Корона Весны (СИ) - Бахтиярова Анна - Страница 61

— Я не знаю, почему эта девочка злится на меня, — заверил Трент, когда Мари, набравшись храбрости, спросила об их отношениях с Далилой. — Возможно, мать настроила её против нас, чтобы самой не выглядеть плохо. Ведь это она разрушила чужую семью. Я понимаю, отец рано или поздно бы женился. Но найди он новую жену во Дворце, остался бы со мной. Мать Далилы отлично понимала, какой выбор заставляет его сделать.

— Вы общаетесь? С отцом?

— Нет. Для нас он умер много лет назад. Потому сестры у меня тоже никогда не будет. Возможно, именно это и злит твою подругу. Но пойми, я не могу признать дочь несуществующего стихийника и женщины, отнявшей у меня последнего из родителей. Я не испытываю к ним ненависти. Просто, считаю, что их нет.

— Далила не в ответе за поступки взрослых, — попыталась Мари достучаться до сердца Трента.

— Да, за их грехи не в ответе. Только за себя. Я слышал, что о ней говорят здесь. И о недавней драке все знают. Это, по меньшей мере, неприлично.

— Неправда, — и, заикаясь от волнения, девушка попыталась объяснить, что Вилкок вовсе не такая, как о ней говорят. Что к плаченым последствиям привел неудавшийся роман с сыном Лета. — Она хотела заставить Ноя ревновать, но потом всё вышло из-под контроля.

Но Трент молчал, напряженно о чём-то размышляя. Высокий лоб прорезали неглубокие горизонтальные морщинки, глаза странно блеснули. Девушка тоже не спешила продолжать разговор, слушала, как вдали стучит по стволу упорный дятел. Она вообще робела перед Вилкоэ, так и тянуло оправдываться и прятать взгляд. Себе Ситэрра объясняла смущение просто — Трент был сильным и взрослым. Рядом с таким парнем была бы счастлива оказаться любая девушка. Даже Принцесса. А он взял и обратил внимание на получеловека, шу.

— Давайте сменим тему, Мари, — предложил, наконец, осу, даря девушке мягкую улыбку, вмиг вызвавшую головокружение. — Не хотелось бы обсуждать лу Ури и причину его трусости. Мы сейчас в похожей ситуации, хотя в нашем случае всё ещё сложнее.

Мари помрачнела, потому что хотела спросить Трента в лоб о том, как он собирается действовать дальше. Но он накрыл её ладонь своей, ласково провел пальцами по коже, и все вопросы вновь остались не заданными.

****

Сентябрь перевалил за половину, но погода стояла не по-Осеннему тёплая. Злат, впервые став сезонным правителем Левии, старался компенсировать дурное настроение Агуста и дарил стихийникам и людям один солнечный день за другим. А дожди, несущие почве влагу, проливались быстро и исключительно по ночам.

Временные ученики академиков на занятиях с тоской поглядывали в сторону окон. Яркое солнце манило на улицу, напоминая, что очень скоро небо затянут традиционные для Времени Года серые тучи, и уже точно не нагуляешься. Но педагоги не разделяли рвения подростков, сердито привлекая внимание к себе. Больше всех разъярилась Ловерта, задернула шторы, чтобы ничто не отвлекало ребят от трудных уроков. Задания, и впрямь, становились всё сложнее. Ведь до испытаний оставалось меньше месяца, а юным стихийникам ещё столько предстояло выучить.

Мари вела себя на занятиях не лучше Ноя. Погружалась с головой в собственные мысли. Не слышала ругани педагогов в адрес нерасторопных яу. Не замечала гневного взгляда Ловерты, прожигающего её саму. Теперь Ури приходилось толкать подругу в бок, чтобы вышла из спячки хоть на мгновение.

Тисса появлялась лишь по вечерам. Начался учебный год в Академии Стихий. Последний для дочери Весны. Приходилось совмещать собственное образование с наставнической деятельностью. Ловерта, скрепя сердце, разрешила Саттер покидать Замок после уроков. Ей самой, как и многим другим преподавателям, приходилось работать на два фронта.

А однажды дверь распахнулась, и бочком, стараясь ступать как можно тише, в класс просочилась белокурая девочка с двумя косичками — та самая, которая задавала Мари вопросы на показательном уроке. Потупив взгляд, пережала Ловерте записку и легким ветерком сгинула прочь. Пока заместительница директора, хмурясь, читала послание, Ситэрра успела "проснуться" и даже мысленно выдвинуть несколько предположений о катаклизмах, случившихся за задернутыми шторами окнами. Но всё оказалось ещё хуже. Ведь кошмар приготовили для неё одной.

— Ситэрра, на выход, — приказала Корделия, пряча лист в карман.

По спине прошел нехороший холодок, будто за шиворот плеснули ледяной воды. Должно было стрястись что-то серьезное, чтобы заместительница директора позволила кому-то покинуть класс — и неважно ученик это или наблюдатель Дворца.

Худшие ожидания оправдались сразу же. На улице ждал Грэм очень похожий на самого себя в первые недели знакомства — хмурый и крайне недовольный.

— Идём, — коротко кивнул он, не сочтя нужным здороваться с лучшей ученицей.

— Куда? — спросила Мари, послушно засеменив следом. С таким Илларой пререкаться и спорить показалось самоубийством.

— Домой, — учитель ответил нехотя, сквозь зубы. — Тебя хочет видеть Инэй. Срочно.

Вот теперь стало совсем нехорошо. Ноги невольно начали заплетаться.

— Но я ничего не сделала, — пролепетала девушка, судорожно пытаясь сообразить, в каком именно грехе собирается обвинить её Король. Неужели, Роксэль всё-таки рассказала про видение об Эзре и Снежане? Или дело в несуществующем романе с Яном? Или причиной Королевского гнева стал Трент? Лоб мгновенно покрылся испариной. Если верно последнее предположение, то проще сброситься с крыши Зимнего Дворца. Ведь если её попытаются разлучить с Вилкоэ, жизнь потеряет смысл.

— Боюсь, что сделала, Ситэрра. И если всё окажется правдой, значит, я ошибся в тебе. Мне жаль, но Инэй запретил говорить о предмете разговора заранее, хочет увидеть реакцию собственными глазами. И я его отлично понимаю.

Мари замолчала. Шла рядом с учителем, глотая слезы, пока преодолевали полутемные коридоры в доме совета и потерянный "Путь Королей". Девушка почти приготовилась встретиться с ледяными синими айсбергами, искрящимися от гнева или ярости. Но никак не ожидала, что Его Величество будет находиться в зале не один. И тем более, даже в страшном сне не могла предположить, кто именно составит Королю компанию. Громко ахнула и застыла на выходе из Зеркала, а руки взметнулись к губам. Глаза, испуганно хлопая, впились в бледное ухмыляющееся лицо Эльмара Герта.

— Вам нужны ещё доказательства, Ваше Величество? — каркающим голосом поинтересовалась бабка навязанного женишка — Оруза, вынырнувшая откуда-то сбоку. Старуха с нескрываемым презрением взглянула на Мари. Впрочем, помимо превосходства в искаженных чертах читалась ещё и радость победительницы. Прищуренные выцветшие глаза, сухие губы и хищный нос словно кричали, мол, говорила же, что отыграюсь.

Но Инэй не смотрел на Орузу. Только на Мари, готовую под этим страшным взглядом растаять прямо тут, как снег на солнцепеке, и растечься по полу. Нет, в синеве не читалась всепоглощающая ярость, только гнев. А ещё, что было куда ужасней — разочарование.

— Зу Герта и её внук говорят, — начал, наконец, Король тоном почти спокойным и лишь самую малость звенящим от злости, — что в прошлом году между этим юношей и тобой, Ситэрра, был заключен свадебный договор. Это так?

Небо! Как же хотелось замотать головой, закричать, что всё сказанное бабкой и внуком ложь! Но две подписи, выведенные её дрожащей рукой, навеки врезались в магическую бумагу. И неважно, что она этого не хотела. Ни тогда, ни сейчас.

Слова не шли. Поэтому пришлось кивнуть, что вызвало тяжелый вдох Грэма за спиной у Короля. Оруза бросила на Иллару негодующий взгляд и закаркала, обращаясь к Инэю:

— Ваше Величество, мы с моим дорогим мальчиком настаиваем, чтобы зу Ситэрра вернулась во Дворец. Негоже невесте благородного сына Зимы разгуливать среди отщепенцев. Кроме того, мы просим разрешения официально объявить о помолвке, чтобы девушка могла приступить к обязанностям.

Мари покачнулась. Мерзкая старуха требовала дать добро на превращение живой стихийницы в игрушку для злого, противного мальчишки. Причем, за два с лишним года до свадьбы. К горлу подкатила тошнота, а потом перед глазами встало лицо Трента в обрамлении огненных волос. Захотелось разрыдаться в голос и кинуться в ноги к Повелителю Зимы. Но прежде девушка сумела шевельнуться, синие айсберги недобро сверкнули, сведя на нет мысли о мольбе.