Разыскивается миллионер без вредных привычек (СИ) - Шайлина Ирина - Страница 39

— У врача была?

— Была. Все, процесс запущен. Поздно делать детей. Зато, как я поняла, у меня не будет месячных. Словно климакс настал до тридцати. Прощайте, тампоны! Во всем надо искать плюсы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Танька вздохнула. Налила чаю и себе. Пила, смотрела куда-то в сторону, думала.

— Понятно. Только, позволь уточнить… как твоя детородная функция связана с чистотой головы?

— Напрямую, — мрачно отозвалась я.

Если Таня себе вбила что-то в голову, пиши пропало. Насильно покормила, сейчас насильно помоет. Она убежала из дома, стала что-то организовывать, по телефону даже звонила. А через полтора часа позвала меня на улицу.

— Куда?

— Я дядь Ваню попросила баню натопить.

Перед баней я не устояла. В ней было жарко натоплено, пахло березовыми вениками и дымом. Я залезла на лавку и позволила жару прогревать свое тело, чтобы полностью, до самых косточек. По спине, между лопатка и стекла, пощекотав кожу, капля пота.

— Ты в курсе, что лето настало?

— Не-а. Холодно же.

В голове закружилось, я сползла вниз и растянулась на лавке пластом. Танька зашумела пакетами — у неё и пиво с собой было, все предусмотрела.

— Сначала у тебя был скучный Стасик, — сказала она. — Потом овуляции. Я соскучилась по совместным пьянкам. Что у тебя с идеальным?

— Не хочу об этом говорить.

— Ну, хозяин барин.

Мы сидели и пили пиво. Лавка под попой горячая, воздух тоже, а пиво — холодное. Меня немного отпустило, не так чтобы, но дышать легче стало. Сначала мы молчали. Потом Танька вдруг сказала, что видела Лизку. Лизку мы терпеть не могли ещё со школы, её вообще все ненавидели. Кроме мальчиков. У Лизки грудь выросла раньше всех, ещё она была симпатичной… Что не мешало ей быть редкостный стервой. Она была милой, только если нужно что. А так жалила не жалеючи. Зато поступила в престижный вуз, отучилась на папины деньги. Удачно выскочила замуж. Родила ребёнка… В общем, ей я завидовала.

— И как она?

— Не поверишь! — заговорщически прошептала Танька. — Весит килограмм сто двадцать!

— Врешь!

— Зуб даю! На ней даже норковая жилетка не сходилась. Как представлю, сколько на такой размер ушло бедных зверушек…

Я представила толстую Лизку и настроение поднялось ещё на пару градусов. Мы вспомнили и обмыли косточки всем одноклассникам и прикончили по две бутылки пива. Затем с остервенением отходили друг друга вениками. Выходя из бани, я признала — страдать с чистой головой все же приятней.

— А это кто? — удивилась Танька, входя в комнату, раньше ей просто не до этого было.

Из угла на неё смотрел мой питомец вставать он ещё не мог, зато мог лежать на животе красиво поджав слабые ножки и вертеть головой в разные стороны.

— Это козёл. Просто очень маленький.

Танька повертела пальцем у виска. Потом немного посюсюкала с козликом, не удержавшись — все же, он был очень мил, как игрушка. Затем сказала мне, что я все ж, чокнутая. И ушла, чтобы не опоздать на последнюю маршрутку в город. Я вспомнила, что не спросила у неё, как дела с работой и Тотошкой и устыдилась — так погрузилась в свою депрессию, что и забыла, что другим людям тоже может быть плохо.

Ночью у меня поднялась температура. Может, не стоило так долго сидеть в жаркой бане? Я плыла, словно на волнах качалась. Наверное, температура была очень высокой, я это понимала, но перебороть слабость и дойти до аптечки никак не могла. Мерзла ужасно. Казалось, отбрось одеяло на минуту и тут же умру от адского холода. Свернулась калачиком и тряслась. Потом из холода бросало в жар, футболка липла к взмокшей спине. Наступило утро, легче мне не стало, на рассвете я уснула, когда проснулась никак не могла понять, который час. Утро все ещё, день, а может вечер настал? Слабость страшная, даже пальцем пошевелить и то великий труд.

— Вот и отлично, — шепнула я сама себе через пересохшее горло. — Значит буду лежать, пока кто-нибудь не вспомнит о том, что я существую, и не спасёт меня.

Снова уснула. Проснулась — легче не стало. Собственная слабость начала раздражать, но раздражение сил не прибавило. Послушалось шебуршение из угла. Повернула голову — позабытый мной козленок копошится, пытаясь встать на некрепкие ножки. Поймал мой взгляд, уставился в ответ своими круглыми, лиловыми глазами. Заблеял.

Ну вот. А про питомца то я забыла. Надо найти телефон. Позвонить. Хоть маме. Пусть сделают что нибудь… Да где же мой телефон? И злость одновременно — видимо, я и правда, ребёнок! Ничего сама не могу!

Детёныш снова закопошился. Нверное, совсем проголодался. Смог подняться на задние ножки. Попка и короткий хвостик наверх торчат, а передние согнуты в коленках и никак дальше. Я дыхание затаила. Козлик раскачивался, даже хвостик от напряжения подергивался. А потом… выпрямил одну переднюю ножку. Затем вторую. Стоит, в стороны покачивается. Шажок сделал. Такие шаги его братья делали уже полчаса, после родов, а мой… сколько дней прошло? Даже не знаю.

Потом ещё шажок. Добрел до дивана, до моего лица, и снова голос подал — Эй, чего лежишь? Я же голодный! Потянулся, прихватил ртом уголок моей подушки и принялся сосать. А я вдруг поняла, что плачу. Господи, он смог! А ещё у моего козла жажды жизни куда больше, чем во мне.

Отличная мотивация — достижения личного козла! Я приложила все силы и села на постели. Опустила ноги на холодный пол. Встала. Комната смазалась, поплыла перед глазами, но я заставила её стоять на месте буквально усилием воли. И, как козленок, шаг за шагом, на кухню. Достать бутылочку. Подогреть воду. Развести смесь. Сколько всего от меня требуется! Обернулась, а козленок рядом стоит, за мной пришёл.

Сегодня он пил молоко жадно, давясь и захлебываясь, буквально вибрируя всем телом от голода. Выпил всю бутылочку и по-моему был не против добавки.

— Подожди, — попросила я его. — Вот только оживу немножко.

Померила температуру — её нет. Слабость только. Ограничилась болеутоляющим, чтобы унять шум в голове, и горячим чаем. Покормила ещё раз козленка и снова легла спать. А вечером занялась сводом правил.



— Я знаю, каков характер у козлов, — втолковывала я мелкому. — Не сахар. Иначе вами бы не называли мужиков. Поэтому воспитывать тебя буду строго. Поел, а потом будь добр, какай на улице!

Козленок смотрел на меня внимательно. Проследил за моим взглядом, когда я указала на дверь. А так, как мы только закончили очередное кормление, то решила продемонстрировать наглядно. Подхватила на руки, и, пошатываясь от усталости вышла на улицу. Поставила на лужайку перед домом.

— Место, для какать, — объяснила я ему. — Я семерых собак заставляю какать по утрам, пять, а иногда и шесть дней в неделю! Уж с козлом как-нибудь справлюсь. Имей в виду, пока не закончишь, домой не пойдём.

Козленок стоял и растерянно смотрел на траву. Он на траву, я на него. Ходить тут он явно опасался, успел привыкнуть к гладкому полу. Я устала стоять и опустилась на ступеньку. Мой питомец явно не понимал, что от него требуется, а мне надоело убирать за ним какахи. Делать мне все равно было нечего и я решила ждать до победного.

Вечер был прохладным, даже обидно, учитывая такой жаркий май. Я с тоской думала о том, что завтра снова вставать очень рано и преодолевая слабость идти к семерым своим собакам. Не хочу. Но… надо. Я же не ребёнок, я должна отвечать за свои поступки и доводить начатые дела до конца. Козленок, наконец, покакал. Наверное, ничего он про улицу не понял, просто время подошло. Ничего, главное же, начать.

— Козёл! — позвала я. — Пойдём домой! Давай, топай, не хлопай ресницами. Я же знаю, что ты умеешь!

Козлик поднял голову, до этого траву созерцал и обиженно на меня посмотрел. Где-то в стороне хрустнула ветка, внимания я не обратила, это деревня, здесь вечно что-то хрустит.

— Ты была права, — раздался голос, я даже вздрогнула от неожиданности. Посмотрела, Егор стоит. Такой весь красивый… джемпер стильный, наверняка пахнет не менее стильной туалетной водой, ботинки уж точно чище, чем моя голова вчера была. Господи, слава богу меня Таня в баню вытащила! А Егор продолжил: — По-моему, быть козлом, по имени Козёл очень обидно.