Новогоднее чудо (СИ) - Мельникова Надежда Анатольевна - Страница 14

Его глаза смотрят на меня с восхищением. А я зачерпываю ещё одну ложку желтоватого мороженного, потому что мне не хватает коварного золота, дикого блеска и алчной, скользящей жадности на самом донышке. «Все бабы дуры» — очень правильное выражение.

Сегодня, когда я увидела Семена и Катю вместе, внутри меня все умерло, похолодело, распалось на миллиард осколков. Одно дело знать, пусть даже видеть все это на картинках, и совсем другое вот так, на расстоянии вытянутой руки.

Семён делал с ней то, чего меня не удостоил, я мечтала о его поцелуях, а он с лёгкостью швырнул их другой. Понимаю, что это я — пятое колесо в телеге. Меня надо прилюдно подвесить за руки и отходить плетью, но простить я его не могу.

Не могу и не хочу с ним разговаривать, не желаю его знать, видеть и чувствовать, мне слишком тоскливо рядом с ним. Он что-то сделал, и теперь я, больше не я. Была одинокой, а благодаря нему стала несчастной. Это разные категории, раньше я хотя бы не знала, как это сладко, когда мужчина не может сдержаться рядом с тобой.

— Вот так я и исполнил свой самый опасный трюк, чуть не лишился головы, — закончил рассказ Максим, а я поняла, что все это время его не слушала.

В его взгляде нежность. Такие вещи очень дорого стоят, за них нужно держаться, так рождаются серьезные отношения.

Наверное, он не заметил моей отстраненности, пользуясь интимной обстановкой, Максим наклоняется, нежно целуя меня в губы.

А я ничего не чувствую, вот вообще ничего. У него красивое лицо, потрясающие губы. Ведь это то, чего я хотела. Вот он привлекательный мужчина, при этом интересный и необычный, а еще я ему нравлюсь, но я как будто прикасаюсь к манекену. Не могу это объяснить, ощущаю пластик и безжизненный поролон.

Вяло отвечаю на поцелуй, потому что хочу хоть немного отомстить Семёну, которому плевать на мою месть. Поцелуй с языком должен вызывать сексуальное желание, а не зевоту.

Максим это чувствует, он не дурак. Смотрит на меня внимательно, а я возвращаюсь к своему мороженному, ковыряясь ложкой в ванильной жиже.

— Как-то не очень вышло, да? Тебе нужно больше времени, я понимаю, — улыбается Максим, но его улыбка слишком милая.

Мне не нужно время, мне нужен дурак с золотистыми глазами и слегка вьющимися волосами.

Максим облизывает губы, разглядывая мое лицо, а я боюсь, что он начнет настаивать на продолжении.

— Ладно, пойдём, я провожу, пора спать.

Он помогает мне встать, а мне чертовски жаль, что моё тело не реагирует на него. Не понимаю, ведь он тоже спортивный, высокий и широкоплечий, к тому же свободный и, судя по всему, порядочный.

Но я не смогу быть с мужчиной, которого не хочу, всю жизнь притворяться в постели? Но может быть нам стоит побольше узнать друг друга и все получится?

С идиотом по имени Семен мне ничего не понадобилось узнавать, и что в итоге? Притащил свою девку к автобусной стоянке, наплевав на то, что мне будет неприятно. Знал, что обидно, и все равно сделал. Сдохну, но никогда в жизни его не прощу.

Мы с Максимом прощаемся возле двери, он обещает, что попытается ещё раз, что иногда семена всходят не с первого раза, но я себя знаю. Один говнюк уже оплел меня своими всходами до такой степени, что, уведя его во сне, я просыпаюсь влажной от желания.

В номере я скидываю туфли, захожу в ванну, перед зеркалом снимаю платье, кладу на полочку серёжки, часы, остаюсь в лифчике и трусиках. Бреду к постели, чтобы в оставленной возле нее сумке найти что-то для сна. Расстёгиваю застежку бюстгальтера, другой рукой включая свет.

Я вскрикиваю, а Семён, лежащий на моей постели в белом гостиничном халате, просыпается так резко, что я едва успеваю поймать лямки сползающего с груди лифчика.

Стягиваю со стула длинный, такого же цвета халат и быстро надеваю, но он успевает меня рассмотреть. Его глаза то злые, то горячие, то вдруг снова злые.

— Что ты здесь забыл?

Ненавижу, убила бы, никогда не прощу.

— Ты была с ним, ты отдалась ему? — щурится, бросая взгляд на стену, где висят часу, — третий час ночи!

— Покинь, пожалуйста, помещение, — говорю спокойно, как можно равнодушнее, я не покажу ему своих эмоций.

Не хочу, чтобы он знал, как много всего у меня на душе. Радость от того, что он здесь и ненависть за то, что он с ней. Бешенство, что проник в мой номер, и снова счастье, что спал и ждал меня, а ещё очень много сексуального желания, которое молчало в ресторане, а теперь накинулось на меня и давит со всех сторон. Не могу быть с ним у огромной кровати и не хотеть получить его внутрь себя.

— Я повторяю свой вопрос. Ты делала с ним тоже самое, что и со мной, Настасья?

Семён злится, а я не отвечаю. Никогда не видела его таким, вообще-то ему идет, так он еще горячее. В нем появляется нечто животное, хочется покорно встать перед ним на колени и подчиняться, пока уши не заложит от удовольствия. Пфу ты, еще чего не хватало. Даже если бы я переспала с Максимом — это не его дело. Пусть Катей своей занимается. Семён встаёт с кровати, он недоволен, он бесится, потому что я игнорирую его.

— Знаешь, когда ты молчишь и делаешь эту кислую мину с тобой совсем невесело, все это неинтересно, ты больше неинтересна мне, Настасья.

Приближается, по телу пробегают мурашки, но он проходит мимо, покидая помещение. Его слова меня ранят, очень хочется отомстить за то, что бередит душу.

— Максим предложил мне встречаться, — вру, не краснея, — и я согласилась, так что, пожалуйста, будь так любезен, сконцентрируйся на своей фотогеничной Кате, — улыбаюсь.

Наши глаза встречаются, его сужаются до щелочек, он стоит в дверях, в ответ улыбки нет.

— А по-другому никогда и не было, — добивает меня Семен, исчезая в коридоре.

— Несомненно, — отвечаю.

Тихонько закрываю дверь, чтобы не порадовать его хлопком. Мы злим друг друга намеренно, я знаю, что нравлюсь ему, иначе какого черта он делал здесь? Я же не глупая идиотка, я понимаю, что ради обычного перепихона ключи от чужих номеров не добывают. Но любит он свою Катю, она ему подходит, они отлично смотрятся вместе, созданы друг для друга, а чужой мужчина мне не нужен. Я не умею делиться, я собственница.

Забираюсь на кровать, обнимая подушку, ту самую, что ещё хранит его запах. Тихонько лежу, по щекам текут слезы, спать не хочется. Ну почему я такая дура? Ну как я могла с ним связаться? Не хочу плакать из-за идиота, который этого не достоин. Я уговариваю себя, ищу в нем минусы и недостатки, но слезы продолжают капать, растираю их по щекам. Такого переизбытка чувств я не испытывала никогда в жизни.

Я сижу в холле у ресепшн, подперев подбородок рукой. В последнее время я совсем забыл свой самый главный девиз в жизни: «Никогда не унывать»! Настасья меня погубит, нужно брать себя в руки. Поэтому, наблюдая за разъярённой съемочной группой и Виктором во главе, улыбаюсь. Честно говоря, смешно, что все кричат на Игоря Петровича, нашего несчастного режиссёра, за то, что сегодня ночью выпало аномально много снега. Он, конечно, здесь главный, но не настолько же.

Смотрю на окна, которые завалило белым покрывалом ровно до середины. Теперь мы не то что уехать, мы выйти отсюда не можем. А еще пропала связь и вряд ли ее восстановят. Лично мне все равно, как встречать Новый год. Я больше не хочу изображать счастливую пару с Катей. Вообще не знаю, что с ней делать. Пока не могу разобраться, но все это уже не то, в тягость мне. А этот праздник, как праздник, не понимаю почему все с ним носятся. Все равно желания никогда не сбываются, а дед мороз всего лишь наряженный мужик в красной шапке.

Выпрямляюсь, когда по лестнице спускается Настя с сумкой для ноута на плече. Вздыхаю, наговорил ей гадостей, а теперь стыдно. Да уж, не интересна она мне, как же, совсем не интересна. Аж сердце забилось быстрее, как увидел. Странно, но мы одинаково оделись. В белых свитерах под горло и синих джинсах, как будто договорились.