Вторая попытка (СИ) - Шайлина Ирина - Страница 6

— Грустишь? — найденыш присел передо мной на корточки и пальцем приподнял моё лицо.

— Ты на редкость наблюдателен.

Раздражение боролось во мне с непонятно откуда взявшейся ненавистью к нему, к Алику, а самая жгучая, желчью подошедшая к горлу и грозившаяся прорваться наружу — к себе. К своей никчемности, неприспособленности, ненужности.

— Я никому не нужна, — вслух констатировала я факт.

— Глупости, наверняка родные…

— Родители? — перебила я. — Нет, я уверена, что они меня любят. Но почему же, какого хрена они отпустили меня двадцатилетнюю в другой город вслед за сомнительной любовью? Мне легко сейчас винить мать, ведь если бы тогда, когда Алик позвал меня за собой, я осталась в родном городке, быть может, жизнь моя сложилась бы иначе. Выскочила бы замуж, родила троих детей. А теперь ничего нет, кроме любви, иссушающей и не нужной. Звоню матери и, о чем говорить с ней, не знаю. Она в радостях, она нянчит внуков, которых родил ей правильный сын. А блудная дочка опять пошла на поводу у своей любви и позволила себя уговорить на аборт. В первый класс бы уже ребёнок ходил, представляешь? А теперь ни ребёнка, ни мужчины его сделавшего. Жизнь удалась. Мне скоро тридцать, а единственное моё достижение — это однокомнатная квартира, за которую мне кредит платить ещё десять лет. Никому я не нужна.

— Посмотри на меня, — он вынудил меня смотреть в его глаза. — Ты нужна мне.

Я засмеялась. Единственный человек, которому я нужна, это бомж, подобранный мной в морозную ночь в порыве сумасшествия. Он же подал свою руку и вынудил меня подняться. Мы встали напротив зеркала. Я, за мной он, такой высокий, что смотрел на наше отражение поверх моей головы.

— Быть может, я сделал неправильные выводы о твоих отношениях с…Аликом, но сейчас скажу тебе фразу забитую и затасканную, используемую поколениями измученных отношениями женщин — ты достойна большего. Взгляни на свое отражение.

Я послушно посмотрела. Полумрак прихожей, не угодивший Алику, чуть смягчал мои черты, делал их более таинственными, чем они есть на деле. Зелёные глаза казались совсем темными, тень скрадывала черты, делая их более мягкими.

— Ты красива. Если ты считаешь, что тебе нужен мужчина, ты можешь завоевать любого. А Алик просто привык, ему с тобой удобно. Ты же не подушка, чтобы с тобой было удобно спать?

— Но…

— Тебе не стоит бояться. Если ты его хочешь, он придёт. Возможно, даже ценить станет больше. Но не думаю, что долго. Потом все вернётся на круги своя.

Я чуть откинулась назад, прислонившись к его груди. Перевела взгляд на его отражение. Его глаза, серые, широко распахнутые, казалось, светятся. Его лицо меня завораживало, я готова была любоваться им снова и снова. Он коснулся моей шеи, и я, вздрогнув, вспомнила про украшение. И оно сразу сдавило неведомой, воображаемой тяжестью всех не высказанных упрёков и одиноких ночей.

— Сними его, — попросила я.

Он послушно отстегнул цепь, и дышать сразу стало легче.

— А что мы будем делать с тобой? Нам нужно найти тебя, твоё имя, твой дом.

— Всему своё время, — мягко ответил он. — Воспоминания в воздухе вокруг меня, каждый раз вдыхая его, я надеюсь, что уловил их, но они так стремительны… Не торопи время.

И я промолчала. Ведь если бы настояла на своём, потеряла бы и его, а тишина пустой квартиры меня бы просто раздавила.

— Сколько лет ты уже влюблена в него?

— Одиннадцать, — тихо ответила я. — С семнадцати лет. Но первый год он на мои посягательства не отвечал.

— Знаешь, как я назвал бы тебя? Пенелопой. Ты удивительна в своём упрямстве. Назвал бы, но, боюсь, имя наложит на тебя обязательства, и ты подаришь ещё девять лет своей жизни человеку, этого не заслуживающему.

— И вдобавок, тебе не хочется быть Одиссеем, — улыбнулась я.

Напряжение схлынуло. А ночью, когда он спал, беззащитный и совершенный, я пошла наперекор его желанию ждать. Тихо, словно совершая преступление, я нашарила на полке фотоаппарат и сделала его фотографию. Он лишь поморщился от вспышки, не проснулся, а я боялась этого, даже дыхание затаила. Его фотографию, немного ею полюбовавшись, я разместила на сайте с тысячами аналогичных фотографий. Я написала свой номер телефона, адрес, по которому нашла его. Администрация сайта активно работала с соцсетями, уже завтра фото должно появиться во многих группах, её должны увидеть тысячи людей. Я должна найти своему найденышу настоящее имя.

Алик не звонил. Я и страшилась, и ждала этого звонка. И осознавала его неизбежность, что бы не говорил найденыш, я не могла просто взять и вырвать из своей жизни одиннадцать лет. Каждый раз, когда телефон заливался звонком, что, к счастью, случалось не часто, кровь отливала от моего лица, а пальцы, тянущиеся к нему заметно, дрожали. Найденыш мои действия никак не комментировал, но поглядывал иронично. В томительном ожидании прошли два дня. Мы словно отрешились от всего мира, время в моей квартирке текло размеренно, не спеша. Мне не верилось, что когда-нибудь я вынырну из этого затянувшегося сонного царства и вернусь к нормальной жизни. Начну ходить на работу, стану рисовать смешных зверушек для детских книг и ждать, когда же приедет Алик.

Несколько раз в день я открывала свою страничку «Вконтакте» и проглядывала посты нужных мне групп. Фотографии моего спящего, такого невинного и безмятежного в своём неведении гостя уже были опубликованы, количество просмотров росло, но никаких внятных комментариев и звонков не следовало. Мой телефон молчал, словно обидевшись на пренебрежительное отношение и царапину на экране.

Зазвонил он ранним утром третьего дня. Вырвал меня из сна, я скорее отключила громкость вызова и вышла в коридор, не желая будить найденыша.

— Евгения? — пробасил мне в ухо мужской незнакомый голос.

— Да, — осторожно согласилась я.

Собеседник произнёс одно лишь только моё имя, но я уже была настроена против него. Мне самой непонятны мотивы этой антипатии. Скорее, она крылась в самом голосе. Я чувствовала силу, уверенность, превосходство, звучащие в нем. Но они старательно заглушались, и говорил мужчина почти заискивающе.

— Я по поводу вашего подопечного, которого вы обнаружили на Краснознаменной.

— Да, я слушаю вас.

— Мой отец уверен, что это его пропавший год назад племянник, соответственно, мой брат. Иван Самойлов. Я ничего по этому поводу сказать не могу — брата не видел много лет и фотографий его у нас нет. Но отец с ним виделся гораздо чаще и теперь горит желанием спасти племянника в память о своей покойной сестре. Мы не могли бы встретиться?

— Вместе с…Иваном? — имя не хотело срываться с языка. Оно не подходило ему.

— Да, конечно, иначе какой смысл? Говорите адрес, мы подъедем сегодня же, отец места себе не находит от беспокойства.

Я задумалась на мгновение. За встречу были весомые аргументы. Кем бы он ни был, но жить без имени, без денег и документов найденыш не может. И прятать его в своей квартире вечно я не смогу. Но этот голос…пусть смешно, но он мне не понравился. И имя Иван. Не мог мой найденыш, морозный ангел быть просто Ваней. В общем, аргументы против были так себе, поэтому на встречу я согласилась. Но с одним условием.

— Я хочу встретиться на нейтральной территории, — сказала уверенно я. — У меня есть своя личная жизнь, и смешивать её с волонтерской деятельностью не разумно.

Мне понравилось, как звучит — волонтерская деятельность. Значительно. Другого предлога не пускать чужих мужчин в свою квартиру я не успела выдумать. Мужчина согласился, и мы условились встретиться в соседнем районе, в кафе, которое смотрело окнами на заснеженный парк. До встречи было ещё порядком времени, и я не спеша приняла душ. К тому времени, как я вышла из ванной, в квартире уже пахло кофе, а на сковороде шкворчала яичница, единственное блюдо, которое мой гость умел готовить. Я завтракала, затем сушила волосы и не знала, как сообщить ему о предстоящей встрече. Затем решила просто умолчать — весьма по-женски.