Князь... просто князь (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 19

Тот отскочил на пару шагов назад. Захлопал глазами.

И вновь получил кулаком по лицу. Только теперь уже в нос. И тоже хороший удар, в который Ярослав вложился корпусом.

Гончар попытался отмахнуться от него копьем. Но вяло. Наш герой перехватил древко, дернул на себя и, выхватив копье из рук противника, сломал о колено. После чего отбросил.

Гончар зарычал и попытался ударить его щитом. Наотмашь. С размаху.

Шаг назад.

Достаточно тяжелый щит погудел рядом, но мимо. И по инерции развернул парня спиной к Ярославу. И он, не растерявшись, дал гончару пинка от всей души. От чего тот полетел вперед. Споткнулся. И рухнул в грязь.

— Тварь! — Прорычал гончар, пытаясь встать. Заодно нащупывая вылетевший из рук щит.

Ярослав молча наблюдал. И не мешал.

Наконец тот встал. Потряс головой, приходя в порядок. И тут же получил в челюсть. Хороший такой удар. Смачный. Отчего всплеснул руками, отступая назад и снова потерял щит, вылетевший из рук.

— Успокоился? — Холодно поинтересовался Ярослав, рассматривая как его противник размазывает по лицу грязь с кровью.

— Убью! — Взревел гончар вместо ответа и, выхватив из-за пояса небольшой, грубо сделанный нож, бросился на нашего героя.

Но ничего не вышло. Этот бедолага шагнул вперед. Поскользнулся на какой-то субстанции и рухнул лицом в грязь. Причем очень неудачно рухнул. Он пытался выставить перед собой руку, ту самую, что была с ножом. И…

В общем рухнул. Вздрогнул. Зарычал. Засучил ножками. И перевалившись на бок выдернул из груди нож. Скрючившись. Захрипел. И, наконец, затих.

— Что с ним было? — Спросил Ярослав у старшего гончара. — Он словно наркотиков объелся.

— Что такое наркотики?

— Еда такая. От которой мир меняется. Ты можешь без повода безудержно веселиться, плакать, пугаться видений, бегать за несуществующими грезами. Опасная вещь.

— Дурман трава? — Спросил, стоящий рядом незнакомый волхв, недавно прибывший откуда-то с запада. Тут иногда такие приходили.

— Да. Но там не только дурман трава. Разное встречается. Например, молочко одних южных цветов, сок определенных деревьев или корешки. Даже те же грибы, мухоморы.

— Понятно, — кивнул он с явным интересом в глазах. — Но не думаю, что это был дурман. Он второй день словно одержим.

— Да, да, — начали этому волхву вторить другие.

— Бесновался. — Веско отметил грек-священник.

— Так сын у него умер.

— И что? — Воскликнул кто-то из толпы. — У меня и сын, и дочь умерли. Тоже от этой заразы. Но я же на людей не бросаюсь.

И защебетали словно галки у ювелирного магазина.

— ТАК! — Громко произнес Ярослав. — Вы все видите — болезнь людей с ума сводит. Кто посильнее духом — тот держится. Кто слабее — ума лишается. Это плохо.

— Так кто же спорит? — Кто-то крикнул из толпы.

— Конечно плохо. — Вторил ему еще один.

— Чего от болезни радоваться то? — Спросил тот самый волхв.

— Поэтому болезнь нужно прекращать, — жестко и веско произнес Ярослав.

— Так как ее прекратить-то? — Спросил кто-то.

— На все воля Бога! — Назидательно произнес священник. — Болезни только по их воле приходят и уходят. Это кара за грехи наши!

— А свобода воли у нас на что? — Холодно поинтересовался Ярослав. После чего развернул бурную деятельность по противодействию распространения инфекционной эпидемии. Все что знал. Знал он немного, но явно больше, чем окружающие. И сильно больше. Точнее сказать, попытался развернуть бурную деятельность. Люди, как и прежде, оказались не готовы были принимать ни нормы санитарии, ни прочие нюансы. Но Ярослава побаивались. Слишком уж показательным был поединок с гончаром. Он явно говорил о том, что Боги на стороне конунга. Причем явно.

Так что худо-бедно общая гигиена стала подтягиваться. Во всяком случае Ярослав стал прогонять через баню все население дважды в неделю. Плюс поднялась частота мытья рук и кипячения воды. Не так, чтобы стать повальным явлением. Нет. Но на волне страха за свое здоровье люди стали охотнее подчиняться странным требованиям. И это достаточно быстро стало сказываться на общей ситуации. Хотя, возможно, сказался еще и тот фактор, что болезнь пошла на спад в силу того, что ей уже переболело большая часть населения. И какой-никакой, а иммунитет к этой заразе выработался.

Больше всего Ярослава напрягало то, что поражение случилось в конце октября, когда урожай уже был собран. Он просто не помнил ничего о том, сколько времени сколько эти бактерии живут на продуктах для питания[2]. Конечно, тоже зерно сырым не ели. Его варили. Но перед варкой с ним контактировали. И оно могло выступить как источник вторичного заражения… и даже третичного. Поэтому он так настаивал на мытье рук.

Урожай…

Для Ярослава это была боль… настоящая боль…

В чем, в сущности, заключалась проблема?

Метод хозяйствования, который наблюдался в этих краях в середине IX века мало отличался от такого же времен неолита. То есть, представлял собой характерный такой формат раннего земледелия подсечно-огневого типа. Выжигался участок леса. Кое-как расчищался. Рыхлился мотыгами. После чего засеивался самым примитивным образом. На следующий год заново. Потом еще. Потом выжигали новый участок. При этом для засева использовали только весьма ограниченные по площадям речные террасы. Водоразделы же и удаленные от рек земли практически никак не использовались из-за проблем с логистикой и сложностей в освоении.

Как несложно догадаться, ни плуга, ни сохи при таком методе хозяйствования не применялось. Да и с тягловой живностью были проблемы, что только усугубляло проблемы с логистикой. Ведь пастбищ особенных то и не имелось из-за острого дефицита территорий. Лес, посевы да подлески. Просторные поля для вольного выпаса практически полностью отсутствовали. Разве что поймы рек, но много ли там прокормится?

Да, теоретически можно было бы попытаться внедрить и тягловую скотину, и соху, и даже плуг. Что резко бы увеличило эффективность труда. Но это влекло за собой другую проблему. Все дело в то, что выжженные от леса территории требовалось расчищать от пней да корней. Для чего была нужна достаточно высокая концентрация рабочих рук, мотивация и инструменты. В общем — та еще задача. Особенно при сохранении посечно-огневого земледелия, которое вынуждало очищать новые участки каждый несколько лет. А старым давать вновь зарастать лесом. Тот еще мартышкин труд.

Как следствие местное хозяйство давало очень мало прибавочного продукта. Что, кстати, и тормозило естественное автохтонное зарождение государства. Не с чего. Из-за паталогической нищеты имущественного разложения в племени не происходило. Что не давало специализации и какого-то значимого количества освобожденных от добывания еды людей, без которых формирование государственных институтов технически невозможно.

Низкая эффективность хозяйства вела к низкой плотности населения. Да, радикально большей, чем у охотников-собирателей. Но все равно, Гнездо с его неполной тысячей голодных ртов выступало феноменом региона. Ведь в него требовалось свозить продовольствие с очень большой территории. По чуть-чуть. И не потому, что люди не хотели продавать или обменивать его на ремесленные товары. Нет. Они бы и рады, но у них просто самим не хватало еды, вынуждая с голода перебиваться на недоедание.

Казалось бы, у Ярослава были тузы в рукаве: картофель, подсолнечник, кукуруза, современные сорта пшеницы, ячменя, овса и гороха. Он все что мог высадил в первый же год и как мог культивировал. Но с тех трех клубней, что он поначалу высадил в импровизированные кадки, сейчас, спустя три года у него имелось менее двадцати килограммов картофеля. А кукуруза едва вызревала. Да, на дворе был средневековый климатический оптимум с его достаточно мягким климатом. Но все равно — вызревала она очень плохо из-за чего семена всходили слабо в условиях верхнего течения Днепра.

Безусловно, все эти культуры были настоящим откровением для местных. Даром небес. И он даже устраивал им демонстрацию, угощая старейшин и картофелем, и горохом, и кукурузой и прочим. Но дело это никак не двигало.