Разыскивается миллионер без вредных привычек (СИ) - Шайлина Ирина - Страница 61

— Я готова, — напомнила Саша.

В её руках огромный рюкзак, полный девчачьей дребедени. Я обулся, завернул Сашку в свою кожанку — она помещалась в неё целиком, и понёс к соседям. Там кутерьма. Тотошка, который теперь требует, чтобы его называли Антоном, уже в школу пошёл. Таня мечтает о лете, каникулах, и чтобы Машку с Тотошкой к бабушкам хоть на неделю.

— Через часик заберу! — крикнул я, не надеясь, что был услышанным.

Никиткаещё в школе — уроков у него теперь тьма тьмущая. Я поднялся наверх, к Насте. Сидит, и книгу читает. На меня не смотрит. Точно, обиделась. Хотя я и не сказал ничего такого, просто удивился. Сильно, нужно признать.

— Настя, — мягко напомнил о своём присутствии. — Но ты же говорила, что бесплодна.

— Я и сама так считала. Ты знаешь, я обследовалась несколько раз. Я же не виновата, что одна из моих чокнутых яйцеклеток решила вдруг проснуться!

И всхлипнула. Терпеть не могу, когда она плачет. Я сразу теряюсь.

— Ну, хватит плакать, — и прижал её к себе. Она с удовольствием уткнулась в свитер лицом.

— И что будем делать?

— Как что? — удивился я. — Рожать. И надеяться, что больше твоя чокнутая матка нас удивлять не будет. И давай уже мириться, нужно погоду улучшать.

Мирились мы долго и со вкусом: Сашка у соседей, Никитка в школе — спешить некуда. Потом лежали и говорили, никуда не торопясь, если уж я забил и на работу не пошёл. Я начальство, можно иногда.

— Ты кого хочешь, мальчика или девочку?

— Какая разница? — моя Настька явно помудрела с возрастом. — И сын, и дочка у нас есть. Кто родится, того и будем любить.

Я встал, потянулся с хрустом, отдернул шторы, впуская солнечный свет. Улыбнулся удовлетворенно — всегда работает. Нужно просто помириться и заняться охрененным сексом. Настя подобреет — и солнце покажется. Проверено годами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда Саше стукнуло полтора, и она везде стала активно лазить, папа соорудил в саду беседку-«загон». Ну как соорудил — заплатил, а люди приехали и сделали. Штука была милая и удобная. Можно находиться в саду, а мелкую туда сажать, ей там нравилось — и места много, и тенечек, и безопасно.

Когда Сашка перестала пользоваться беседкой в силу того, что научилась перелазить через ограждение, её облюбовал я. Деревья, которые мы с папой в детстве сажали, уже выросли и загораживали со всех сторон — меня даже из дома не видно. Потом родился Мишка, и беседку я уступил — так себе удовольствие отдыхать в компании с годовалым ребёнком. Саше нравится с ним нянчиться, так и на здоровье. Нет, меня Мишка умилял и смешил. Только если не возиться с ним целыми днями. Но, справедливости ради, меня младшими не очень и напрягали. А если просили, то я помогал. А теперь и Мишка перелезать научился — беседка снова моя. Я даже гамак приделал, и вай-фай из дома дотягивается. Идеально.

По выложенной плиткой дорожке зашлепали босые ноги. Точно не Сашка, та уже большая фифа, и деловая вся. Школьница. От школы её прям перло, что меня смешило — посмотрю я на неё лет через пять. Ко мне пришёл Мишка. Вцепился в ограждение ручками, посмотрел внимательно. Мама добилась-таки своего и отксерокопировала папу: Мишка — его копия. Ну и моя, если быть честным.

Мне никто не говорил называть Настю мамой. Просто, когда Сашка начала говорить, я понял, что она повторяет за мной и зовет маму Настей. А это как бы не есть хорошо. Я решил подать пример. А потом привык…

— Мама, — глубокомысленно сказал Мишка. — Там.

Очередной мой младший только учился говорить, и репертуар у него был так себе. Зато Мишка всех умилял. Иногда ко мне заходила Вероника с ребятами, и лепетанье Мишки её смешило. А мне нравилось, когда она смеётся. Поэтому Мишка, которому ещё трех не стукнуло, моё тайное оружие. Я его ценю и берегу.

— Мама позвала? — догадался я.

Мишка обрадованно кивнул. С некоторых пор он начал догадываться, что его речь взрослые отчего-то понимают плохо, и искренне радовался, когда мог донести свою мысль. Я подхватил мелкого на руки, чтобы не оставлять одного в саду, и пошёл домой.

Мама возилась в кухне. Папа все же настоял на кухарке, мотивируя тем, что жена ему нужна весёлой, а не замученной, но мама отвоевала себе право готовить в выходные. И страшно этим гордилась, хотя по мне — так себе достижение, я бы в жизни к плите не подошёл.

— Что у тебя там?

— Джем клубничный, — ответила мама и сдула прядь волос с лица. — Танька новый рецепт дала. Я, конечно, не понимаю, зачем он мне сдался, но не позволю Таньке хвастать, что у неё есть домашний джем, а у меня нет. Надо до восьми закончить, мы с папой же уезжаем. Мелких Танька заберёт, ты, если хочешь, тоже к ней иди.

— Ага, — кивнул я. Выловил ложкой одну ягоду покрасивее, подул и отправил в рот. Горячо, но вкусно. — А меня чего звала?

— Чуть не забыла с этим джемом… Там ребята к тебе пришли, стоят на крыльце и не заходят.

Моё сердце подпрыгнуло и пустилось вскачь — там наверняка Вероника. Я — тоже вскачь — пустился по прихожей, правда, перед дверями остановился и дыхание выровнял. Не ошибся — Ника была здесь.

— Мы в город собрались, — сказал, поздоровавшись Савва. Он теперь чуть не под два метра вымахал, поэтому я рад, что в первый и в последний раз мы подрались во втором классе, спасибо маме. — Ты с нами?

— Нет, — с сожалением ответил я. — Предки сегодня уезжают, мне нужно дома быть. И втихаря не свалить — теть Таня будет бдить.

— Жаль, — протянул он. — Ну, может, потом.

— Я тоже не хочу, — вдруг удивила Вероника. — Вы езжайте.

Ребята ушли, громко переговариваясь на ходу и смеясь. Я стоял рядом с Вероникой и не знал, как вести себя — первый раз вдвоём.

— Может, пить хочешь? — осенило меня. — Жарко же?

Вероника улыбнулась и вошла за мной в дом. Я подхватил в холодильнике две банки пепси — заначка, которую я прятал за овощами — мама не очень жаловала газированные напитки. Она поймала меня с банками и втихаря показала кулак. Я повернулся и умоляюще сложил ладони — только вот не отчитывай при Веронике, пожалуйста! Такого позора я точно не переживу. Мама подмигнула и обратно в кухню ушла.

— Пошли в беседку, — позвал я. — Тут где-то Мишка ходит. Начнёт просить пепси, я дам, и мама меня убьёт.

Вероника прыснула со смеху, видимо, я смешной. Интересно, это хорошо или плохо? Главное, не уходит. Мы прошли в беседку. Я заклинил дверь веранды плетеным стулом. Конечно, Мишка — моё тайное оружие, но сейчас лучше бы без него.

— У тебя клёвые родители, — сказала Вероника. — Мне так нравится к вам приходить. Как-то у вас по-другому, не как у всех. Вроде спорят они у тебя, а видно, что не всерьёз. Мои если цапаются, так надолго…. Теть Настя вообще мировая. А фотки с раскопок в Индии, которые ты в прошлом году постил… Это же мечта, Никит.

Мне как-то странно было, что маму теть Настей называют — молодая же совсем. Я её даже в самом детстве тётей не называл, всегда девчонкой казалась. А потом резко мамой стала. Мы сели на лавки, закиданные подушками — в моей берлоге очень уютно. На соседней подушке спал кот, я тревожить его не стал. Он тоже тут прячется. Главное, что не козёл. Тот так и продолжал наведаться к нам два-три раза в месяц. Мог и в дом прорваться, к сахарнице. Я конечно, к Сахарку привязан, но все поражался — как теть Лена его столько лет терпит? И только недавно узнал, что папа за терпение ей приплачивает все эти годы. А мама до сих пор не знает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я достал планшет — фоток с раскопок у меня дохрена, каждое лето езжу на месяц, пусть смотрит — не жалко. Она смотрела, иногда спрашивала, я отвечал и любовался ею. Вероника, она вроде как все другие девчонки, но, одновременно, другая. Коса у неё толстенная. А расплетает — ниже попы. И попа тоже… я сглотнул. Ресницы густые, темно русые. Глаза серые в крапинку. Спокойные и рассудительные. От Ники никогда не пахло сигаретами, а большая часть девчонок дымили за школой. Ника — особенная. На правой щеке родинка, я смотрел на неё и взгляд отвести не мог.