Впервые самостоятельно в коридор я вышла через две недели. Долгих, мучительных, но таких нужных недели. На улице буйствовал июнь, опьяняющий своей молодостью, наивностью и чистотой. Жара медленно поднималась от асфальта и сочилась в наше окно. Я дошла до конца коридора, полюбовалась в окно на пыльную стоянку и вернулась обратно в палату. А ночью проснулась от стонов Кати.

— Катя? — шепотом спросила я в темноту. — Что случилось?

— Рожаю, — по голосу было слышно, что она усмехается. — Ещё полчаса потерплю и пойду сдаваться.

Я встала и подошла к её постели. Уселась на краешек. Робко коснулась её ладони. Она чуть стиснула её в ответ.

— Все будет хорошо, — сказала она. — Все через это пройдём. В конце концов, что я, зря девять месяцев мучилась? Сейчас ещё несколько часов пострадаю и вытолкаю сыночка своего.

Эти полчаса я провела рядом с ней. Две другие девочки спали, и мы тихо говорили шепотом. А когда время истекло, она села, нашарила тапочки у постели, взяла пакет, в который было сложено все, что по советам на форумах могло ей пригодиться, и ушла рожать. А я лежала до утра и вслушивалась в шорохи больницы. С третьего этажа, на котором находилось родильное отделение, иногда доносились приглушенные стенами вскрики, я гадала — не Катя ли кричит?

На самом рассвете я уснула. А когда проснулась, то увидела Катю. Она сидела на своей постели, лучилась довольством, а её живот…растаял..

— Родила, — довольно сказала она. — Три восемьсот! За три часа! Пятьдесят шесть сантиметров, богатырь! За вещами пришла, буду с сыном в палате теперь. Ждала, когда ты проснёшься.

Я была рада за неё. За Матвея, который сегодня только родился. За их молодого папашу, который кричал за окнами, потрясая букетом цветов и шариками на связке. Немножко завидовала, но все равно радовалась. А когда Катя ушла, стало одиноко. С двумя оставшимися девочками я не сдружилась. Время текло неторопливо, лишь один раз я спустилась на второй этаж и секундочку, пока не выгнала медсестра, полюбовалась ревущим, бордовым от натуги Матвеем.

Девочки в моей палате, слишком молодые, слишком зацикленные на своём состоянии, были мне неинтересны. Катина кровать пустовала. Я поглядывала на неё в печали и надеялась, что скорее подселят кого-нибудь, с кем я смогу поговорить. Господь явно услышал мои молитвы. Или скорее это был джин, коварный, как и вся их порода. Услышал и воплотил, вывернув на своё усмотрение. Соседку подселили. Сначала вошёл её живот. Огромный и круглый, как барабан. А затем показалась и она. И мне сразу захотелось назад, в комнату в заброшенном доме, даже быть там мне казалось лучше, чем здесь. Именно в мою палату, а не в какую-нибудь ещё подселили Вику. Она вошла, широко улыбаясь, настроившись на знакомство с будущими соседками, и замерла, споткнувшись об меня взглядом. И тут же шагнула назад, едва не опрокинувшись со своим огромным животом.

— Я не буду жить в этой палате, — сердито сказала она.

— Как это — не будете? — удивилась провожавшая её санитарка.

— Я хочу в другую!

— Ну уж, милочка, либо здесь, либо в коридоре. Мест нет.

Вика проскрежетала зубами, я явственно услышала этот звук. И прошла к свободной кровати.

А во мне бурлило озорное веселье. Хотелось смеяться в голос, я кусала губы, чтобы удержаться. Уж тогда-то Вика точно сбежит и будет рожать в подворотне. А я же не зверь. Я хорошая.

Санитарка внесла сумку Вики и повернулась ко мне. Склонилась, произнесла заговорщическим шёпотом:

— К вам пришли. Ждут на первом этаже, влево от медсестринского поста. Только тссс.

Кто бы это мог быть? Эльза? Я встала, выпятив тоже уже внушительный животик. В дверях остановилась, не удержалась, посмотрела на Вику. Она раскладывала свои вещи по шкафчику, движения её были резкими, дергаными.

— Купила коляску? — спросила я. Сам чёрт подначивал меня. Вика промолчала, с громким хлопком бросив книгу в мягкой обложке на подоконник. — А ты сколько уже ходишь? Как слон, второй год?

— Я не хочу с тобой разговаривать, — отчеканила Вика. Девочки навострили уши, настраиваясь на скандал. — А рожаю я как положено, и от своего мужа, а не от не пойми кого, как некоторые.

— Хах, — фыркнула я. — Мне кажется, мы подружимся.