Улунь - Покровский Сергей Викторович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/7
• Следующая

Когда он взбежал на макушку бугра, он увидел, как это толстое серое существо прыгало вниз по пологому скату. Оно спешило добраться до зарослей высокой травы. Мальчик изо всех сил пустился в погоню и вдруг заметил среди кочек целых пять шершавых пуховых улуней, притаившихся неподвижно среди багульника и карликовой березки. Подбежав к ним вплотную, он замахнулся на одного своим хореем, но удар пришелся в землю, потому что совята разом все запрыгали в разные стороны. Они разбегались так быстро, как нельзя было и ожидать от неуклюжих на вид шершавых созданий.

Мальчик крикнул товарищей. Началась ловля птенцов. Птенцы увертывались и защищались отчаянно, пуская в ход свои железные клювы и острые кривые когти.

И таково волшебное свойство кочковатой тундры: только два из них попали в наброшенные на них крепкие петли, остальные как будто провалились сквозь землю. Даже опытные и зоркие глаза самоедов не могли отыскать их.

Зато попавшихся в плен ждала короткая расправа. Отец и мать были далеко. Защиты не было. Мальчики крепко затянули петли на их пушистых шеях и привязали к задкам своих нарт. У высокого, темного чума старая самоедка ощипала их, опалила остатки перьев, выпотрошила и бросила в кипящий котел. Самоеды считают за лакомство вкусное мясо молодых улунят.

XIV

Близилась осень. Мороз по ночам уже леденил землю и воду. Долгий летний день кончился, и после заката солнца золотая заря тихо ходила по небу, погасала на севере и вновь разгоралась под утро. С каждым днем ближе надвигалась осень. Чаще и чаще наползал с моря серый туман, моросил дождик, а небо скрывалось за темным пологом туч.

В сентябре выпал первый мохнатый снег и сейчас же растаял; но по тундре от края до края пронеслось морозное дыхание близкой зимы.

В тундре все зашевелилось. Несчетные певчие стаи заспешили воздушными дорогами к далекому теплому югу.

Разноперые племена водоплавающих птиц по воздуху, по воде и даже по суше потянулись туда же. С громкими кликами, похожими на медные трубы, поднялись с озера белые лебеди. Легко и свободно понесли их могучие крылья прочь от наступающего царства зимы. Сокола, сарычи, поморники также начали исчезать вслед за стаями улетающей добычи. Разжиревшие за осень пеструшки вдруг сделались вялыми и сонными и глубоко забились в свои торфяные норы.

Только одни куропатки еще не уходили. Всюду по кочкам, как золотые слитки, желтели спелые плоды морошки, вся земля усеяна была ягодами и семенами, и куропаткам не хотелось покидать это приволье. Их оперение приняло зимнюю белую окраску. Теплый белый пух густо покрывал их тело, а крепкие когти на ногах отросли и стали похожи на маленькие роговые совочки. Когда глубокий снег заметет и бугры и низины, когда ягоды и семена будут скрыты под толстыми сугробами, навеянными всюду метелью, эти когти сослужат своим хозяйкам немалую и верную службу. Они проложат глубокие норы сверху до самой земли, туда, где притаились и мох, и трава, и зубчатые листочки березы, и несметные сокровища семян и плодов.

Здесь куропатки найдут и тепло, и защиту от леденящего ветра, и питательную обильную пищу, и надежную крепость ото всех своих врагов.

Каждая куропатка-мать наплодила около двух дюжин молодых птенцов, которых нужно было еще хорошенько откормить и вырастить крепкими и сильными.

Пока можно было легко ловить куропаток, совы были сыты. Выросшие, окрепшие птенцы теперь сами стали большими птицами, и только тонкие серые полоски поперек белого платья отличали их от взрослых улуней. Не хуже взрослых они могли схватить спрятавшуюся в кустах куропатку; не хуже взрослых умели вцепиться в мягкую спину беляка-зайца и, словно большие, выучились сидеть спокойно и тихо на голых вершинах бугров, поджидая добычу.

Но вот промелькнула короткая осень, и пришла сама седая морозная зима. Закрутилась в воздухе холодными белыми хлопьями, зашумела метелями, завыла лютым северным ветром, и от ее колдовства сразу изменилась тундра.

К торфяным буграм и песчанистым сопкам привалились глубокие снеговые сугробы. Теперь в тундре стало еще тише, чем раньше. Искоса из-за раздвинувшихся туч поглядывало с бледного осеннего неба оробевшее солнце. По-прежнему на круглых буграх сидели улуни, почти невидимые теперь на белизне снегов. Но напрасно поворачивали они туда и сюда свои головы. Все живое словно исчезло кругом, насколько видел глаз, и ничто не намекало на присутствие жизни в тундре. Все, казалось, вымерло в этой белой пустыне, молчаливой и тихой, как могила.

Однако это было не так. Жизнь еще таилась везде, но стала как бы невидимой и неслышной. Незаметно перелетали по снегу белые куропатки и, севши, тотчас закапывались глубоко в снег, поближе к земле и морошке. Как туманные тени мелькали на снегу зайцы-беляки. Порой они также закапывались в снег, под которым было и теплее и спокойнее. Незаметно подстерегали их побелевшие на зиму песцы. Белые улуни на белых бесшумных крыльях неожиданно настигали их. Порой белый и тонкий горностай тихо крался к норе куропатки, чтобы там окрасить чистый снег горячею кровью своей жертвы.

Кое-где замечались следы нарт и вереницы раздвоенных оленьих следов. Запоздалые самоеды торопились на юг, пробирались из тундры к лесам.

Как прежде над норами пеструшек, так теперь перед снеговыми берлогами куропаток и зайцев сторожили недвижные улуни.

Но с каждым днем труднее доставалась им добыча. Дни все делались короче и быстро сменялись слепою морозною ночью.

Беляки светлое время дня проводили в логовах, предоставляя метелям заносить себя сколько угодно. Только по ночам появлялись они из-под снега и незаметно пробирались в кустарники, где глодали сучья и почки ив.

Но хуже всего было то, что и куропатки, и зайцы, пользуясь ночной темнотой, ускользали куда-то, направляясь на юг к лесной стороне, которая сулила им более надежную защиту и более обильный корм.

Улуни начали голодать. Теперь чаще молено было видеть их медленный полет над тундрой, которая стала такой суровой, негостеприимной.

XV

Была морозная звездная полночь. Ветер утих, и снега спокойно спали на равнине холодной полярной земли. Молодой месяц узким серпом серебрился в темной глубине неба.

На холме улуней было тихо, но внимательный глаз мог бы открыть здесь несколько белесых округлых фигур, тесно сомкнувшихся вместе. Это были дети белой Большой совы, собравшиеся перед отлетом.

Вдруг все встрепенулись и прислушались. Где-то близко во мгле послышалось торопливое хлопанье крыльев, и чуткие уши улуней различили тяжелый полет кочующих куропаток.

Большая сова расправила крылья. Она также полетит туда, куда улетают эти птицы.

Она взмахнула крыльями и понеслась вперед, а за ней потянулась вся стая ее птенцов. Мохнатый белый супруг ее замыкал вереницу летящих к югу птиц.

А сзади на полночной стороне неба заиграли разноцветные сполохи северного сияния, похожего на исполинскую арку, сложенную из мерцающих снопов таинственного света.

Улуни покидали надолго свою суровую родину. Они не могли больше прокормиться в опустевшей тундре и так лее, как и самоеды с оленями, искали лучших зимовий. Долгие дни проведут они на чужбине на белых полянах среди лесов. Целую зиму будут кочевать из одной речной долины в другую. Будут промышлять себе пернатую и четвероногую добычу не только ночью, как это делают другие совы, но и в утренние светлые часы. В лесных дебрях будут ссориться с филином, вторгаясь в его владения, и он скоро узнает силу их острых когтей. И с первым дыханием весны, когда заиграют горячие лучи на сосульках и закапают с них первые светлые весенние слезы, они тронутся в обратный путь к своим летним владениям у подножия песчанистых сопок, к широким торфяным буграм и бесчисленным мохнатым кочкам.

(1) Большие лужи и озерки.

(2) Особый вид больших куликов с красными клювами, глазами и ногами.

(3) Припаем зовется на севере береговой лед, неподвижно примерзший к берегу; торосами - плавающие льдины, обыкновенно исковерканные, изломанные ударами волн, смерзшиеся из многих кусков и обломков, набросанных друг на друга.

• Предыдущая
• 6/7
• Следующая