От жалости до любви (СИ) - Ратникова Дарья Владимировна - Страница 21

Грегор встал и медленно прошёлся по библиотеке. Кажется, он не обедал и не ужинал сегодня. Голова немного кружилась. Может быть заняться тем, что он когда-то любил? Он вернулся к столу и открыл тетрадь с записями. Взгляд равнодушно скользнул по завитушкам драконьеего языка. Завитушки… Так называла их Кея. А вот здесь сидела она… Куда бы он не пошёл в своём доме, ему везде будет чудиться она. Он нигде не скроется… Грегор вздохнул, потом заставил себя сесть за стол и заняться работой, которая уже когда-то заставляла его забыть обо всём на свете и спасала от одиночества.

Постепенно завитушки стали вырисовываться в слова, а слова — в предложения. И когда их смысл начала доходить до Грегора, ему стало жутко. Он словно вживую видел картину упадка драконьего народа. Но и здесь его не оставляла мысль о Кее. Он пытался забыться и не мог, представляя, как он рассказывает об этом ей. Он видел, как воочию, жену, которая, улыбаясь, сидит рядом. Непослушный завиток выбился из причёски. Она прилежно водит пальцем по копиям записей из Ирзади… Но ведь это всё было ложью! Просто для того, чтобы усыпить его бдительность. Или нет… Грегор не знал ответа, и боялся думать об этом, вновь и вновь погружаясь в таинственные знаки на пожелтевшей бумаге.

Как только ночь сменилась бледным рассветом, он поставил точку. Теперь записи были расшифрованны полностью. От смысла открывшегося захватывало дух. Он узнал даже больше, чем хотел. Грегор перечитал записи ещё раз, с начала.

«Мы — драконы северного королевства, последние драконы — Ил’Гаро О Лоал и Айлэ’Гэр Сигинэ начинаем свой рассказ. Приветствие тебе, читающий, кем бы ты не был и где бы не находился! Пусть пребудут с тобой мир, здравие и мудрость. Мы хотим передать свои знания нашим потомкам, дабы они никогда не повторяли наших ошибок.

Мы жили сто сот веков в мире с людьми, бок о бок, делясь с ними мудростью и знаниями. Но вот пришёл день, когда мы должны исчезнуть. Мудрость отнялась у нашего народа и он больше не ведает, что творит. Послушай, потомок, человек ты или дракон, историю падения некогда сильного и мудрого народа. Вот нас осталось двое, но и наши дни сочтены. Союз наш бесплоден, как два иссохших дерева, сплетённых ветвями. Но так не должно было быть. Гордый народ драконов сам угодил в ловушку, и есть ли из неё выход, известно только Творцу и Создателю Мира.

Начало же всему положило то, что мы преступили запрет, начали предавать своих Единственных, Суженых, тех кого выбрали один раз и на всю жизнь. Однажды, одна пара соединившихся предателей (в нашем языке нет названия такому позору, пусть же и тебе потомок он будет неведом) нашла в лесах северной страны, отшельника. Теперь, я доподлинно знаю, что это был обернувшийся в старика, враг всего сущего. Он воззвал к гордости драконов и вопросил — неужто с нашей мудростью мы не можем ещё читать мысли друг друга и людей. Та пара предателей ответила, что они ещё не достигли такой ступени. Тогда старик пообещал им такую возможность, если они отрекутся от своей мудрости, добра, света, всего того, что составляло нашу жизнь, что руководило нами, что было заповедано нам Создателем Мира. Те глупцы согласились. Тогда старик выдвинул одно условие — привести к нему, вглубь леса остальных драконов, тех, кто захочет читать мысли и обладать более огромной силой, чем та, что была у нас до тех пор. Они пообещали ему, и тут же почуствовали радость и лёгкость. Им открылись мысли и чувства друг друга. Но старик обманул — его мысли они так и не смогли прочитать. Но, не смущаясь этим, драконы отправились к своим собратьям, рассказывая всем о чудесном старике, дарующем силу. Они забыли, что силой может наделить один Творец, как и отнять её.

Сомневающихся почти не было, только наша пара, да ещё одна. Все остальные, поступившись своей мудростью, забыв о цене и о расплате бросились к старику. И все, кто был там, в лесу — поплатились. Мы не можем точно сказать, что случилось тогда, ибо ни я, ни моя суженая не видели того, но говорят, кара Создателя спустилась на драконов. Они, растеряв свою мудрость, превратились в полузверей. Создатель даже смилостивился над ними и не отнял остатки разума, да ещё тот страшный дар, который подарил им старик. И, говорят, Он оставил надежду на помилование однажды. Но, превратившись в тех, кого люди прозвали азгами — отнимающими силы, они одичали, испугались друг друга, а дар свой обратили в проклятье, находя тех людей, кто был опечален, устал или несчастен, и питаясь их болью, до конца, пока не выпьют все силы. Они убежали на юг и что стало с ними дальше — мне неведомо. А нас, последних драконов, тоже коснулось проклятье, потому что мы должны были воспрепятствовать и не стали этого делать. Мы остались в своём обличьи, но дни наши сократились и мы стали бесплодны. И всё, что я могу сейчас, чувствуя приближение смерти, это оставить запись в назидание потомкам и в надежде, что некогда, может через века после нас, люди всё-таки поймут наш язык и прочтут эти записи. А ещё запомнят, что гордость — худший советчик.»

Утро нового дня принесло Грегору лишь уныние. Работа теперь была сделана. Он поставил точку и завершил её. Пятнадцать лет труда, конечно, стоили тех знаний, которые он получил, но что если они теперь никак не интересны ему? А самый главный вопрос — что ему делать — оставался без ответа. Как скрасить ещё минимум двадцать лет жизни (а то и больше) без НЕЁ? Чем занять себя? Искать ли ещё записи на драконьем, или может пойти таки в академию профессором? Что угодно, лишь бы не оставаться в этом доме, где всё напоминает о ней…

Грегор спустился в столовую. Здесь было слишком пусто. Он ел машинально, даже не чувствуя вкуса еды. Потом решил подняться опять к себе в библиотеку. Надо было привести в порядок записи и бумаги. Раньше он часто находил ответы на свои вопросы, а, иной раз даже ловил новые идеи, внимательно разбирая старые записи. Может и сейчас они не останутся равнодушными к его мучениям и подкинут новую идею, чтобы забыть и забыться. Но, проходя мимо комнаты, которая раньше принадлежала Кее, он не смог удержаться, и зашёл. В ней всё осталось так, как было. Грегор запретил здесь убираться. Может, когда-нибудь она вернётся… И сам не верил.

Книги из его библиотеки, письма, одежда… Может быть, она ещё придёт за своими вещами, и тогда они поговорят? Он малодушно цеплялся за эту надежду, как за соломинку, лишь бы не делать ничего самому. Да и что он может? Найти её? Но она просила не искать… Только ли его просила? Грегор вдруг почувствовал странное беспокойство. Перед глазами почему-то встал отталкивающий образ этого красавца с тонкими усиками и холёными пальцами в белых перчатках. Он должен найти её — словно молния проснеслась мысль. Он не понимал почему, но сердце тревожно забилось. Он должен найти, должен спросить, должен взглянуть в глаза. Если она, спокойно глядя на него, скажет что притворялась, если солжёт, не краснея, тогда он уйдёт, чтобы больше никогда её не потревожить. Но сначала надо её найти. Куда могла отправиться его жена, пока ещё жена?

Грегор в раздумье присел на кровать. Воспоминания нахлынули на него. Он уезжает, оставляя Кею всего на два дня, а сердце уже разрывается, словно чувствуя. Он помнил, как зашёл в спальню и поцеловал её, и как потом вернулся, чтобы узнать, что её нет. Нет! Он тихо застонал, сжав губы. Ничего. Надо собраться и подумать, куда она могла скрыться. К дяде? Нет, он сразу отмёл этот вариант. С дядей Кея была не в очень хороших отношениях. Может быть, она сбежала таки с этим Саймоном? Грегор вспомнил тонкое холёное лицо и сжал пальцы, до крови впиваясь ногтями в ладони. Он всё равно ничего не может изменить. Нет, судя по лицу этого мистера Майерса, он тоже не знал где Кея, а ещё он был в бешенстве. Что-то произошло между ними, но наверное, он никогда не узнает, что. Грегор вздохнул. Мыслей, куда могла уйти жена, не было, вообще никаких. Может она оставила какую-то записку, или хотя бы неосторожно обронила?