От жалости до любви (СИ) - Ратникова Дарья Владимировна - Страница 24

— Да, Саймон? — Вместо ответа он подошёл к ней ближе, ещё ближе, а потом взял её руку в свои. Кее почему то было неприятно, она опустила голову, стараясь не глядеть на Сая.

— Милая, дорогая Кея! Прости меня. Я был слишком расстроен и нелюбезен в прошлую нашу встречу. Но теперь я исправился. Бумаги у меня. — Саймон отпустил её руку и достал бумаги. Кея узнала их с Грегором брачный договор, и сердце закололо. Что случилось? Откуда они у него?

— Откуда они у тебя? Ты украл их у Грегора? — Она заметила, как недобрая усмешка мелькнула на лице Саймона.

— Ну что ты! Он сам дал мне их, сказав, что ваш брак анулирован. Он решился на то, на что ты не смогла и сделал выбор за тебя. Тебе остаётся лишь подчиниться его выбору.

Кея замерла от этих слов. В горле пересохло, а в груди вдруг стало пусто, совсем. Она больше не сможет видеть Грегора. У неё теперь просто нет такого права. Ей вдруг стало так больно, словно она оказалась рыбой, выброшенной на сушу, умирающей без воды. Неужели она его так обидела? Неужели это всё из-за неё? Она стояла, глотая ртом холодный морозный воздух. Кажется Саймон что-то говорил. Она не слышала. Так ей и надо! Грегор ответил по праву на её предательство. Только вот она… Кея слишком поздно поняла, что жизнь без него будет бледна и лишена смысла. Жизнь без него…

Когда голос Саймона наконец-то дошёл до неё, она увидела, что он стоит прямо перед ней, сжимая в руке бумаги.

— Ну так ты едешь со мной? — В его голосе звучало нетерпение.

— Куда? — Тихо спросила Кея.

— Ты совсем меня не слушаешь. В свадебную канцелярию, куда же ещё. Ты подпишешь бумаги о разводе и мы поженимся. Ну поехали. Сейчас. Канцелярия ещё открыта.

— Я… Я не поеду. — Кее стало вдруг страшно. Словно ещё шаг и она оступится и полетит в пропасть. Сердце колотилось, в глазах темнело, а в голове птичкой билась одна мысль — она больше не увидит Грегора никогда. Это конец. Стоит ей подписать бумаги и Саймон сделает так, чо она больше никогда не увидит чудаковатого профессора, от мысли о котором почему-то заходилось сердце.

— Кея, дорогая, — Саймон волновался, пытаясь убедить. На лбу билась жилка. Кея смотрела на неё, как завороженная. — Я же люблю тебя. Мы же обо всём договорились. Поедем. Ну же!

— Мне надо побыть одной. Я хочу всё обдумать. — О, Творец! Она не может предать Саймона, но и не видеть мужа для неё выше сил!

— Зачем тебе обдумывать? — Саймон подошёл ближе, вплотную, потом схватил Кею за руку и притянул к себе. — Ты же любишь меня, а я тебя. Что ещё надо?

— Пусти! — Кея пыталась вырваться. Ей было неприятно прикосновение Сая.

— Ты же любишь меня, — Сай сжал её ещё сильнее. В его глазах плясало дикое пламя, и Кея испугалась.

— Пусти! Я буду кричать!

— Нет. Ты поедешь со мной и подпишешь этот развод, не будь я Саймоном Майерсом! — Сай смотрел на неё злобно, не отрываясь и немного ослабил руки, отвлёкшись. Кея ничего не соображала от страха, но, почувствовав слабинку, резко дёрнулась, потом вырвалась и побежала по тропинке, туда, к монастырю. Страх подгонял её. У ворот, ведущих на монастырский двор, она остановилась, задыхаясь, вытянув перед собой руки.

— Не подходи! Если подойдёшь, я закричу, — Сай теперь внушал ей ужас.

— Нужна ты мне больно! — Саймон остановился на приличном расстоянии от неё и, зло прищурившись, разглядывал её. — Но и ему ты даром не сдалась. Видишь, как легко он продал мне тебя.

И Саймон захохотал, как безумец:

— На, забери, свидетельство его любви, — он кинул ей брачный договор и свидетельство о свадьбе и бросился к ограде сада. Мгновенье — и он уже скрылся за оградой. Кея услышала стук копыт. Сай, наверное, нанял экипаж, чтобы забрать её.

Странно. Она стояла, словно в полусне. Звуки и запахи стали тише. Она видела, как медленно оседали на снег бумаги, брошенные рукой некогда любимого человека, как расплывались чернила от тающих снежинок. Всё равно. Пусть лежат. Она теперь ничья. Муж отрёкся от неё, а Саймон… Кею передёрнуло при мысли о нём. Она совсем не знала человека, в которого почти десять лет была слепо влюблена, с детства. Да и влюблённость ли это?

Кея услышала крик. Странный, словно нечеловеческий. В нём было столько ужаса и страха, что она невольно обернулась. И замерла. Перед ней стояли они. Азги. Ужасная змеиная голова венчала лошадиное тело, а странные, зелёные то ли руки, то ли щупальца, тянулись к ней. Всё, как рассказывал ей Грегор. Она закричала, отчаянно, чувствуя, как тьма сковывает мысли и чувства. Мир уплывал. Она пошатнулась, закрыла глаза и провалилась в забытье.

Грегор вернулся и первым делом бросился за письмо дяде. Он не окажется помочь, ведь Кее грозит опасность. Сейчас он напишет письмо, отправит, и… Останется только сидеть и ждать. Но он же не мог просто ждать! Лихорадочное нетерпение охватило его. Он кинулся собираться. Ему придётся отправиться к дяде самому и чем быстрее, тем лучше. Пока посыльный доедет, пока дядя напишет ответ, пока они договорятся о встрече… Нельзя терять ни минуты. Он вышел из библиотеки, приказав оседлать его спокойного, флегматичного мерина Арзама. Когда-то давно, только занявшись тайной драконьего языка, он назвал его Арзам — «снежинка» по драконьи.

У него сейчас было такое чувство, что все сорок лет, до встречи с Кеей он не жил, а просто, сжав зубы, тянул лямку. Нет, ему, конечно, нравились вечера за пыльными свитками в родной библиотеке, но только сейчас он понял, что они ушли безвозвратно. Никогда больше они не будут ему уже так интересны, без неё…

В коридоре он столкнулся с мадам Берс.

— Мистер Рихтер, — он обернулся. Домоправительница смотрела на него ласковым взглядом, подслеповато щурясь и теребила свой фартук, словно желая что-то сказать и никак не решаясь.

— Да, мадам Берс?

— Я знаю вас с детства, господин профессор, всю вашу жизнь. Скажите мне честно, что стряслось давеча? Служанки вот сплетничают и судачат, и одна сплетня хуже другой. Будто ваша жена бросила вас и сбежала с другим. Хотя, я думаю, эта милая девочка не могла так поступить. Хозяйка ещё слишком юна для пакостей такого рода.

Грегор внимательно посмотрел на домоправительницу. Вот рядом с ним всю жизнь находился человек, который неравнодушен к его судьбе, честная и добрая женщина, готовая за него в огонь и в воду, а он за своими записями совсем этого не замечал. Только удивлялся иной раз, откуда взялся на столе горячий чай. Ему вдруг стало противно на самого себя. Конечно, Кея не выдержала бы рядом с ним. Горячий пылкий и внимательный юноша — вот кто её судьба. Да пусть она выберет любого, лишь бы не Саймона! При мысли об этом мерзавце, его передёрнуло. Он однако поднял голову и заставил себя улыбнуться мадам Берс, а потом необычно добрым голосом ответил:

— Моя жена не виновата. Просто я, наверное, слишком стар для неё. Она не бросала меня, её украли.

— Украли? Помилуй Творец! — На лице мадам Берс отразился ужас. — И что же вы теперя будете делать?

— Искать её, — Грегор грустно улыбнулся.

— Помоги вам Творец! — Мадам Берс неловко, словно боясь оскорбить своего хозяина, обняла его, а потом, стирая слёзы, быстро поспешила прочь.

Кея очнулась от сильного удара. Было такое ощущение, будто всё тело тряхнули. Она застонала.

— Проклятье! — Произнёс мужской голос где-то рядом с ней.

— Тихо! Ты что, забыл? — Резко прервал его второй. Голоса стихли.

Где она находится? Что с ней? Кто это говорит? Кея попыталась открыть глаза и опять застонала. Голова болела, стоило только её повернуть. Затекла наверное. Когда пространство вокруг перестало кружиться, она разглядела, что находится в экипаже. А судя по тряске, которая, наверное и разбудила её, вкупе с ударом о крышу кареты на какой-то кочке, он едет по очень плохой дороге, и едет быстро. Кея подняла голову. Света почти не было. Она смогла только смутно разглядеть напротив две молчаливые фигуры. Когда глаза её привыкли к темноте, она вскрикнула снова, уже от ужаса. Прижав руки к груди, она постаралась отползти в самый дальний угол экипажа, подальше от них. Напротив неё сидели азги, двое. Страшная змеиная голова, руки-щупальца, а хвост свисал с сиденья вниз. Волна тошноты и страха захлестнула её. Кея поняла, что сейчас опять потеряет сознание. Нет. Падать в обморок было больше нельзя. Это всего лишь страх. Только её страх. Она вздохнула несколько раз и ущипнула себя за руку. Немного помогло. Тошнота отступила. Остался только страх. Но ведь существа напротив вели себя мирно, не пытались убить, или съесть. Чего же она боится?