Марья-царевна из Детской Областной (СИ) - Баштовая Ксения Николаевна - Страница 13

В сказках типа "Огонь, вода и медные трубы" всяческих там Марфушенек наоборот уговаривали: "Пойди за меня замуж! Возьми вот эти драгоценности!". Золото — бриллианты Орловой пока не предлагали, это понятно, но с другой стороны, если она действительно невеста Кощея, то получается имеет полное право надеть новый сарафан!

Главное, чтоб предыдущая хозяйка этих одеяний стригущим лишаем не болела. А то как-то неудобно получится…

Хотя, с другой стороны, платья на вещи из секонд-хэнда не походили. Если их кто и надевал, так пару раз всего, не больше.

По крайней мере, Маша пыталась себя в этом убедить.

После короткого взгляда на заляпанную молоком юбку это оказалось не так уж и трудно…

Одежду пленница подобрала себе попроще — без золотого шитья и россыпи драгоценных камней.

Рубашка с минимумом вышивки. Обычный синий сарафан на лямках… Может и стоило выбрать что-нибудь побогаче — невеста Кощеева, в конце концов! — но Маша на это не решилась. Плетенный пояс, подходящий по цвету к сарафану, оказался настолько длинным, что его пришлось обернуть вокруг талии несколько раз. Красивым бантиком его, правда, завязать не удалось, так что Орлова обошлась простым узлом.

Стоило его завязать, как рядом с окошком тут же материализовался Васенька. Маша даже, честно говоря, заподозрила, что коловертыш за ней наблюдал, прикидываясь невидимкой, но решила для собственного спокойствия не выяснять, так ли это. Пожалуй, это один из тез случаев, когда меньше знаешь — крепче спишь.

И опять же, если предположить, что зеленый человечек действительно все это время находился здесь, получается, что в случае опасности он сможет прийти на помощь! Сам коловертыш конечно мелкий, такой, что его и плевком перешибешь, но с другой стороны, любая помощь лучше, чем ее отсутствие.

— Ой, царевна, — всплеснуло руками-лапками существо, — ты хоть на человека теперь похожа! А то подол бесстыдный был… Открой только тайну, а то мне все неймется… Косу-то тебе за что отрезали? Али сблудила где?

— Что?! — поперхнулась Маша.

Да она даже не влюблялась никогда толком!

— Да ты не забижайся! Я и не скажу-то никому, я же твой коловертыш! Блуд на стороне был, да? Дегтем ворота сильно измазали?

— Сильно я тебе сейчас сумкой по голове дам! — мрачно пообещала Маща. — И скажу, что так и было! И любой патологоанатом мне на слово поверит! Куда и как бить, я знаю.

Тут Орлова, конечно, преувеличивала, но не слишком.

Правда, с другой стороны, тут вставал вопрос. Если короткая прическа реально намекает на, мягко говоря, не совсем пристойное поведение, становится понятно, почему тот одноглазый Машу чуть ли не распутной девкой обзывал. А Кощей местный, наверное, попросту не заметил, что вместо ихней сказочной косы у Маши простое каре.

И тут можно было бы на все это махнуть рукой, но с другой стороны — Маше сейчас надо как-то разобраться с лечением одноглазого от ларингита, кормежкой кота, оставленного дома, и звонком родителям по Скайпу. А в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Вряд ли будущий супруг — независимо от того, станет он таковым или нет — будет слушать человека, к которому нельзя проявить ни малейшего уважения.

А это значило, что с прежде чем пытаться выйти в свет и отыскать первого пациента и будущего супруга, стоило как-то разобраться с собственной шевелюрой. Точнее — с ее отсутствием.

Кощей, как обычно, проснулся на рассвете, с третьим криком петуха. Часы на башне привычно показывали первый час дня — летом ночь коротка, на семнадцать часов дня всего семь часов ночи приходится. Впрочем, скоро день на зиму поворотит, Ниян силу набирать начнет: сперва будет шестнадцать часов дня и восемь ночи, потом пятнадцать — и девять… Ночь продолжит расти, и к ревуну — месяцу, под новый год, ночные и дневные часы и вовсе сравняются.

За четыре часа, прошедшие с рассвета молодой царь успел позавтракать, посетить Ночной храм: волхв-полуверец третий день говорил, что белый конь неспокоен — и сейчас, на шестом часу дня, занимался докладами и челобитными…

Зайти на капище, пожалуй, стоило еще и вечером. Вещие звери редко ошибаются — это люди, будь навьи или явьи, не важно, не всегда могут их понять…

— Сегодня у нас пять челобитных, мой царь, — привычно заговорил Змей.

Советник, как всегда, был свеж и полон сил. Кощей бросил на него злой взгляд: еще бы, к Огненному небось, никакая зазовка не придет, Змей сам кого угодно иссушит.

— Первая — от Хранителя…

— Его давай последним, все равно выезжать придется. Следующий кто?

— Бьет тебе челом люд крестьянский из деревни Гадюкино…

— Что там у них? — мрачно поинтересовался царь.

— Деревню Гадюкино смыло… — флегматично сообщил Огненный Змей.

Кощей поднял на него удивленный взор:

— В смысле?

— Третий месяц дожди, тучи над деревней не расходятся.

— И что?! Ветренника или закликуна по всей деревне найти не могут?

Змей пробежал взглядом строчки: ровные, красиво выписанные:

— Говорят, кузутик у них на околице поселился. Раньше у Светлояр-озера, по его словам, жил. Как вода там неспокойна стала, в Гадюкино перебрался.

— И что?! Целая деревня не может справиться с одним несчастным кузутиком? Может, мне еще поехать, низовок у них погонять? Или от Коровьей Смерти тын поправить?!

— Про тын, они, кстати, тоже упоминали, — в голосе Змея проскользнули ироничные нотки. — Правда, Коровья Смерть, говорят, к ним редко заходит, а вот сестры-Лихоманки чуть потемнеет, так к этому кромешнику в гости и идут. Все в кости играют. А как саван очередной продуют, так под окнами скребутся, копеечку лишнюю выпрашивают, детям спать не дают…

Кощей поднял на советника оторопелый взгляд: он так и не понял, говорит ли мужчина серьезно или шутит. А тот, похоже, не спешил объясняться.

Царь попытался зайти с другой стороны:

— Почему мне челобитную пишут?! Тиуны куда смотрят? Гадюкино — это какой уезд?

Змей вновь пробежал взглядом челобитную:

— Темноградский. Близ Колодарского озера.

Кощей бросил короткий взгляд на сидевшего у двери дьячка — писаря:

— Пиши. "Тиуну Темноградского уезда послать своих людей в Гадюкино. Опросить…" Как там этого кузутика зовут? — покосился он на Змея.

— Пишут: "Богшей его кличут. На краю деревни поселился. Попросил ночлега у вдовы из Черных Смертей да так у нее и прижился. Раньше справно работал, людям помогал, а последние месяца четыре горькую запил, а Гадюкино смывает теперь, к Нияновой матери"

— Про вдову эту ничего не пишут?

— Ружицей зовут, мой царь.

Кощей заломил бровь:

— Ружица? Это же не их имя. Там на "мир" обычно… — мужчина задумчиво потер подбородок. — Ратмира, Мирослава.

Советник только плечами пожал:

— Там про Лихоманок ведь писали. Может, она одна из них? А Черной Смертью по мужу стала?

Царь только рукой махнул:

— Ладно, пиши: "Опросить Богшу-кузутика, почто он буянит, деревне жизни не дает…"

Писарь — долговязый, с длинными руками, достающими до пола, торопливо зашуршал пером. Старался он, конечно, вовсю, но происходил из шиликунов — водяных, а потому на бумаге то и дело расплывались мокрые пятна.

— "…Вдове Ружице, — продолжал диктовать Кощей, — что из Черных Смертей предупреждение сделать, что дурных людей привечает, в кости в своем доме позволяет играть"… Целовальник в деревне есть? — это уже к Змею.

— Не могу сказать, мой царь, — мотнул головой мужчина.

Царь повернулся к писарю:

— Пометку сделай: проверить, есть ли целовальник, если нет, то кто брагой в Гадюкино торгует. Запретить продажу Богше — кузутику, пока не образумится…

Мужчина устало потер виски и повернулся к Змею:

— Следующая челобитная о чем?

Васенька, узнав, чем озабочена царевна, споро предложил решить проблему — повязать платок.