Разыскивается миллионер без вредных привычек (СИ) - Шайлина Ирина - Страница 50

— Ты не грусти, — сказала. — У меня номер твой есть. Я позвоню. На футбол сходим, у нас в деревне пацаны играют. Я думала, сегодня пойдём, да не срослось вот… И не обижайся, ладно?

И ушла. Никита пересёк дом, выбежал на папин балкон, чтобы посмотреть, как она уходит. Вдруг останется? Вдруг папа её уговорит? Но у папы не получалось. Он выбежал за ней в трусах и босиком. Мама в дверях стояла и смотрела, Никита даже рассердился на неё немножко — все же из-за неё! Нет, он маму любит. Но почему не позвонила?

— Да ты мне слова сказать не даёшь! — орал папа и хватал Настю за руки. Никита увидел, что сосед, который гордился своим газоном, открыл окно и слушал, и рассердился на него тоже. — Да послушай ты! Пожалуйста!

Вот «пожалуйста» — это хорошее слово. Никита даже взмолился про себя — ну послушай ты его, пожалуйста! Папа же хороший. Только орёт громко, когда сердится. Но если быть справедливым, то сердится он совсем не часто.

Но Настя слушать не стала. Ушла. Папа стоял в трусах на дороге и смотрел, как она уходит. А Никита вернулся к себе в комнату, заперся на ключ, чего никогда не делал, и занялся тем, что считал неподобаемым для мальчишки восьми лет — разревелся.



Она просто взяла и ушла. Утопала. Я бегом вернулся домой, схватил ключи от машины и обулся в кроссовки. Так и поехал — в трусах и кроссовках. Сначала в деревню. По дороге не встретил, но, может, её подвезли? Дом стоял пустым. Заперт, но финта «меня нет дома» уже не провернуть — окно разбито и прикрыто лишь куском фанеры. Фанеру я отодрал и залез внутрь. Насти там точно не было. Поехал на остановку, костеря себя, на чем свет стоит — надо было сначала туда. На остановке три бабушки с авоськами. На меня смотрели подозрительно, на вопросы отвечать не хотели.

Я понял, что не знаю даже её адреса. Да что там адреса — фамилии! Господи, я занимался сексом с совершенно незнакомой девушкой! Даже в няни её собственному ребёнку нанял! Но пугало меня не это, а осознание факта, что я не знаю, где её искать. Зачем мне искать её, я не очень понимал, но было очень нужно.

— Никитка заперся и не открывает, — сообщила мне Лика, — а нам уезжать нужно. Почему вообще у ребёнка дверь запирается?

— От таких вот мамаш, — злобно ответил я, снимая кроссовки. — Что за концерт ты устроила?

Лика скрестила руки на груди. Жест до боли знаком. Что бы я сейчас ни сказал, буду неправ. Она не хочет меня слушать, она «спряталась». Я с чувством выругался, Лика поморщилась. Однако в кухню за мной следом прошла. От кофе отказалась, налила стакан воды, села. Наверное, у них там, в Африке, нормальная вода дефицит. Ничего, пусть шикует теперь за мой счёт. Я понял, что все ещё дико зол.

— Нужно сломать дверь, — снова принялась она за свое. — Я волнуюсь.

— Я тебе шею сломаю, — обещал я. — Ты бы волновалась, когда истерику устраивала, сейчас уже поздновато. Не трогай моего сына, пусть успокоится.

— Он и мой сын!

Я махнул рукой — спорить не было ни сил, ни желания. Тем более и не поспоришь — Лика родила моего сына. Растила первые годы. И любит. Но надо признать — она такая. Это меня мучило раньше, но давно уже перестало. Люди не меняются, Лика тому яркое подтверждение. Мы с ней больше десяти лет знакомы — не изменилась ни капельки. Впрочем, я тоже. Допив кофе, я поднялся к сыну. Лика за мной, как привязанная. Вообще, мы расстались без скандалов, битья посуды и драк. Я все еще питал к ней толику симпатии и дружеских чувств. Но сейчас она дико бесила. Тогда, когда шесть лет назад она мне сообщила, что ничего у нас не получится, что со мной она просто разменивает свою жизнь на быт, что так не сможет, сломается, сдохнет, я ничего не сделал. Дверь открыл и сказал — вали. А вот сейчас был близок к членовредительству. Лика, похоже, чувствовала это — держалась на почтительном расстоянии.

— Никита! — крикнула она. — Открой дверь, слышишь маму?

Из детской тишина. Слышно, как часы тикают. Может, он плачет там? У меня даже сердце сжалось тревожно — дети не должны плакать. Если только из-за сломанной игрушки или сбитой коленки. Но не из-за того, что глупые родители превращают жизнь в дурдом.

— Отойди, — велел я. И сам постучал. — Никита, я к тебе лезть не буду. Ты только скажи, что с тобой все хорошо, и я уйду.

— Всё хорошо, — раздалось после недолгого молчания.

Я развёл руками и подтолкнул Лику к лестнице. Я своего сына знаю. Если не дать покоя, он из упрямства до вечера просидит. А так успокоится, заскучает, подумает, как следует, и спустится. Правда, до каких он выводов додумается, я представить боялся. И ещё — он видел меня в Настиной постели! Надо погуглить про детские психологические травмы и их последствия. Наверное, увиденное было для ребёнка шоком. Мне снова стыдно стало — я никудышный папаша. И мать из Лики так себе. Одна у нас была нормальная — чокнутая Настька. И та ушла. Мне снова захотелось материться.

На кухне Лика спрятала лицо в ладони и расплакалась. Мне не было её жаль, хотя я не выносил женских слез. Она раздражала. Я был слишком зол. В конце концов, не выдержал, все же воспитывали меня как следует. Шагнул к ней, прижал к своей груди её макушку. Волосы у Лики были каштановыми, но сейчас выцвели от яркого солнца почти в рыжину. Футболка, которую я успел надеть, ощутимо повлажнела от слез.

Лика вдруг отстранилась от меня. Посмотрела в глаза. Она была высокой, моя жена, но все же ниже меня ростом. И глаза у неё карие, такие же, как у нас с Никитой. А я как-то… привык уже к голубоглазым. А она на цыпочки потянулась вдруг и прижалась своими губами к моим, ладонями под футболку мне залезла. Сказать, что я охренел — ничего не сказать. Замер ошеломленно. Лика решила, что я поощряю, дальше двинулась. Наконец, я в себя пришёл, отшатнулся, отрывая её руки.

— Ты что? Совсем с ума сошла? Давай без рук!

Когда-то я все, что есть, отдал бы, чтобы она осталась и в моей жизни, и в моей постели. Терять её было горько. Но она сама решила, сама ушла. Столько лет прошло. Переболело, перегорело. Мы уже давно без неё научились жить.

— Я просто испугалась, — начала Лика шёпотом. — Ты так бесишься из-за этой девочки… Никитка на меня зол. Я вдруг поняла, что я вам чужая, понимаешь, Егор? Совсем чужая!

— Так и в прошлом году было, — спокойно ответил я. — И в позапрошлом, если ты не заметила. Ты поздно спохватилась.

— Нет, — возразила Лика, — иначе было. Я словно домой приезжала. А теперь появилась эта собачья няня, и все поменялось.

Я пожал плечами — переубеждать никакого желания. Надо отвлечь руки, может, и мозг отвлечется. Я взял со стола планшет, полез на сайт с рецептами. Оладушки из готовой смеси мне явно не удавались.

— Ты что делаешь?

— Оладушки.

И полез в холодильник. В магазин мы ходили вместе с Настей, поэтому там было все, что необходимо для жизни нормальным людям. В том числе и все ингредиенты для оладушек. Вскоре запахло ванилью, а оладьи, самые настоящие, золотистые, и не думали прилипать к сковородке.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Я тебя не узнаю.

— А я тебя. С каких пор тебя стали волновать женщины в моей постели?

Лика вспыхнула. Поднялась со стула, который отъехал с жалобным скрипом. Подошла к окну.

— Спи, с кем хочешь.

— Спасибо.

— Только не с нянями моего сына. Не в его присутствии.

Во мне вскипела ярость. Но, как ни странно, я держал её в узде. Перевернул свои оладушки, словно равномерная их золотистость была делом всей моей жизни. Потом отложил лопаточку, от греха, и повернулся.

— Как ты думаешь, — как можно мягче спросил я, — если бы ты продолжала жить со мной, мы не занимались бы сексом? Или ты думаешь, что все супружеские пары делают это, лишь отъехав от своего жилья на пару километров? Или считаешь, что мы на глазах у ребёнка трахались?