Чёрные зеркала (СИ) - Бахтиярова Анна - Страница 73

Элиас бросился за возлюбленной, но он, как и все мы, находился слишком далеко, чтобы успеть. Рашель прикрыла лицо руками и шагнула в покрытое трещинами стекло. Левая половина близнецов впустила ее. Легко. Поглотила жертву и… приняла первозданный вид, будто и не разбивалась.

Все застыли. Но лишь на несколько секунд. Элиас только что беспомощно взиравший на черное стекло, повернулся к нам. Но посмотрел только на старшего брата.

— Марго права. Не упусти еще один шанс.

Сказал и…

— Элиас, не надо! — закричала герцогиня Виктория.

Но правая половина зеркала приняла его. Забрала, чтобы, как и левая, вернуться к жизни…

…Не знаю, сколько времени прошло. Все поочереди ощупывали черное стекло. Стучали в него и кричали. Тщетно. Близнецы не отзывались.

— В них нет жизни, — наконец, проговорила Габриэла похоронным тоном. — Только жизнь Гвендарлин. Элиаса и Рашель больше нет. Смиритесь.

Герцогиня Виктория, рыдая, упала на колени. Я и не представляла, что она может выглядеть такой… разбитой. Сломленной. Рядом опустился белый Эмилио. Крепко обнял мать, разделяя обрушившееся горе.

Меня саму душили слёзы. Я потеряла друга и подругу. Они ушли. Ради Гвендарлин. Ради всех нас. Но от этой мысли не становилось легче. Не зареветь в голос помогала необходимость важных дел. Юмми и Маркус нуждались в помощи леди Виэры. И вероятно, не только они. Если конечно…

— Что с полуцветами? — спросила я Габриэлу.

— Живы. Но кажется мы забрали у них что-то… хм… необратимое….

Я кивнула Ульриху и Брайсу, чтобы озаботились раненными, а сама пошла в угол — освобождать леди Филомену и Грегора Уэлбрука, о которых мы все забыли.

— Мяу!

Из стены выпрыгнул Урсул. Явился лишь, когда опасность миновала.

Вот только… только…

Кот тащил что-то зубами. Призрачного мужчину! Черно-белого призрачного мужчину!

Истинного духа!

Тот не подавал признаков «жизни». И всё же, когда Урсул целиком вытащил его из стены и отпустил, шевельнулся. Застонал, как живой, и рывком взлетел в воздух.

— Прощайте, защитники… — прозвучал тихий, как шелест ветерка, шепот.

Ба-бах!

Истинный защитник Гвендарлин взорвался и рассыпался в прах. Но этот прах не упал. И не исчез. Несколько секунд он кружился над нами, как снег. А потом собрался в переливающийся шар, точь-в-точь, как шары-дары, что веками доставались избранникам в первый рассвет года. Повисел еще с полминуты и ринулся вниз.

Прощальным подарком вошел в грудь Ульриха…

Странная это была ночь. Первая ночь духа после выздоровления Гвендарлин. Больше не существовало в стенах колледжа никакого духа. Истинный защитник погиб, отдав жизнь за нас. Исчезли и основатели, забиравшие энергию учеников и погружавшие их в кошмарные сны. Сегодня никто не спал. Слонялись по сектору в ожидании чего-то необычного, но ничего не происходило. Самая обычная ночь. Как сотни других…

Под утро народ таки разбрелся по спальням, и мы втроем — Ульрих, Брайс и я — собрались внизу, сели на последнюю ступеньку со свечами в руках. Особыми свечами, ведьмовскими, которые Ульрих позаимствовал у матери. Считалось, они освобождают души ушедших от грехов, что те совершили при жизни. На Рашель висел грех — изуродованная соседка, да и Элиас не всегда бывал белым и пушистым, особенно во времена, когда дружил со Свеном и Дэрианом.

Верили ли мы в это ведьмовское предание? Мы сами не знали. Но пропустив прощальный обряд, что устраивали для наших друзей остальные (тогда никому не хватило моральных сил присутствовать), мы хотели отдать дань памяти Элиасу и Рашель. По-своему. Наверное, стоило провести прощание в берлоге, но она опять закрылась и отказывалась нас пускать. Теперь, видно, навсегда.

— До сих пор не верится, — проборматал Брайс, глядя на потрескивающую свечу.

— Не верится, — отозвался Ульрих и сжал мою руку. — Нам еще предстоит научиться с этим жить. Понадобится много времени.

— Не только с этим, — пробормотала я.

Минуло немало дней с ночи, когда замок чуть не погубил всех обитателей, а мне всё ещё чудилась тьма за окнами и чернильные, а то и кровавые разводы на стеклах. По ночам я просыпалась с громкими криками. Снились руки Дарлина на моей шее, а потом горячий прощальный поцелуй в лоб. А иногда я видела, как Элиас с Рашель танцуют в зале близнецов. Вот только не получалось разглядеть их лиц. Словно они уже не совсем они. Просыпаясь, я ревела навзрыд, а Урсул терся об меня, ласково мурлыкая, или принимался вылизывать мокрое лицо.

…Свечи догорели, и мы разошлись. Предстоял непростой день. Уроки по традиции отменили, но нас ждали дела. По большей части неприятные. В спальне я зажгла лампу. Еще одно отличие. Раньше в новолуние не горели ни светильники, ни факелы. Облачилась в ночную сорочку, расчесала волосы перед зеркалом. Взгляд невольно остановился на желтой постели Рашель. Заправленной, будто ожидающей возвращения владелицы. Шкафы ломились от ее вещей, а я понятия не имела, что с ними делать. Никто из педагогов не спешил озадачиваться вопросом. Вот комната и оставалась в неизменном виде, будто моя соседка вот-вот переступит порог.

Это угнетало. Каждую секунду напоминало о гибели Рашель. Но я не смела ничего менять. Словно это разорвало бы хрупкую ниточку, что нас еще связывала…

****

День выдался погожий, солнечный. Народ с утра высыпал на улицу, наслаждаться легким морозцем, дышать зимним свежим воздухом, играть в снежки. И все же по дороге в целительский блок мне то и дело кто-то попадался навстречу. Одни нервно кивали в знак приветствия, другие проскакивали мимо, вжимая голову в плечи, третья заискивающе улыбались в надежде снискать внимание, а, может, и дружбу.

Правда обо мне раскрылась. Спасибо Грегору Уэлбруку. Теперь все знали, что я дочь духа. Дочь основателя, веками недававшего обитателям Гвендарлин жить спокойно. Дочь убийцы. И наполовину дух, способный вселяться в чужие тела. У меня состоялся серьезный разговор с представителями совета Многоцветья. Мне под страхом заточения в темницу запретили пользоваться даром, унаследованным от Дарлина Ван-се-Рмуна. Я не возражала. Сдался он мне. Но окружающие мало верили в мою покорность. Боялись меня, как когда-то Дэриана.

Огорчало ли это? Ни капельки. Мне не нужна свита из трясущихся от страха магов. Не нужно глупое поклонение. Но если хотят, пусть боятся. Это лучше издевательств.

— Доброе утро, леди Виэра, — поздоровалась я с целительницей, предпочтя не заметить недовольный взгляд.

Она считала, мои ежедневные посещения излишни, но не спорила. Предпочитала не перечить. Как и все вокруг. Забавно. Считанные месяцы назад выставила бы вон без разговоров, а теперь лишь проводила хмурым взглядом.

— Привет, Юмми, — я вошла в палату и поставила в вазу свежие цветы, наколдованные Ульрихом, взамен старых, увядающих.

Я знала, что она не ответит. Еще очень долго. Леди Виэра не могла помочь старосте светлых, а Габриэла твердила, что нужно набраться терпения, браслет только начал входить в плоть. Браслет, что изначально предназначался Рашель. Он признал Юмми достойной спасения. Пока светлая девчонка выглядела, мягко говоря, не очень. Лицо бледное, губы серые, под глазами круги. Но я знала, это изменится. Однажды.

— Ночью ничего не случилось, — поведала я, присаживаясь на стул рядом с кроватью.

Целительница уверяла, что Юмми ничего не слышит, но я всё равно приходила день за днем и разговаривала с ней. Рассказывала последние новости.

— Брайс, по-прежнему, почти не разговаривает. Ульрих делает вид, что всё в порядке. Ради меня. Но мне это не нравится. Я же не хрустальная ваза. Вчера нам объявили, что истинные ведьмы и ведьмаки будут официально учиться в Гвендарлин. Но, скорее всего, не со следующего семестра, а со следующего года.

Работы предстояло немало: совету Многоцветья принять необходимые законы, чтобы узаконить существование истинных ведьм, а всем остальным магам осознать и смириться с этим фактом. В Гвендарлин никто не возражал после воистину чудесного спасения благодаря ведьмовскому обряду и жертве полуцветов. Но в стране хватало недовольных. Мол, истинные ведьмы и ведьмаки скрывались три столетия. Кто знает, на что они вообще способны. Учебники истории гласили, что маги проигрывали им войну.