Опасная красота. Поцелуи Иуды (СИ) - Юраш Кристина - Страница 27

После того, что сегодня произошло, от одного звучания его имени меня начинает легонько потряхивать. Комиссар Шенк был сто раз прав, когда сказал мне держаться подальше от него и от остальных нравственников. Именно это я и собираюсь сделать.

Кастор Трой, уверена, порадуется моим неприятностям. Он сам счастлив будет мне их устроить и, возможно, в эту самую минуту рассказывает Шенку про сейф.

И я даже представлять не хочу, что сейчас думает обо мне Итан Энглер. Мне нужно поговорить с ним — но как это будет выглядеть?

Привет, Итан, ты не подумай, я сплю с офицером Троем, я хорошая, и вообще у меня тут проблемы — из квартиры выселяют. Не мог бы ты одолжить мне двадцать пять миллионов лей?

Нас с бабулей ждет улица и ночлежка, в которой неведомый маньяк жестоко прикончил несчастную Нину Сартр.

Нет, святые небеса, нет… Я этого не допущу!

Я должна принять решение. Должна сделать это сама — и полагаться мне на кого.

Осторожно выбравшись из своего теплого кокона и поставив нетронутый и уже остывший чай на стол, я вернулась с крыши в комнату, встала на колени и нагнулась, заглядывая под кровать.

На миг показалось, что там пусто, но, сунув руку, нащупала гладкий пластиковый прямоугольник визитки и вытащила ее на свет божий.

Пансион Эдны Диофант — было написано на сложном фиолетовом фоне буквами с золотистым напылением. Рядом был изображен золотистый силуэт бабочки. Больше ничего на карточке не значилось, даже адреса.

Я крепко сжала в руке визитку, так, что твердые пластиковые края впились в мою ладонь. Наверное, раз я такая испорченная, похотливая, развращенная и ужасная, туда мне и дорога…

В бордель.

Что ж…

По крайней мере, зато я смогу купить себе колготки «Моншелье», подумала я и… расплакалась.

ГЛАВА 12

Первый урок

Конец февраля выдался ветреным и каким-то нестабильным. То наступала оттепель, то подмораживало, отчего белый выпавший снежок, подтаивая, превращался в воду и грязь, которые, в свою очередь, превращались в лед.

И так по кругу.

Ежась в своем темно-коричневом пальто, расшитом мулине, я быстро шла по улочкам Амнтона, дивясь тому, что здесь, мало того, асфальт был очищен от наледи, так еще и, кажется, подогревался, отчего по тротуару можно было, наверное, ходить даже в туфлях!

То и дело оглядываясь на богатые дома, я чувствовала себя здесь не в своей тарелке. Очень сильно хотелось развернуться и пойти назад, но я понимала, что такой роскоши позволить себе не могу.

Да, пусть мне страшно, но если не пойду до конца — станет еще страшнее.

— Девушка! Девушка, подождите!

Дружинники.

Святые небеса, только не это! Нет…

Они в основном же патрулируют неблагополучные районы, а в таких вот, богатых и фешенебельных появляются редко!

Но двое высоких парней в черных кожаных куртках с фиолетовыми повязками на плече уже спешили ко мне через всю улицу. Возможно, у них тут даже определенное задание — наблюдать за пансионом Эдны Диофант…

Дружиной называлась организация, на добровольных началах помогающая нравственной полиции следить за чистотой нравов. В основном туда шли Знающие люди и десмонды, пламенно уверовавшие во все, что говорил Его Высокопреосвященство, кардинал Коул Тернер. Они обладали довольно широкими полномочиями и, патрулируя город, запросто могли подойти к какой-нибудь девушке и сделать замечание, что она слишком вызывающе одета, а мужчине, что он, например, слишком засмотрелся на проходящую мимо красотку.

И если раньше дружинников можно было встретить довольно редко, и, зачастую, над ними подсмеивались, сейчас ситуация изменилась. Правда, уж к моему-то внешнему виду они вряд ли могли придраться — пальто, которое моя бабушка носила в молодости, явно выдавало во мне натуру добродетельную.

— Куда идете в такое позднее время? — без улыбки спросил тот, что выше ростом. — Вы живете в этом районе?

— Н-нет, — стараясь не выдать испуга, я покачала головой, и каким-то чудом нашлась с ответом. — Я живу далеко отсюда, а сюда приехала в аптеку. Понимаете, бабушке прописали лекарство, которое не в каждой аптеке продается, а тут оно точно есть, я знаю, я звонила!

И чуть дрогнувшей рукой показала им назначение доктора Румкорфа для моей бабули.

Видимо, неподдельная тревога, прозвучавшая в моем голоске, и наивные глаза сделали свое дело, потому что суровый дружинник вдруг улыбнулся и даже сделал комплимент по поводу вышивки на моем пальто.

К слову, комплименты женщинам нравственниками не возбранялись, главное, чтобы они были правильными, корректными и не потакали низменным желаниям и инстинктам.

Протянутую мной бумажку дружинники смотреть не стали, больше расспрашивать и проверять документы — тоже. Улыбаясь друг другу, как лучшие друзья, мы распрощались, а ведь они могли записать в свой отчет мое имя, фамилию, то, где меня встретили, и в какое время.

Что, если бы такой отчет попал на стол Тернеру? Это однозначно навело его на определенные мысли, и мой светлый образ резко потускнел в его глазах…

Но он не узнает. Никто никогда не узнает о том, на что я иду ради того, чтобы сохранить наш с бабушкой маленький уютный мирок.

Все наладится, а, возможно, даже офицер Трой отстанет от меня. В конце концов, у него же нет доказательств, что я влезла в его кабинет… Он может говорить, что угодно, но и я… Ведь я могу все отрицать!

Мысль была новой, пугающей и обнадеживающей одновременно. Обдумывая ее так и сяк, я не заметила, как подошла к знакомому особняку…

Все.

А теперь соберись, Моника! Ты знаешь, ради чего тебе нужно заплатить такую высокую цену…

На миг я вдруг испугалась, что дружинники сразу меня в чем-то заподозрили, усыпили бдительность, а теперь выследили, и со страхом обернулась. Но улица была совершенно пуста.

Собравшись с остатками духа, позвонила. Дверь распахнулась не сразу, как будто мне и вовсе не хотели открывать.

Это была она, знакомая шикарно одетая полноватая дама со сложной прической, которую ей явно делал личный парикмахер, как будто невзначай опустившая однажды визитку в мою потрепанную сумочку.

С того проклятого дня, когда это случилось, и начались мои неприятности.

— В пансионе нет мест, милочка, — проговорила она, смерив меня внимательным взглядом, хотя, могу поклясться, она меня узнала.

Святые небеса, а вот такого поворота я не ожидала! И что мне теперь делать, если Эдна Диофант ясно дала понять, что ее предложение больше не в силе?

— Мне очень нужно, — прошептала я, подавая ей фиолетовый прямоугольник. — Пожалуйста…

— По городу идут слухи о девушке, которая подставила отпрыска самого влиятельного вампирского клана. Милашку подослали к бедняге нравственники, а Его Высокопреосвященство, говорят, сам курировал операцию. Парню предъявлены очень серьёзные обвинения, в том числе попытка изнасилования и… насильного испития крови, — проговорила Диофант, не желая брать в руки протянутую мной визитку. — Мне не нужны неприятности, милочка!

— Кардинал не имеет к этому отношения, клянусь! — глядя ей прямо в глаза, сказала я. — Я пришла сама. Пришла, потому что я больше не могу носить колготки “Любава”! А еще… вот!

Не знаю, каким образом у меня созрело это решение, но я вытащила из сумочки дарственную, которую обманом подписала бабуля. Диофант быстро пробежала глазами первые строчки, и почти сразу подняла взгляд на меня.

— Как причудливо тасуется колода, — с непонятным подтекстом усмехнулась она. — Милая маленькая девочка на службе нравственников… Столько чистоты и неосознанной чувственности — в каждом жесте, в каждом взгляде. Я была уверена, что ты побоишься… Не придешь. Моника, если я правильно помню? Такие, как ты, редко переступают запретную черту, но, если уж переступают, становятся лучшими и вдребезги разбивают мужские сердца. Ты будешь бриллиантом в моем ожерелье, девочка. И первый, самый главный урок у тебя состоится прямо сейчас.

Испуганная, но в то же время завороженная ее словами, “Бриллиантом?” растерянно переспросила я. Все это настолько не вязалось с тем, что я усвоила с детства, что, можно сказать, впитала с молоком матери, и на пару мгновений мне показалось — Диофант надо мной издевается.